На вопрос, как удалось захватить Четвертного, главарь ответил: «Выскочил. Пистолет наставил. В героя решил поиграть. Луженый до ветра ходил. Возвращаясь мента увидел, размахивающего пушкой, долбанул по темечку лопатой. Стволы забрали, ксиву спрятали там же, за поленницей».
Позже были найдены и документы, и пистолеты, что не только подтвердило правдивость показаний главаря банды, но и загнало следствие в тупик. «Зачем Четвертной полез на рожон? Что заставило выйти из укрытия? Почему бандиты не говорят, кто убил? А главное, куда делся пятый? И где тот, при ком был арбалет?» Ни на один из вопросов у следователей не нашлось ответа. Чувствовалось, что бандиты чего-то недоговаривают. Но что и почему? Больше всего подходила версия, что боятся.
– Дилемма, – помнится, произнес тогда Мостовой. – Человек обречен, высшей меры не избежать. Зачем молчать, когда есть возможность облегчить душу? Нет же, уверяют, что не было пятого.
– И заметь, – выслушав Федора, подвел черту начальник отдела. – Позиция не одного, а всех четверых. За тридцать лет службы в органах я с такой солидарностью сталкиваюсь впервые.
Что насчет отхода из Потапово? Оказалось, никуда банда не отходила. Обнаружив в кармане Четвертного удостоверение сотрудника особого отдела МУРа, бандиты поняли: еще немного, дом, в котором собирались просидеть сутки, будет обложен со всех сторон. Выход один – бежать. Но куда? Дорога в поселок блокирована. Вплавь через озеро? А одежда, оружие? Опять же, вода холодная, февраль, даже не май. Приняли решение идти в обход.
«Мы не знали, что озеро вытянутое, – рассказывал Длинный. – Чтобы обойти, потребовалось бы часа три. Поняли, когда добрались до берега. Испугались. Кому охота за здорово живешь идти под статью, к тому же расстрельную. Лодку увидели, обрадовались, думали, что спасены. Хрен там. Раскинув мозгами, поняли: выход к трассе перекрыт, из деревни не вырваться. Натоптав возле берега, залезли в лодку. Проплыв сто метров, причалили. Лодку утопили. Сами огородами к ближайшему дому. К счастью, тот оказался заброшенным, не пришлось никого ни связывать, ни убивать. В дом входить не стали. Схорониться решили в погребе. Привязали крышку веревкой к поленнице, дернули, дрова завалили крышку. Захоти мусора проверять близлежащие строения, вряд ли кому в голову могло прийти, что под сваленными в кучу дровами спрятан вход в погреб».
Расчет оказался верным. Зачистка домов не дала результата. К тому же проверять не было надобности, все были уверены, что банда переправилась на противоположный берег.
«Поначалу надежды не было никакой, – рассказывал другой член банды. – Но спустя какое-то время поняли: сработало. Выбирались по одному, с интервалом в час, так больше было шансов добраться до города незамеченными».
Мостовой был в шоке. Взять всех и не получить ничего. Последней каплей стал допрос Мытника. При намеке на связь с бандой Натан пообещал поднять такую бучу, что не поздоровилось бы ни Мостовому, ни начальству. То, что еврей сделает все, чтобы не дать опорочить свое «честное» имя, сомнений не было. Мытник знал: у следствия нет ничего, что могло заставить говорить правду, ни единой зацепки, кроме кожаных плащей, что Мостовой видел на вешалке в коридоре. Была попытка уговорить прокурора дать разрешение на обыск, но тот и слышать не захотел, аргументировав отказ отсутствием оснований.
––
Подойдя к окну, Мостовой раздернул шторы. Лучи уходящего за горизонт солнца ударили по глазам так, что пришлось зажмуриться. Захотелось приоткрыть окно. Он даже успел потянуть на себя ручку, как вдруг проснувшийся от получасовой спячки телефон напомнил о себе протяжным надоедливым звоном.
Звонил начальник отдела криминалистики, которого Мостовой лично попросил проверить записную книжку.
– Товарищ полковник! – Торжествующе проговорила трубка. – Кораблев говорит.
– Я понял.
– Необходимо встретиться.
Внутри у Мостового похолодело: «Неужто надыбал что?» Стараясь не выдавать взбунтовавшихся внутри эмоций, решил не спешить.
– Ты на часы смотрел? – Произнес Мостовой голосом, отражающим больше безразличия, чем внутреннего воодушевления. – Рабочий день закончился два часа назад.
