Книга царей

Раскрыв папку, Кораблев вынул лист и положил перед Мостовым. Полковник, глянув, перевел взгляд на криминалиста.

– Что это?

– Расшифровка записи – ????? ????????, ,???????? ?? ???????? ??

– Книга царей? – прочел вслух Мостовой.

– Да. «Книга Царей». Ее еще называют «Царь-Книга». Как «царь-колокол», «царь-пушка», – воодушевляясь, произнес Кораблев. – Хранится книга в Третьяковке. Десять тысяч страниц с семнадцатью тысячами миниатюр. Издана по приказу Ивана Грозного.

– Грозный издал, а запись не на русском?

– Иврит. Первый набор знаков означает «Сефер млахим». Второй – две книги – Цари I и Цари II. А все вместе – «Книга Царей».

– Иврит… «Книга Царей», – разглядывая запись, пробубнил Мостовой.

– Еще я не уверен, что книжка потеряна, – произнес Кораблев, не обращая внимания на то, насколько растерянным выглядит полковник.

У Мостового брови прыгнули вверх.

– Когда что-то теряют, – продолжил криминалист, – на наружной части остаются частицы инородных тел: трава, грязь, вода. Здесь же, кроме травяного покрова, не обнаружено ничего. Несоответствие фактов плюс показания свидетелей дают право утверждать, что записная книжка подброшена специально.

– Подбросили после того, как на месте преступления поработали криминалисты? Зачем?

– Чтобы не подобрал тот, кому книжка могла оказаться без надобности.

– Или чтобы дошла до наших рук.

– Возможно, и так.

¬– Если так, – глядя в глаза Кораблеву, Мостовой произнес фразу, к которой готовил себя заранее, – напрашивается один вывод: подбросив книжку, некто подсказывает нам, в каком направлении двигаться. Чтобы подсказка не выглядела явной, уничтожает запись. Не до конца. Вроде, вот тебе, полковник, ниточка, а что касается клубка – распутывай сам.

– Скорее всего.

Поднявшись, Кораблев вышел из-за стола. Не забыв вернуть стул на прежнее место, стоял и ждал, когда полковник скажет заключительное слово.

Мостовой не торопился. Он словно чувствовал: у Глеба есть что-то, о чем тот не спешит докладывать.

– Не нравится мне твой взгляд, майор, – произнес Федор Николаевич, глядя криминалисту в глаза. – Вроде, обосновал, в глазах растерянность. Утаил чего?

– Чего таить?

Кораблев сдулся настолько, что, обмякнув, стал похож на детский шарик, из которого вышла половина воздуха.

– Столько лет вместе. К тому же ваше умение видеть человека насквозь…

– А если по делу?

– По делу нет уверенности в правильности полученных результатов. Надо еще раз проверить.

– Ты, майор, как угодивший в плен партизан. Не молчишь, но в тоже время, ни слова конкретики.

– Микрочастицы на обложке записной книжки совпадают с микрочастицами одежды Мытника, что дает право утверждать о принадлежности данной вещицы покойному.

– Эка невидаль, я сразу сказал, что книжка Натана.

– В таком случае, зачем понадобилось брать, а затем подбрасывать?

– Значит, было зачем. Преступники тоже думают, коли думают, строят предположения.

– Понимаю. Непонятно другое – кроссворд, что загадал Мытник, может угодить в раздел тех, что не подлежат разгадке.

– А вот тут ты, брат, загнул, – засовывая книжку во внутренний карман пиджака, произнес Мостовой. – Неразгаданный кроссворд не есть признание слабости. Завтра встречусь со специалистом, поспрашиваю по поводу «Царь-Книги». Там, глядишь, Черкашин с Гладышевым чего-нибудь накопают. Кроссвордик – то и раскроется.

– Пока будем ждать, преступники усложнят правила игры, а то и хуже – вставят в кроссворд вопрос, ответа на который не существует в природе.

– Тогда это будет не игра, а война. Война по правилам закона.

– Закона?

– Да. Придуманного системой, которая создавалась веками и в которой мы с тобой не винтики и не болтики. Случись так, что система даст сбой – кто встанет на защиту закона? Ты и я. Ты как криминалист, я как чистильщик.

– Чистильщик!? – улыбнулся Глеб. – Красивое название! Жалко только, что ассоциируется с мусорщиком.

– А мы и есть мусорщики, – ухватился за произнесенное криминалистом сравнение Мостовой. – Помогаем людям освобождаться от мусора. Не от того, что валяется на тротуарах, а от того, что прячется по углам да по воровским «малинам». Задача архисложная, бороться становится все сложнее и сложнее. Вставшие на путь преступлений люди уже не те, что двадцать лет назад – грамотные, образованные.

– Но мы-то тоже не лаптем щи хлебаем.

– Верно, не лаптем. Только двигаемся не с той последовательностью, с которой должны двигаться. Не в меру гуманные, демократия, человеческое достоинство, презумпция невиновности…

– Все равно, – удовлетворенный исходом разговора, почесал затылок Кораблев. – Приятно ощущать себя частицей механизма, когда знаешь, что от труда твоего зависит развитие системы.

– Приятно не то слово! – Произнеся это, Мостовой показал глазами на коньяк. – Ну что, по пятьдесят грамм?

– Спасибо, – улыбнулся как факир Кораблев. – Когда попадают такие улики, как книжка Мытника, я ни о чем, кроме как о спрятанных секретах, думать не могу.

Сделав шаг в сторону двери, Глеб обернулся и произнес:

– Что касается «Книги Царей»… Если вам интересно мое мнение, не все в истории с записной книжкой так просто, как кажется на первый взгляд. Искать надо начинать оттуда, откуда ветер подул, а ветер подул от записи на иврите.

Оставшись один, Мостовой представил вышагивающего по коридору Кораблева, путь которого заканчивался перед белой дверью, похожей на больничную. Надпись «Посторонним вход воспрещен» гласила: вход разрешен только избранным.

«Отдел криминалистики! – Подумал полковник. – Мир полу искусства и полу науки».

Вспомнились слова Шекспира: «Быть или не быть?». «Быть, чтобы жить или жить, чтобы быть?» – перевел на понятный ему одному язык Мостовой.

В ответ тишина и надпись: «Посторонним вход воспрещен».

Сон сморил почти сразу. Стоило подойти к дивану, прилечь, закрыть глаза.