Зачарованные сокровища атамана

В 1645 году царский указ повелел «у Самарского городка, со стороны защищённой реками, устроить дополнительные земляные укрепления в виде рва и вала со сторожевою высокою деревянною башнею». Также появились под стенами острога «ближние и дальние надолбы», они смогли защищать «конские и скотские выпасы».

Наш герой, Пётр Треногин, служил конным стрельцом, исполняя обычные приказы начальства. Отличался сметливостью, исполнительностью и умом. За что его и ценили.

И вот однажды в 1658 году ему с сослуживцами было поручено вельми ответственное дело: в составе стрелецкой сотни охранять царскую казну, отправленную из Самары в Саратов. В те времена неподалёку от пути следования находились степи, из которых в любой момент можно было ждать набегов южных кочевников – ногайцев, башкир, калмыков.

До Саратова отряд добрался без всяких неприятностей, выполнив свою миссию. А вот при возвращении обратно в Самару стрельцы угодили в хитроумную засаду, устроенную воинами калмыцкого хана Аюкатайши. Те атаковали неожиданно и, как ни храбро бились русичи, многих из них поубивали, а сильно раненый Пётр и ещё девять человек попали в полон, были увезены в улус кочевников.

С этого злосчастного дня началось длительное хождение волжанина по мукам.

Хива и Благородная Бухара

Во время пребывания в улусе кочевников невольников подлечили, затем через каракумские степи, пески и барханы молодого стрельца переправили в Хиву.

В то время она являлась крупным городом, куда совершенно не допускались европейцы. Разве что в качестве рабов, как наш стрелец. И его взору открылся дивный мир Востока, которого он раньше не знал и не мог себе представить.

С изумлением смотрели стрельцы на глинобитные городские стены и такие же саманные дома, на молитвенные дома, украшенные изразцами, на высокие минареты, с коих звучали гортанные крики муэдзинов, призывающих мусульман на молитву.

Здесь пленников разлучили, продав каждого поодиночке на невольничьем рынке. Цена стрельца Петра Треногина оказалась не самой низкой – двадцать рублей. Она была примерно равна его годовому жалованью конного стрельца.

Хива была широко известна искусными мастерами, которые выказывали особую сноровку с работе с керамикой, древесиной (например, сандалом), различными металлами. Широким спросом пользовались изделия местных гончаров, которые были не только удобны, но и красивы даже по современным понятиям.

Орошался город многими каналами и арыками, самым крупным из них был канал Хива.

Хиву соединяли торговые связи со многими городами и селениями. В этом русский стрелец убедился, когда спустя какое-то время его перепродали за несколько большую сумму. Так он оказался в Благородной Бухаре («Бухара-и-Шариф»), как её почтительно именовали на всём Востоке.

В то время город достиг своего высшего расцвета, выглядел очень внушительно. В центре его на площади Регистан стоял дворец эмира (арк), крепость с высокими неприступными станами и одними большими воротами, к которым вёл пандус.

Площадь перед входом в эмирский дворец не раз обагрялась кровью, когда здесь совершались печально знаменитые бухарские казни – вспарывание горла ножом.

Недалеко от арка стояла мечеть Магоки-Аттари, она находилась намного ниже уровня земли, как бы в яме. Потому так и звалась – «мечетью в яме».

А вот «Великий минарет» Калян наоборот, возвышался над Бухарой и был хорошо виден издалека. С его высокого минарета пять раз в день неслись голоса муэдзинов, призывая правоверных на молитву. Мостик-переход соединял его с одноимённой мечетью. «Великий минарет» служил и другим целям: в неспокойную пору дозорные день и ночь зорко следили с его вершины за окрестностями, дабы не пропустить приближение врага.

Медресе Кукельдаш, построенное из жженого кирпича, внешне непримечательное, изнутри было богато украшено мозаикой, замысловатыми арками и глазурью.

Бухара была разбита на большое число кварталов (гузаров), которые представляли собой исторически сложившуюся административно-бытовую систему города. Жители издавна селились в Бухаре слободами, что нашло свое отражение и в названиях многих кварталов: в Пухтабофон жили лучшие ткачи, Ахтачи – оскопители баранов, коз и телят, Зубда – продавцы пахучих трав, Лойхуракон – едоки глины, Гарибия – безродные и т. д.

Большая часть домов были глинобитными, стояли они в невообразимой тесноте, скученности. С донельзя грязных улиц зловонные нечистоты практически не убирались и в жарком климате они способствовали возникновению болезней, нередко случались эпидемии.

Пётр помнил русские пословицы: «Одёжке протягивают ножки» и «С волками жить, по-волчьи выть». Он стал приспосабливаться к новой восточной «одежде» и «выть» по-местному. Кое-чему из ремёсел Пётр обучился ещё прежде, на своей земле, а тут буквально всё схватывал на лету, осваивал новые знания, выказав немалую сметливость и сноровку. Ценили его всё больше и больше.

Попутно волжанин быстро осваивал новый язык. Разговаривал с хозяевами по-ихнему, что тоже повышало уважение к нему.

Несомненно, стрелец оценил по достоинству одно из несомненных чудес Востока – плов. Оно было обычным блюдом уже в те времена.

Я неоднократно бывал в Бухаре, подолгу бродил по тесным петляющим улочкам Старого города, осмотрел эмирский арк, Регистан, мечети, медресе, роскошный местный базар, где купил дыню – сладкое солнце пустыни, восхитительный вкус которой помню и сегодня. Не забыл и знаменитый Ляби-хауз, около которого только что установили скульптуру – Ходжа Насреддин на своём верном осле…

Жаль, что в те визиты я не знал о Петре Треногине, жившего здесь в качестве невольника. Несомненно, на каких-то тамошних улицах и площадях наши пути с ним пересекались.