– Но вы, же на месте. И потом сами просили, разобраться с записной книжкой.
В душе у Мостового вновь похолодело. Только на этот раз холод был скорее приятным, чем отрезвляющим или предостерегающим.
– Нашел что-то интересное?
– Еще, какое интересное! – Причмокнул от удовольствия в голос.
– Тогда жду. И не забудь захватить лимон, а то, кроме коньяка, что стоит у тебя в шкафу, мне угостить нечем.
– Понял! – раздалось смешливое в трубке.
Глянув на телефон, Мостовой задумался: «Кораблев нашел! Интересно знать что? Я на три раза проверил, ничего такого, что могло дать хоть какие-то объяснения».
Взгляд коснулся стакана с лежащей поверх сигаретой. «Надо убрать, – подумал Федор Николаевич. – Хотя нет. Пусть стоит. Глеб принесет коньяк, будем поминать Четвертного вместе».
Глава 3. «Сефер млахим» – тайна записной книжки
С Кораблевым Мостовой был знаком двенадцать лет. Работая начальником районного отдела милиции, он еще тогда заприметил полного, вечно потеющего курсанта университета МВД, который был направлен в отдел для прохождения преддипломной практики. Что-то подсказывало, что из парня может получиться неплохой криминалист – слишком дотошным показался Мостовому Кораблев.
К тому же начальник лаборатории, под чьим руководством работал молодой специалист, жаловался: «Заколебал вопросами. До всего есть дело. А еще от него постоянно несет потом». Действительно, от Глеба несло потом так, будто тот проскакал сто миль за раз.
Но ведь на ум потливость не влияла. Кроме того, с проблемой своей Кораблев боролся, как мог: дезодоранты разные, присыпки. Толку, правда, никакого, не считая, что запах становился еще невыносимее.
Что касается знания дела, здесь Глеб давал сто очков вперед как сокурсникам, так и сотрудникам, отработавшим в отделе по году, а то и по два. Превосходил он однокашников и в стремлении познания новых, более современных способов экспертиз. С радостью оставался, когда поступало срочное задание. И, что особенно важно, был на «ты» с техникой.
Когда наступило время окончания практики, тот же начальник отдела, что жаловался на дотошного практиканта, сам пришел к Мостовому с просьбой подписать на имя ректора письмо – «Направить Кораблева для прохождения службы в их отдел».
– Криминалист от бога, – уверял майор. – Ему бы опыта и расторопности – цены парню не будет.
– А как же запах пота? – напомнил Мостовой.
– Пусть воняет. Главное, чтобы дело знал. Встретит женщину, та полюбит таким, какой есть – от потливости не останется и следа.
Слова майора оказались пророческими. Кораблев встретил ту, которая полюбила его таким, какой он есть. Произошло это на восьмом году службы.
Год назад Кораблев получил капитана. Ума палата, союз таланта и доброты. Можно было понять радость сотрудников отдела, когда генерал подписал приказ о назначении Глеба на должность старшего криминалиста.
––
Глеб не вошел в кабинет – ворвался. Тучный, пыхтевший, как паровоз, с трудом уместившись на просторном стуле, он загадочно глянул на Мостового.
– Не записная книжка, товарищ полковник, набор секретов. Кроме того, что записи зашифрованы, есть нечто такое, на что вам нужно обратить внимание.
Заняв место за столом, криминалист, листая книжку, задерживал взгляд то на одной странице, то на другой. Найдя, что искал, протянул Мостовому.
– Здесь нет листка. Вырвали. И вырвали, я так полагаю, специально.
– Ты хотел сказать, намеренно?
– Да, намеренно. На листке был набор знаков. Не цифр, не букв, а именно знаков.
– Шифр?
– Что не номер телефона и не номер банковской ячейки – это совершенно точно.
– Поясняй?
– Знаков пять. Телефонные номера в Москве семизначные. Есть города, в которых шестизначные, но никак не пяти. С банковскими ячейками еще проще: кроме цифр те разбавлены буквами.
Поправив очки, Мостовой поднял книжку, чтобы осмотреть страницы на свету.
– Продолжай.
– Рассмотреть знаки удалось при помощи микроскопа. Вырваны не один и не два листка – четыре сдвоенных. Микроскоп разглядел два наложенных друг на друга ряда знаков. Вырвали четыре листка специально, чтобы нельзя было прочесть запись. Кроме того, первый ряд наложился на второй, маскируя всю запись.