Весёлые мудрецы

Самый красивый проспект в Ташкенте носит имя Навои. Здесь имеется станция метро «Алишер Навои». Его имя носит узбекская Национальная библиотека.

В честь поэта назван кратер на Меркурии.

В Узбекистане известен колоритный город Навои: он заложен в 1958 году на левом берегу реки Заравшан. Со стороны кажется удивительным миражом или чудесным оазисом в пустыне. Это город современной архитектуры, благоустроенный, зелёный, а в центре его – чудесное озеро, питаемое артезианскими водами. В чём-то это можно считать символическим: творчество поэта дошло до наших дней через минувшие столетия, как эта вода пробилась сквозь тяжёлые пласты земных пород к свету, солнцу, свободе, народу…

Находится город Навои в одноимённой – Навоийской – области Узбекистана. Добро пожаловать, найти легко, не ошибётесь, не заблудитесь.

Суровый смех Мушфики

В таджикском фольклоре существует колоритный ряд образов шутников, острословов и насмешников. В их числе смышлёный Куса («безбородый»), догадливый Каль («плешивый») и комические фигуры скряг – Боки и Соки, а также – национальный аналог незабвенного Ходжи Насреддина – Насреддин Афанди и наш герой – Мулло Мушфики.

Два последних наиболее известны, практически невозможно сыскать в Таджикистане человека, который не знал бы десяток-другой латифа (шутка, острота – в переводе с арабского) о защитнике бедных, острослове Мулло Мушфики.

Прототипом этого впечатляющего народного героя послужила реальная личность – поэт Абдурахман Мушфики Бухари. Мушфики – его псевдоним. В переводе с арабского – «сострадательный», «милосердный», «сочувствующий», «отзывчивый».

Вкратце его биография такова. Родился Абдурахман Мушфики в 1525 году в Бухаре. Его семья не отличалась достатком, он рано осиротел, но благодаря неизвестному покровителю получил в медресе неплохое по тем временам образование. Писать стихи начал в раннем детстве. Характерно, что поначалу они были сатирическими. Из них Мушфики составил свой первый диван (сборник) «Дивани Мутаибот». В него вошло около полутора тысяч миниатюр. Это было приблизительно в 1557-58 годах.

Семь лет спустя Мушфики едет в Самарканд, где становится хранителем книг (библиотекарем) и поэтом при дворе тамошнего правителя Султана Саиди. Как это видно из стихов самого поэта, живётся ему тяжело: нет постоянного крова, не хватает денег на самое необходимое, порой голодает. В это время он составил свой второй диван, на этот раз уже из газелей.

После смерти Султана Саиди престол занял его брат Джавонмардали (1572-73 гг.). Мушфики попытался добиться его расположения, написал и посвятил новому правителю свои касиды, но все усилия оказались тщетны – желаемой цели его произведения не возымели.

В 1575 году Самарканд захватывает жестокий Абдуллах Шейбани. С определённым трудом Мушфики сумел войти к нему в доверие и одно время даже носил звание уш-шуара (царь поэтов), но потом правитель к нему по какой-то причине очень сильно охладел. Причина этого неизвестна. Возможно, чем-то провинился до такой степени, что Мушфики пришлось отправиться в Индию, возможно, ради собственной безопасности. Там он некоторое время побыл в окружении Акбаршаха, но тот не оценил по достоинству талантов поэта. В конце концов, Мушфики возвратился в родную Бухару, где жил до самой своей смерти, которая последовала в 1588 году.

Литературное наследство Абдурахмана Мушфики довольно обширно: он творил едва ли не во всех традиционных жанрах современной ему поэзии – касыды, рубаи, китъа, месневи, мухаммасы, таърихи и т.п. Даже создал новую поэтическую форму ««мусалласи мураккаб»: в трёхстишиях рифмовались две первые строки.

Образцом поэтического мастерства, простоты и остроумия являются поэмы «Цветник Ирема», «Поэма о вине» и «Отражающий мир»; касыда «Сто один узел». Содержателен и очень остр «Сатирический диван».

После смерти произведения Абдурахмана Мушфики были собраны в книге «Куллият». (Во времена СССР в наиболее полном виде рукопись хранилась в фонде восточных рукописей АН Таджикской ССР под инвентарным номером № 445.)

Как и многие знаменитые поэты прошлого, Мушфики был одновременно неплохим музыкантом, владевшим разными инструментами. Им переложены на различные системы восточной классической музыки «Шашмаком» (шесть макамов – в переводе с персидско-таджикского), многие газели и рубаи, они не забыты по сей день.

