Молчание бога

Посол возвысил голос, подавился и закашлялся. Торопливо запил вином.

– Огнем и мечом, – откашлявшись, просипел посол. – Выжечь скверну. Уничтожить. Ересь, нечисть, наемников... Вы, кстати, знаете, сколько наемников сейчас бродит по дорогам от замка к замку, предлагая свои мерзкие услуги? Более двадцати тысяч! Этого войска хватило бы для того, чтобы снова освободить Иерусалим. А вместо этого их нанимают, чтобы убивать христиан. Некоторых из этих наемников посвящают в рыцари и дают им высокие должности... Святая церковь пытается остановить все это, пытается прекратить это безумие... Был наложен запрет на арбалеты и луки в войне против христиан. И что, его выполняют?

– Даже в вашем отряде я видел лучников, – подсказал Хозяин.

– Кто нападает на ближнего своего, да еще на священнослужителя, тот не христианин, и может быть поражен стрелами, как лучными, так и арбалетными, – парировал посол. – Мы вводим Божий мир, и что же? Что?

– Что?

– Вы знаете... знали замок Ворона, дальше по побережью, на юг?

– Проезжал как-то...

– Его взяли и сожгли в прошлую Пасху. В Страстную пятницу, – посол даже отодвинул блюдо. – И никто, даже тамошний духовник, не избег смерти от железа или огня. Уничтожить.

– Что? – спросил Хозяин, – Или кого?

– Всех, кто не с Богом. И тех, кто сомневается. И тех, кто прикрывается именем Его, не испытывая страха. И тех, кто помогает им. Кто бросает вызов Богу...

– И тех, кто заключает с ними договоры, – подхватил Хозяин.

– И тех, кто заключает... – посол увидел что-то в глазах Хозяина и запнулся.

С договорами его собеседник поймал. Дьявол.

– Пожалуй, – сказал Хозяин, вставая из-за стола, – сегодня мы не будем разговаривать о деле, Я слишком устал, вы – слишком возбуждены. Ваша спальня – внизу, возле зала, в котором отдыхают ваши люди. Предупредите их – сортир во дворе, на стене в сторону моря. Я иногда гуляю по ночам. Если кого-то встречу на втором этаже башни – лишу жизни. Оторву голову или выпью кровь – придумайте сами. Но тут я шутить не буду.

Посол вытер руки о скатерть и встал из-за стола. Не прощаясь, пошел к двери.

– И еще одно, – сказал ему вдогонку Хозяин, – если кто-то из них увидит ночью что-то странное или даже страшное – пусть не пугаются, а скажут, что я это странное или страшное жду у себя.

– Дьявол, – прошептал посол очень явственно.

– Нет, – сказал Хозяин. – Не дьявол. Просто среди моих знакомых есть несколько богов.

Посол торопливо вышел из зала, откинув свисающий с потолка ковер. Нужно быстрее здесь все сделать и уезжать, подумал посол.

Нужно здесь быстрее все сделать и ехать дальше, подумал Ловчий, разглядывая дорогу к деревеньке, так неудачно лежащую между реками. Мосты были за деревенькой. А перед ней, поперек дороги, высилась толково срубленная засека.

За засекой время от времени мелькали какие-то силуэты, но так стремительно, что прицелиться в них времени не было.

– Опять война? – ни к кому не обращаясь, сказал Левша.

– Вам тут чего надо? – закричал, набегая, пехотинец в черном плаще. – Проваливайте.

– Черное с белым, – сказал тихо Гвоздь, подъезжая сзади к Ловчему. – Вон, флажок.

– Езжайте, – пехотинец с деловым видом протянул руку к узде коня Ловчего, намериваясь схватить и развернуть.

Ловчий не пошевелился. Раздался удар, хруст кости и крик валящегося на землю пехотинца.

– А больше не будет хвататься за чужих коней, – сказал удовлетворенно Стук, поигрывая дубинкой, которую всегда возил с собой.

Выдолбленная изнутри и залитая свинцом палка в полсажени длиной отлично работала в таких вот ситуациях.

– И воевать больше не будет, – сказал Левша. – Ты ж ему локоть сломал.

Впереди началась суета.

Кто бы ни командовал отрядом, понять, что оказаться между засекой и неприятельским отрядом равнозначно смерти, было просто. Из лесу на дорогу выбежали десятка три пехотинцев в черных плащах и выстроились стеной, лицом к засеке. Полтора десятка всадников в черном развернулись навстречу Охотничьему отряду.

Пехотинец со сломанной рукой поднялся на ноги, продолжая выть от боли. Ловчий взял беднягу за шиворот, за кольчужный капюшон, и приподнял в воздух. Тронул коня, держа орущего от страха и боли вояку на вытянутой в сторону руке. Остановился в десятке шагов от черных всадников.

Лица напряжены, копья подняты остриями вверх. Все загорелые нездешним, черным загаром. Вооружение явно не парадное, побывавшее в боях.

Ловчий слегка помахал пехотинцем.

Охотничий отряд довольно заржал. Любили они, когда командир так шутит.

– Здесь только сержанты, или есть кто-то из святых братьев? – спросил Ловчий.

– А кто спрашивает?

Из лесу выехал рыцарь в белом плаще с красным крестом.

– Значит, и святой брат тут, – кивнул удовлетворенно Ловчий. – А не соблаговолит ли любезный рыцарь Храма побеседовать со мной.

Ловчий еще пару раз качнул сержанта, словно намереваясь его швырнуть, но потом поставил аккуратно на дорогу. Снег уже три дня как сошел, оставив после себя грязь. Наступивший февраль отказывался выполнять обязанности зимнего месяца. Впрочем, в этих краях зима обычно не суровая.

Сержант замолчал и побрел к своим, продолжая стонать и придерживая руку.

Конный строй раздвинулся, пропуская рыцаря. Белый плащ был потерт, крест почти потерял свой цвет, кольчужный капюшон сдвинулся назад, открывая длинные спутанные волосы и окладистую бороду. Рыцарь был немолод. И на лице его тоже был пустынный загар.

– Недавно из Святой земли? – спросил Ловчий, хотя это и так было понятно.

– А кто тебе дал право расспрашивать рыцаря Храма, словно ты равен ему? – холодно осведомился храмовник. – И какое ты имеешь право наносить раны сержанту Ордена Храма?

– Так, – почесал бровь Ловчий. – Ты уже решил, что будешь драться, или еще хочешь все выяснить без потасовки?

Рука храмовника легла на рукоять меча. Но не извлекла его из ножен. Хороший признак.

– Тогда – по порядку, – сказал Ловчий. – Во-первых, – крест.

Он вытащил из-под одежды свой серебряный крест. Показал его рыцарю. Рыцарь чуть кивнул, давая понять, что такое украшение ему знакомо.

– Во-вторых, – Ловчий сунул руку в седельную суму и достал свои золотые шпоры и рыцарскую цепь. – Надеть, или так поверишь? И в-третьих.

Пальцы Ловчего на правой руке сложились в знак, потом в другой. На тайном языке знаков ордена Храма это значило, что человек обладает властью, близкой к власти командора ордена.