Беззлая, Гора Огня, Перекрёсток времён и др.

Эта история поразила меня: какой человек жил! С чем можно сравнить его дивно искусное перо? Разве что с резцом умельца ювелира, превращающего мутный алмаз в переливающуюся всеми цветами радуги живую каплю – бриллиант!..

Простите, что плачу. Не могу удержаться от слез. Сейчас я как наяву вижу его перед собой.

Я долго размышлял над злосчастной судьбой поэта и решил исправить её. Разве должно быть так, чтобы одним доставались все блага жизни, а он, плодами труда которого мы сейчас пользуемся, умер в нищете! Жизнь у каждого из нас одна-единственная, а он её истратил для других. Чудовищная несправедливость! Нужно, чтобы и он пожил в свое удовольствие.

Эта мысль прочно засела во мне, и я решился её осуществить. Я отправился в десятый век, в 984 год, придав себе подобающий вид, загримировавшись и облачившись в старинную одежду…

Иду по городу, он кажется мне ненастоящим: низенькие глинобитные кибитки, узенькие улочки с мелкой прокалённой солнцем пылью. Раскинув руки, легко достаешь противоположные стены. Скудная растительность в садиках у домиков изнывает от палящего солнца. Зной и пыль. Пот заливает глаза.

Прохожие удивлённо поглядывают на меня. Странно, ведь моя внешность не должна вызывать подозрений – экипирован я в полном соответствии с эпохой.

Потом догадываюсь, что их, видимо, изумляет моя непринуждённая осанка. В отличие от них у меня нет той униженности, неуверенности, настороженной пугливости, которые отличают каждое их движение.

Спрашиваю – мне объясняют, как найти Фирдоуси.

И вот я вхожу в указанный дом. Некоторое время жадно разглядываю поэта: мужчину крепкого телосложения лет сорока пяти с пышной бородой. Приглядевшись, замечаю в ней проседь. Взгляд его тёмных глаз устал, но ясен. Замечаю, в саду бегает подвижный мальчик лет одиннадцати с чертами лица, похожими на Фирдоуси. Это был его сын Касим.

Не скоро мне удалось растолковать, кто я такой и зачем к нему явился.

Он сильно опечалился, когда я рассказал, какие невзгоды его ожидают в грядущем.

– О аллах! Неужели будет именно так? – прошептал он.

– Увы, об этом говорят известные нам предания.

Я не смог вынести его пристального взгляда и отвёл глаза, будто в чём-то провинился перед ним. Сказал:

– Но этого не должно быть. Я принёс вам вашу книгу «Шахнаме», которую вам ещё только предстоит написать. Теперь вам не надо все эти годы страдать, сочиняя её, – достаточно лишь быстро переписать. А оставшуюся жизнь можете делать всё, что вам будет угодно. Вы ещё крепкий мужчина и при вашем уме и таланте сумеете многого добиться. Берите, вы это заслужили!

Он взял книгу и с любовью оглядел обложку, где был изображен исполин Рустам на могучем Рахше. Со вздохом погладил. Из его глаз выступили слёзы.

Этого я перенести не смог, да и срок моего пребывания в прошлом подходил к концу, поспешно простился и ушёл.

Вернувшись в свое время, я поспешил в библиотеку, желая узнать, как же сложилась жизнь поэта после моего визита. К моему величайшему изумлению, она не изменилась ни на йоту! Я не верил своим глазам! И тогда решил отправиться к нему вторично, на этот раз уже в более позднее время, в 1017 год, чтобы разузнать, в чём же дело.

Отыскал Фирдоуси и, встретившись, с трудом узнал его: он был уже старцем преклонных лет, согбенный, весь седой, с редкой бородой и дрожащими руками. Под глазами неисчислимые морщины. Только взгляд оставался всё тем же: лучистым и непреклонно твёрдым.

Он узнал меня и удивился, что я ничуть не изменился. Я пояснил, что по моим часам мы расстались с ним около двух суток назад. Он глубоко вздохнул. Нам принесли чай, и мы уселись на старом потёртом ковре, поджав ноги. Он спросил: хорошо ли знают его книгу потомки?

– Знают?! – едва не задохнулся я от волны эмоций. – Да она известна всему миру! Кто ещё из поэтов может сравниться с великим Фирдоуси? Разве что Гомер! Но его «Илиада», например, в восемь раз меньше «Шахнаме». Не в количестве дело, но кто может без душевного трепета читать о злодеяниях змеегривого Заххака, о подвигах могучего Рустама, о горькой доле его сына Сухроба, богатыре Исфандияре!..

Много я говорил, а он молча слушал и только покачивал головой в такт моим словам, полузакрыв глаза, а в них – я видел! – разгоралось пламя. Вот он тихо заметил:

– А Унсури и Фаррух, придворные поэты, утверждали, что бессмысленно описывать подвиги давно умерших воинов. Мол, в войске султана Махмуда имеется немало живых героев, нужно слагать дастаны им.

– Жаль, – развёл я руками. – Стихи этих поэтов я читал, они умные люди, но говорили такие глупости. Наверное, из зависти… А как книга, которую я принёс вам, помогла вам?