Важное место в творчестве поэта занимает сатира. Ещё будучи учеником медресе, он написал множество мутаибот – стихи, пародии, эпиграммы. В кругу друзей Мушфики славился остроумием, неунывающим нравом и находчивостью. Объектом высмеивания он обычно избирал своих литературных противников, недоброжелателей, а также – представителей правящей верхушки. Язык его мутаибот близок к простонародному, нередки в нём крепкие выражения. Оправдываясь, автор ссылался на авторитет великих – Фирдоуси, Низами, Санаи, Фараби, Сузани, Амира Хусрава Дехлави, Камола Худжанди, Убайда Закани и прочих, которые также их не чурались.

Уже при жизни Абдурахмана Мушфики его остроумные стихи приобрели широкую известность. Он хорошо знал среду правящих кругов, среди коих провёл значительное время, воочию убедился в их ничтожестве, порочности, продажности, подлости, вероломстве. На себе испытал, как тяжела участь честного человека, не имеющего поддержки влиятельного лица. В своих сатирах поэт осуждает несправедливые порядки, законы, жадность богатеев, произвол правителей, лицемерие духовенства. Здесь ему зачастую приходилось прибегать к иносказанию, эзопову языку. Словом, проявлять предельность осторожность, ведь за каждое правдивое слово можно было жестоко поплатиться.

Он признаётся: «В глубине моего сердца, как в запечатанном письме, тысячи невысказанных слов, но я наложил тавро молчания на свои губы».

Конечно, говорить об абсолютном сходстве реального Абдурахмана Мушфики Бухари с фольклорным Мулло Мушфики нельзя. Тем более, что известны ещё шесть поэтов, носящих имя Мушфики. Трое из них жили в одно время с нашим героем или чуть позже. Их биографии в чём-то переплелись с жизнеописанием Абдурахмана Мушфики Бухари, но всё же главную лепту в создании образа Мулло Мушфики внёс, конечно же, народ, который связал с именем полюбившегося ему поэта цикл забавных и смешных латифа.

Рассказывались они обычно в чайхане, которые являлись своеобразными клубами, где собирались самые разные люди, преимущественно из простонародья, которые обменивались новостями, мнениями, спорили на разные темы, любили весёлую шутку, острую издевку в адрес власти, острое словцо, порой даже «солёное». Так что творения Мулло Мушфики вспоминались очень часто, встречались с восторгом.

В начале моего повествования упоминался «брат» по улыбке сурового поэта – Насреддин Афанди. Во многом их образы схожи: они оба никогда не теряют присутствия духа, горазды на меткое словцо, находчивы, остроумны, но смех Мушфики более суров, часто горек, зачастую гневен. В нём звучит нескрываемый сарказм, издёвка, едкая насмешка. Сатира у него поднимается до социального протеста, и делается это им совершенно сознательно, с пониманием происходящего.

О чём свидетельствуют слова Мушфики: «Сатира – меч, орудие поэта, не порицай его и не пренебрегай им». Этим своим мечом он обличает представителей правящего класса – падишаха, его свиту и блюдолизов, казиев, мулл. Им противопоставляются здравый ум, сметка, житейский опыт простых людей.

Наглядный тому пример анекдот о Мушфики-художнике…

Как-то раз падишаху показали рисунок, где был изображён дехканин прекрасного телосложения, мускулистый и красивый, работающий в цветущем саду.

– Как всё верно передал художник! – восторгались придворные и падишах.

– Нет, рисунок плох! – заявил Мушфики. – Он далёк от реальности. Вот если бы я рисовал, то сумел бы более верно изобразить вашего подданного.

Разгневанный падишах приказал ему сделать это.

Мушфики взялся за дело и под его кистью возник тщедушный сгорбленный дехканин с землистым цветом лица и ввалившимися щеками. А орудовал он кривым ржавым кетменём в чахлом садике.

– Что это за урод? – воскликнул падишах. – Разве можно его сравнить с тем, что на другом рисунке?!

– Мой рисунок лучше, правдивее, – настаивал на своём Мушфики, – но разве я виноват, что в годы вашего «справедливого» царствования во всём государстве не найти дехканина здоровее этого!

…В другом анекдоте, говоря о грузе двух ослов, Мушфики подразумевается под ними падишаха и его визиря. Вот так:

«Выехав на охоту, эмир и его вазир взяли с собой Мушфики. За ними плёлся пешком слуга. День был жаркий. Скинув с себя тяжёлые золототканные халаты, эмир и его вазир взвалили их на плечи слуги.