Местный житель Николай Шарипов сводил меня на экскурсию в старый дом знатного бухарца, охранявшийся законом, вполне возможно, что в схожем ежели не жил, то бывал и мой земляк.

Страна чудес

На рубеже 1660-1670 годов бухарский хан Абдул-Азин сделал подарок «индийскому хану», отправив смышлёного и мастеровитого невольника за Гималаи, в страну чудес – Индию. Подарили тамошнему радже, сочли русского стрельца достойным даром.

Пётр и тут выказал себя в самом лучшем виде. Быстро усвоил местный язык, расширил свои познания и профессиональные умения. Так умно вёл дела, что раджа сделал его своим советником.

Чудес русич здесь насмотрелся немало, ведь индусы первыми в мире научились выращивать рис, хлопчатник, сахарный тростник и начали разводить домашнюю птицу. Они подарила миру шахматы и десятичную систему исчисления: современные «арабские цифры» придуманы ими. Дамасская сталь на самом деле индийская сталь вуц, секреты изготовления которой знали тысячи лет назад. Достижения древней и средневековой Индии в области науки, литературы и искусства, а также зародившиеся здесь различные религиозно-философские системы оказали основополагающее воздействие на развитие многих стран Востока, стали неотъемлемой частью мировой культуры.

Вдоволь насмотрелся волжанин на священный лотос – национальный цветок Индии, на павлинов с резкими неприятными голосами, полосатых тигров, огромных слонов, на плантации специй – гвоздики, перца, имбири, кардамона, муската, бетеля и прочих.

Несомненно, русский стрелец познакомился с Аюрведой, традиционной индийской медициной, приёмами которой его лечили от случавшихся с ним хворей.

Насмотрелся на удивительных йогов, всяких факиров, риши, садху.

Дивился огромному множеству местных богов, богинь, божков и святых – таковых тут многие тысячи или даже миллионы: Брахма, Вишну, Шива, Индра, Сурья, Яма, Агни, Варуна, Ваю, Кубера, Сома, Кали, Митра, Кама, Ганеша, Лакшми, Парвати, Сканда, Сарасвати, Варуна, Бхага, Рама, Хануман и тьма-тьмущая иных.

Но русич стойко хранил свою веру, соблюдал втайне православные обряды.

По знакомому пути

Справедливо сказано, всякое диво – диво на три дня. А волжанин в Стране чудес прожил аж девять лет. Несомненно, местная экзотика ему довольно скоро изрядно надоела, а затем сделалась хуже горькой редьки. Провести оставшиеся годы на берегах священного для индусов Ганга ему не хотелось, он вспоминал привольную гладь Волги, в которую впадает маленькая тёмноводная речка Самарка, давшая своё имя его родному городу. Тянуло на родину. И с каждым днём всё сильнее. Он искал пути возвращения домой.

Стрелец никому не открывал свои истинные чувства: многие восприняли бы их крайне неприязненно, ведь волжанин пребывал в окружении тех, кто считал христиан «кафирами», это синоним слову «гяур», которое в ходу в исламских странах, расположенных к Западу от Средней Азии.

И вот невольник в силу своих заслуг получил желанную свободу. Теперь его возможности расширились.

Русич всё подготовил, воспользовался случаем и, придумав внешне благовидную причину, добился получения отпускной грамоты. Затем двинулся по пути, уже проделанному им невольником, но в обратном порядке и уже свободным человеком. Несомненно, по той причине, что дорога была ему относительно неплохо знакома.

В Бухаре Пётр прожил три года, до середины 1680-х годов. Женился – на «казанской жонке Анне Никифоровне». По-видимому, вначале он намеревался осесть тут всерьёз и надолго. Но всё же позже перебрался ближе к отчему дому – в Хиву, где прожил некоторое время, ожидая удобного случая.

И тут повернулась оказия: в 1669 году хан Хивы принялся собирать посольство в Москву. Ему указали на просто незаменимого человека: умного, много знающего и к тому же толмача, владеющего русским и восточными языками.

В результате Пётр оказался в составе ханского посольства, при этом ему дозволили взять с собой и супругу.

Скоро стрелец, после более чем тридцатилетнего отсутствия, оказался в Самаре.

Здесь нашлись сродники и товарищи Петра, которые его не забыли и были рады возвращению пропавшего стрельца.

Оставив жену в Самаре, Пётр с хивинским посольством продолжил путь в Москву.

Столь незаурядный человек и в ней обратил на себя внимание. Его неоднократно вызывали в царский посольский приказ, где по рассказам бывшего стрельца Петра Треногина подъячии записали его историю о хожениях по «Бухарии и Индее». Правда, они её написали не кончиком иглы в уголках глаз, а чернилами обычным гусиным пером на бумаге.

Несколько раз позже вызывали в Москву, не только послушать его действительно необычное подневольное хождение за три моря, сколько за необходимостью получить сведения о тамошних краях: обо всём, что он там видел и слышал. Несомненно, волжанин поведал немало интересного и полезного. Потом его оставили в покое.

Последующая жизнь Петрушки-стрельца осталась неизвестной. Несомненно, была не самой плохой, ведь он обладал многими выдающимися качествами и знаниями, оказавшимися ему очень полезными в прежней жизни. Но подробности его дальнейшем жизни и смерти неизвестны. Увы.

Дело посольского приказа, датируемое 1690 года, о необыкновенных и удивительных приключениях Петра-стрельца, удалого русского молодца, пролежало в архиве почти три века. Только в 1960 году специалисты его обнаружили, ознакомились с ним и дались диву, а позже предали огласке. Сегодня эти материалы находятся в Самарском областном архиве.