– Как ты считаешь, этот случай говорит в пользу спиритизма? Я думаю, да, поскольку душа Леонардо не солга…
– Венедикт вернулся, – внезапно тихим голосом перебила его Валерия.
– Что? Венедикт? Какой… Ах, Венедикт!..
Лицо Иннокентия на мгновенье омрачилось. Он пробарабанил пальцами по столу, что-то обдумывая, потом обратился к камердинеру.
– Николай, будьте добры, у меня в библиотеке над столом, третья полка. Черный кожаный альбом. Принесите, пожалуйста…
Камердинер удалился.
Несколько секунд длилось молчание.
– …Хм… Я не понимаю… Почему ты так взволнована? – наконец начал он. – Дела давно минувших дней, преданья, так сказать…
Вернулся камердинер с толстым кожаным альбомом. Иннокентий положил его себе на колени, отодвинувшись от стола, и раскрыл. В альбоме были акварели, изображавшие человеческие фигурки в саду, берег пруда, качели, особняк…
– Как я писал… – покачивая головой приговаривал Иннокентий, перелистывая альбом. – Боже мой…
На одном из разворотов альбома находился сложенный вчетверо лист бумаги. Иннокентий развернул его и прочел:
– «Мой любезный и единственный друг! С горечью извещаю тебя, что я принял решение покинуть родину…»
Акварель в альбоме, изображавшая зимний лес с тяжелыми синеватыми шапками снега на ветвях елей, ожила и открыла заснеженную аллею, окруженную зимними деревьями, по которой двигался юноша в студенческой шинели и фуражке.
Ветер сметал с веток снег, кружил метелью.
Навстречу издалека приближалась фигура другого юноши, который был в шубе и в меховой шапке. Они встретились на деревянном мостике, перекинутом через замерзшую речку.
Несколько мгновений они смотрели в глаза друг другу, потом обнялись. Что-то было сказано между ними, какие-то короткие слова, но их не слышно было по причине завываний ветра. Потом, резко повернувшись, молодые люди разошлись в разные стороны.
Валерия вошла в особняк, принадлежащий ее матери, – старый деревянный двухэтажный дом на Каменном острове. Ее встретила пожилая служанка, ее бывшая няня. Кланяясь и целуя Валерии руки, няня приговаривала:
– Лерочка, золотце, светик наш ясный… Пошто так редко заходишь?
– Ой, нянюшка, времени все нет.
– Чай по балам…
– Матушка дома?
– Где ж ей быть? Она ныне все больше дома… Кыш! Кыш, вертихвостки! – отогнала она нескольких кошек, сбежавшихся тоже встречать Валерию.
Это был настоящий кошачий приют. Пока Валерия поднималась на второй этаж к матушке, она встретила, наверное, с полдюжины кошек, которые располагались в самых неожиданных местах этого старинного особняка.
Матушка встретила дочь, сидя на софе в окружении кошек, которым она повязывала банты.
Они расцеловались.
– У нас сегодня день рождения Макса, – матушка указала на пушистого белого кота, лежащего на подушке. На коте было что-то вроде орденской ленты.
– Поздравляю… – Валерия рассеянно улыбнулась. – Maman, вы помните Венедикта?
– Венедикта? – матушка вопросительно подняла брови. – Ах, Венедикта! Помню, конечно! Он сватался к тебе, не правда ли? Сколько же времени прошло?
– Пятнадцать лет, – быстро ответила Валерия.
– Господи, как время летит! – вздохнула матушка.
– Maman, мне необходимо письмо…
– Какое же?
– Ну как же! Помните то письмо, в котором Иннокентий и его друг… – она замялась. – Письмо, с которым я пришла к вам. Письмо, которое решило мою судьбу…
– Ты недовольна своей судьбой? – спросила матушка.
– Нет, не о том речь. Я счастлива с Иннокентием… Но я хотела бы взглянуть на то письмо.
– Изволь, – пожала плечами мать.
Она подошла к комоду, отперла один из ящиков ключом, выдвинула его и принялась рыться. Предметы, которые она при этом извлекала и клала на верхнюю крышку комода, были весьма неожиданны, если не сказать больше.
Здесь были золотой портсигар, иконка в окладе, фотографические карточки молодых офицеров, какой-то чулок, который матушка некоторое время с удивлением рассматривала, опознавая, колода карт, засохшая хризантема, записная книжка с золотым тиснением… Последним был извлечен маленький револьвер.
– Подумать только, из этого он застрелился! – вслух удивилась матушка.
– Кто? – спросила Валерия.
– Ты не знаешь.
Наконец она нашла пакет, перевязанный розовой ленточкой. Развязала его и извлекла оттуда конверт.
– Вот это письмо. Как они его вдвоем писали? Непостижимо!
Она передала письмо Валерии. Та достала листок из конверта. Каллиграфический почерк расплывался, открывая картину давних лет, начало этой романтической истории…
А тогда зимой был рождественский бал в Институте благородных девиц в Смольном.
Институтки в масках «домино» танцевали со студентами в гусарских костюмах, тоже в черных полумасках. Это был какой-то медленный танец типа котильона, тягучий, томный, изысканный. Он тянулся долго и наконец закончился. Пары, не покидая центра зала, повернулись в одну сторону и замерли в ожидании.
За танцем наблюдало жюри, состоящее из пожилых дам и господ. Когда музыка смолкла, распорядительница бала поднялась и объявила:
– Дамы и господа! Решением нашей высокой комиссии победительницей в танцклассе объявляется маска «ночь Мадрида».
Маска сделала книксен.
Зрители, среди которых были Иннокентий и Венедикт, бурно зааплодировали.