Песнь торжествующей любви

Песнь торжествующей любви
Александр Николаевич Житинский

6. Кинопроза и либретто

Александр Житинский

Песнь торжествующей любви

История для кино по мотивам одноименной повести И. С. Тургенева

* * *

Бледные летние сумерки спускались на Дворцовую площадь. Приближалась таинственная минута прихода белой ночи с ее особой прозрачностью и объемностью, когда каждая тень и каждый звук живут своей частной жизнью и полны смысла и значения.

В Петербурге гуляли. Гуляли в трактирах и питейных заведениях, в гостиницах и ресторанах, во дворцах, на Островах. Гуляли и в Зимнем, во внутреннем летнем саду, за прикрытыми коваными воротами. Зеваки из народа группками стояли поодаль, глядя на освещенный проем ворот, за которыми разыгрывалось волшебное действо.

Оттуда доносилось:

– Карету Великого князя Сергея Александровича!

Цокали копыта лошадей, карета подъезжала к дверям, и через несколько секунд выезжала из освещенного двора на площадь – блистающая, парящая, со счастливым бородатым лицом кучера, сидящего на верхотуре.

– Экипаж княгини Бекетовой!

И выезжал экипаж с лакированными дверцами, за которыми в пене кружев виднелось оживленное лицо молодой княгини и позументы офицера, сжимающего маленькую ладонь в своих руках.

– Авто фрейлины двора Его Императорского Величества Валерии!

Открытый автомобиль с шофером в огромных очках и черных перчатках с раструбами подкатил к дворцовым дверям. Из них вышла молодая стройная женщина в кожаных галифе, длинном пиджаке и кожаном шлеме. Шофер распахнул дверцу и помог ей сесть в авто. Женщина надела автомобильные защитные очки, и авто мягко тронулось.

Когда автомобиль проезжал мимо зевак, последние испуганно крестились.

Мягко покачиваясь на шинах, авто выехало на Мойку и повернуло к Конюшенной. Вода масляно перекатывалось под мостами, черные удилища рыболовов на фоне бледного неба застыли в ожидании клева, а в воздухе был разлит какой-то неясный звук, будто нечаянно задетая струна, затихая, тянет и тянет свою тревожную ноту.

Валерия сидела прямо и глядела перед собою. Так же строг и торжествен был ее шофер в кожаных крагах.

Спас-на-крови, Екатерининский, нищие с провалами вместо глаз, целующиеся парочки в сени Михайловского, пьяный матрос с бескозыркой в руке – все это проплывало мимо, будто во сне.

Недвижимо было лицо Валерии.

Где-то заиграла шарманка. Золотые морды грифонов, державших висячий Банковский мост, выплыли из сумрака и скрылись в нем. Юродивый увязался за автомобилем, громко бормоча:

– Антихристовы спицы! Истинно так! Царевну-лягушку везут! Истинно говорю!

И отстал.

Как вдруг все звуки разом оборвались. Валерия повернула лицо и встретилась взглядом – внезапно, будто с разбегу налетела на стенку – с лицом господина лет тридцати пяти, лицом смуглым, с усами и бородкой, с длинной шевелюрой и слегка раскосыми глазами.

Он стоял у ограды канала и смотрел на Валерию столь пронзительным взглядом, что она отшатнулась и, повернувшись к шоферу, воскликнула:

– Ну что же так медленно, Георгий! Быстрее! Быстрее!

Авто рванулось вперед и исчезло за поворотом.

Незнакомый господин проводил его глазами, по лицу его скользнула усмешка. Рядом с ним стоял низкорослый азиатский человек с длинными висячими усами и абсолютно непроницаемым взглядом.

Авто мчалось по загородному шоссе в направлении к востоку, где уже рождалась новая заря.

Валерия сняла очки и кожаный шлем. Ее волосы развевались на ветру, она задыхалась от встречного ветра. На лице отражалось смятение. Смуглое лицо с бородкой, встретившееся ей по пути, напоминало о себе, всплывая в памяти.