Он наклонил голову, потом поднялся и принёс «Шахнаме» с Рустамом на обложке, завёрнутую в красный платок. Страницы её стали жёлтыми, ломкими.

Мне казалось, что я её держал в руках два дня назад, а для них с поэтом пролетело почти тридцать лет!

Открыл, иссушенные страницы шуршат, и только тут я заметил, что некоторые листы не разрезаны. Я забыл вам сказать, что взял для Фирдоуси совершенно новую книгу. Мне стало ясно, что поэт не воспользовался подарком. Но почему, почему?!

Фирдоуси ответил:

– Иначе я поступить не мог, это была бы не моя книга, а стать обманщиком мне не хотелось. Да и чем бы я занимался оставшиеся годы? Все богатства и развлечения – прах перед радостью труда, созидания.

Слёзы невольно выступили на моих глазах, и я отвернулся, а чтобы сгладить неловкость, спросил:

– А где сейчас ваш сын Касим?

– Умер, – просто ответил Фирдоуси. В его голосе прозвучало страдание.

Он тихо добавил, больше для себя, чем для меня:

– Был мой черёд покинуть этот свет, но милый сын ушёл во цвете лет…

Какая бестактность с моей стороны! Я жестоко корил себя, но содеянного не исправишь…

В чахлом винограднике завозилась птаха, и я вспомнил о времени – нужно было возвращаться. Сказал об этом поэту.

Обнимая меня на прощание, Фирдоуси сердечно поблагодарил:

– Спасибо за книгу, она очень помогла мне. Когда приходилось трудно и отчаяние подступало к сердцу, то я брал её, вспоминал вас, и новые силы рождались во мне. Я знал, что мои труды не пропадут даром, отзовутся в благодарных сердцах потомков…

Уходил от него как в тумане. Мне было горько, что я так и не сумел ничего изменить: караван с дарами султана Махмуда Газневида войдёт в одни ворота города, а через другие на грубо сколоченных носилках вынесут бездыханное тело поэта, умершего в беспросветной нищете и практически полной безвестности…

Заповедник

Торелёт появился на космодроме внезапно и совершенно бесшумно, словно сгустившись из воздуха.

Пит Хартли, главнокомандующий Галактического флота, невольно вздрогнул, хотя прекрасно знал, что именно так всегда и появляются корабли чллегов из подпространства.

Бок матово светящегося торелёта развёрзся, и наружу выпрыгнул чллег – представитель космических союзников землян. Он остановился, чуть покачиваясь, сжимаясь и разжимаясь, точно пружина. Собственно говоря, инопланетянин походил на неё, ибо имел форму пирамидальной спирали, верх которой увенчивала массивная голова с десятком отростков-щупалец: одни выполняли роль рук, другие несли на себе органы зрения, слуха, обоняния, осязания и ещё чего-то. Люди имели весьма туманное представление об анатомии и физиологии своих союзников.

Пит Хартли отдал команду. Строй почётного караула застыл, и он направился навстречу высокому гостю, чётко печатая шаг.

…Перед прибытия союзника командование долго спорило: как встретить его, чем развлечь? Несомненно, земляне и чллеги разнятся между собой не только внешне, но также во вкусах, привычках, психологии и прочем.

Идею подал сам главнокомандующий. Он предложил после официального приёма устроить гостю охоту в стиле «ретро», ведь такое развлечение, наверняка, придется по вкусу любому разумному существу, – оно у них в крови.

Остальные согласились с ним, тем более что других предложений попросту не было.

У Пита Хартли имелось ранчо на севере Аризоны близ Национального охотничьего резервата. Туда он и направился с гостем. Разрешение на охоту власти выдали без проволочек, так как всё человечество было заинтересовано в установлении наилучших отношений с чллегами, пока единственными союзниками землян в межгалактической войне с кар-рошами, которых бойкая пресса именовала «ужасом вселенной», «химерами бездны», «звёздными диктаторами» и словечками похлеще.

Название своих врагов, «кар-роши», люди позаимствовали у чллегов, но с ними столкнулись значительно раньше, когда вдруг за пределами Галактики стали без вести пропадать звездолёты. Другие же корабли против воли экипажа неожиданно оказывались повёрнутыми на сто восемьдесят градусов, причём – одномоментно и совершенно незаметно для экипажей. Это люди вдруг обнаруживали лишь по приборам, неожиданно заметив, что летят в прямо противоположном направлении. Было похоже, будто кто-то упорно не желал выпускать человечество за пределы их Галактики. Иной раз загадочно вспыхивали и гасли звёзды, бесследно исчезали целые звёздные системы. Порой даже те, которые начинали осваивать колонисты Земли. Причина всего этого стала ясна после того, как был найден контакт с чллегами, чья цивилизация по своему уровню несколько превосходила земную. Они-то и сообщили о кар-рошах. Так стали явью давние гипотезы о космических врагах.

Человечество сплотилось, пожертвовало очень многим, дабы построить военный флот для борьбы с кар-рошами…