Филиал. Истории для кино

– Придет?

– Не знаю… – замялся Ганичев.

Но тут Сокольникова отвлекли, он пошел настраивать аппаратуру, а Ганичев возвратился в фойе.

Рядом со стойкой буфета расчехляли инструменты трое: трубач, кларнетист, тромбонист. Начали пробовать звук, подстраиваясь друг к другу. Толпа расступилась полукругом, поняв, что они собираются играть.

– Банджо есть? – крикнул трубач в толпу.

– Есть! – сорвался с места Кротов.

– Сиди! – цыкнула на него Люси, но поздно. Кротов выскочил к музыкантам.

– Я сыграю!

– А инструмент?

– Мендель, я же просил тебя! – в отчаянии крикнул Кротов.

И тут же, откуда ни возьмись, появился сияющий Менделев с банджо на вытянутых руках.

– Помни про тремор, – шепнул он Кротову.

– Иди ты!

– «Олл оф ми» знаешь? – спросил трубач Кротова.

– Ну!

– Поехали.

Они заиграли. Кротов старался. Он побледнел, закусил губу.

Люси в волнении смотрела на мужа. Да и все «бывшие» волновались, как бы оценивая свои собственные возможности: смогут ли сыграть сегодня.

В толпе перешептывались любители.

– Кто это на банджо?

– Первый раз вижу.

– Мальчишки! – бросил кто-то. – Это же Витя Кротов.

– Да ты что! Кротов давно сгинул.

– Кротов это, факт. Послушай звук.

Началась импровизация тромбона. Трубач отнял инструмент от губ, шепнул Кротову:

– Лажаешь, старичок.

– Сейчас, сейчас… – у Кротова пот выступил на лбу. Он играл, мучительно вспоминая прошлое.

– Вот так лучше, – сказал трубач.

Ганичев, поначалу наблюдавший за Кротовым с тревогой, улыбнулся с облегчением. Понял: музыка в пальцах осталась.

Из зала вышел распорядитель.

– Стоп! Стоп! Что за самодеятельность? – накинулся он на музыкантов. – Наиграетесь. Целая ночь впереди. Прошу всех в зал! Занимайте места согласно билетам!

Публика повалила в зал.

Гостей встречал приветственным маршем диксиленд Сокольникова на эстраде.

Ганичев усадил «бывших». Им достались места за предпоследним от эстрады столиком.

Закончив марш, Сокольников со своими музыкантами занял место за ближайшим к эстраде столиком. Назад он демонстративно не смотрел.

– Юрик, вы сказали Леше, что мы пришли? – обеспокоенно спросил Баня.

Ганичев поежился. Ему не хотелось никого огорчать.

– Да… То есть нет. Он еще не знает.

– Хоть бы башку повернул! – сказал Кротов.

– Генерал… – заметил Герасимов.

– Леха! Сокольников! – крикнул Кротов, но его крик утонул в общем шуме.

– Не надо кричать. Он прекрасно все видел, – тонко улыбнулся Менделев.

Вокруг рассаживались, произносили первые тосты…

На эстраду взошел распорядитель.

– Начинаем наш традиционный джем-сейшн, посвященный закрытию фестиваля «Осенние ритмы». Первое слово Костюшкину… Он вчера саксофон новый купил… Миша, давай! Сам скажешь, с кем будешь играть.

– Миша, со мной! – крикнул кто-то.

На эстраду поднялся Костюшкин с саксофоном. Подошел к микрофону и, вглядываясь в зал, принялся выбирать себе партнеров.

Он называл их, и они выходили на эстраду с инструментами.

Джем начался!

Чувствовалось, что все друг друга хорошо и давно знают – со всеми слабостями и недостатками. После импровизаций хлопали, свистели, обменивались одобрительными возгласами. Кто-то сидел, погрузившись в свои думы. Давно не видевшиеся друзья разговаривали, отрешившись от всего. Жены и возлюбленные музыкантов были активны, чокались, смеялись, звали кого-то…