Авто въехало в ворота богатого особняка, прятавшегося в парке. Валерия вышла из автомобиля и быстрым шагом пошла по аллее к дому, где светилось единственное окно.

Слуга открыл ей дверь, она вошла в полутемный холл. Дверь во внутренние апартаменты отворилась, и навстречу Валерии вышел ее муж Иннокентий – молодой, но уже начавший полнеть мужчина в роскошном китайском халате. Он поспешил к жене и заключил ее в объятия.

– Ты припозднилась, дорогая… Александра Федоровна удержу не знает. А был ли граф Кутайсов? – спрашивал он жену, в то время как она, спрятавшись у него на груди, молча поглаживала рукою блестящие шелковые цветы на халате мужа.

– Да что с тобой? – удивился он, отстраняя ее.

– Устала, – улыбнулась она, поднимая лицо. – А Кутайсов был, конечно, и опять волочился за Нинель Соколицыной, а та опять делала все возможное, чтобы ее муж это заметил, а Соколицын лишь делал вид, что ревнует, а сам подволакивался за Соней… Скучно, Иннокентий!

– Лера, мне дела нет, за кем волочился Кутайсов! – воскликнул Иннокентий. – Он проиграл мне месяц назад семьсот рублей и не едет. Я думал, он приболел, а он, оказывается, на балах… на балах…

Говоря это, Иннокентий уже вел под руку жену вглубь квартиры. Они миновали просторную гостиную и оказались в спальне с застекленными дверями, выходившими в сад. За окном в саду горели газовые фонари, шевелились ветви деревьев, отбрасывая на дорожки узорчатые тени, белели в темноте садовые скульптуры.

Валерия выглядела уже успокоенной привычным семейным уютом и заботливостью мужа. Она на ходу скинула пиджак и, подхватив пеньюар, удалилась в ванную комнату.

Там она не спеша разделась, внимательно вглядываясь в большое зеркало, как вдруг в зеркале потемнело, оно разверзлось в глубину и открыло перед Валерией какой-то восточный город с купеческим караваном, бредущим к базару, а сбоку выдвинулся из-за рамы ровно на пол-лица тот самый смуглый господин, который встретился ей сегодня на Екатерининском.

Валерия вскрикнула и отшатнулась от зеркала.

Этот ее крик услышал муж в спальне. Он встрепенулся, затем на цыпочках подошел к двери ванной комнаты и прислушался.

За дверью было слышно журчанье воды.

Иннокентий поднес к двери мягкий пуфик и взобрался на него, вытянувшись на цыпочках. Над дверью в ванную было стекло, туда ему и удалось заглянуть.

Он увидел сидящую в ванне Валерию, окруженную белоснежной пеной. Она обнимала эти громоздящиеся хлопья, притягивала к себе, купалась в них, будто занимаясь изысканной любовной игрой…

Пуфик под Иннокентием предательски вывернулся, муж упал на ковер.

Утром они завтракали в столовой. Подавал старый камердинер Николай в ливрее. Разговор шел о занимававших обоих супругах спиритических сеансах, мода на которые установилась в Петербурге.

– …И тогда барон Краевский спрашивает у души Леонардо… Нет, ты только послушай, Лера. Поручик Краевский обращается к великому Леонардо! Буквально в следующих выражениях: «Не соблаговолит ли господин да Винчи ответить на вопрос, кто ему более по душе – блондинки или брюнетки?» Ну и натурально начинают двигать блюдечко по столу…

Валерия слушала рассеянно, мысли ее были заняты другим. Она помешивала ложечкой кофе, на устах была деланая улыбка.

– И вот стали появляться буквы. Первая – «бэ», вторая почему-то «о». Тут все переглянулись. Далее последовали «эль», «вэ», «а» и «н»! Бол-ван! Вот так душа Леонардо ответила на вопрос барона!

Иннокентий засмеялся, довольный собою и этой историей. Валерия была безучастна, но муж, казалось, не замечал этого.