– Взгляни, Мушфики, – сказал эмир, – какой у меня выносливый слуга! Ведь то, что несёт он на плечах, – это полный груз осла!

– Даже больше, ваше величество, – ответил Мушфики, – это груз двух ослов!..»

Примечательно, что если в латифа говорится о простом человеке, то здесь смех не оскорбителен, не унижает, а похож на дружеское подтрунирование, шуткование, балагурство.

Столь разное отношение к людям указывает на классовое происхождение большинства анекдотов. Они родились в гуще социальных низов. В таких историях чувствуется снисходительность мудреца к маленьким, простительным слабостям угнетённого человека. Если же речь идёт о представителях господствующего класса, тогда Мушфики беспощаден.

В 1926-29 годах в Самарканде выходил сатирико-юмористический журнал «Мулло Мушфики» на таджикском языке. Он был приложением к газете «Овози тоджик» («Голос таджика»). Позже он был переименован в «Мушфики» выпускался в качестве приложения к газете «Узбекистанская правда». Позже сменил название на «Бигиз» («Шило»).

Колоритный образ поэта-сатирика используется и в литературе: известный писатель Тимур Зульфикаров написал своеобразную повесть «Книга детства Мушфики», по которой поставлен кинофильм «Человек идёт за птицами».

Но по большому счёту колоритная и значимая фигура Абдурахмана Мушфики ещё ждёт своего писателя-биографа…

Назвав выше дату смерти Мушфики, мы совершили ошибку: он жив. Более того – будет жить вечно. Люди никогда не забывают тех, кто борется за правду, справедливость, защищает слабых и угнетённых. Потому Мушфики бессмертен.

Шут Балакирёв

Никакой народ не чуждается юмора, улыбок, веселья. И чем ниже к социальному дну, тем сильнее тяга и любовь ко всему этому среди простых людей. Возможно, по той причине, одна из функций юмора, образно говоря, быть спасательным кругом в бурном волнении житейского моря. Ещё юмор называют витаминами для души. В другой вариации юмор – это соль, перец и прочие специи. Без них можно жить, но тогда еда (жизнь) не доставляет большого удовольствия. Отсюда и его огромное значение.

Русский народ в этом плане – не исключение. В нашем народном фольклоре имеется ряд впечатляющих образов шутников, весельчаков, остряков – Иванушка-дурачок, Петрушка, шут Балакирёв.

Ванька Балакирь

Вот каким «парнем был» Иван Алексеевич Балакирёв до того, как ушёл в русский фольклор, став знаменитейшим шутом. Многие замечают, что и фамилия у него соответствующая – Балакирёв, соотносится со словом «балакать», созвучна с «балагуром» – говоруном. А для шута хорошо подвешенный язык – непременное свойство. Сие отражено в народной пословице: «Без языка и колокол нем».

По своему происхождению наш герой совсем не из низов, как можно было думать, а из старинного костромского дворянского рода Балакирёвых, к тому времени обедневшему. Родился Иван в 1699 году. По одним данным его отца звали Алексеем, а по другим – Александровичем, но обычно Иван именуется Алексеевичем. Буду придерживаться этой версии.

В большинстве анекдотов Ванька Балакирь называется шутом царя Петра I. По некоторым данным их знакомство произошло в Санкт-Петербурге в 1715 году, когда Иван пребывал солдатом в тамошнем гвардейском Преображенском полку. Некоторое время он обучался инженерному делу, но в 1719 году был определён во дворец для «домашних услуг». Исполнял обязанности ездового при государыне Екатерине Алексеевне. Постепенно вошёл в доверие, сумел стать многим полезным, чем и пользовался, будучи от природы человеком с немалым интеллектом. Заслужил чин камер-лакея и попутно стал шутом.

Следует сказать, что в то время подобное стало модой, поветрием. Не только при царском дворе, но и крупные сановники, богатеи считали престижным иметь шутов и шутих, карликов, которые смешили, забавляли хозяев, исполняли различные поручения. Нередко они при этом имели какой-то чин.

Сообразительный шут умел развеселить царя, впавшего в уныние, улучшал настроение. Проказничал, задевал насмешками царедворцев, Нередко подтрунивал над царём, а то и, прикрываясь дурачеством, осмеливается говорить нелицеприятную правду в весьма резкой форме, порой страдая за свой длинный язык.