Консул Содружества

Я понял, почему ребята – Тони, Заг, Зигфрид – так щедро гасили из «Тандеров». Иначе реагировать на эту херовину было просто невозможно. Даже будь я уверен, что твари хватит одной пистолетной пули, я все равно предпочел бы выжечь ее ионной струей из сопел десантного катера.

Четыре глаза, расположенные в вершинах ромба. Или, скорее, то, что можно было бы назвать «глазами» – фиолетовые круги, внутри которых – чернота.

В центре ромба из «глаз» – крестообразная щель, по краям которой быстро-быстро суетятся в нескончаемом беге с препятствиями сотни мелких щупиков.

Далее четыре неожиданно массивные, тумбообразные конечности.

Две конечности уходили под воду и где-то там упирались в пол. Но самым отвратительным, несообразным с человеческим восприятием было то, что две другие упирались в потолок.

Чувствовалось, что этому существу совершенно все равно, как именно перемещаться, – пожалуй, с равным успехом оно могло бы двигаться, упираясь своими раскоряченными лапищами в стены.

Было в этом что-то паукообразное, хотя, строго говоря, на паука тварь похожа не была.

За остальные части тела я расписываться не берусь – они скорее домысливались, нежели действительно были мною увидены. Тело, например, показалось мне составленным из каких-то бахромчатых оборок алого и фиолетового цвета.

А еще у него, возможно, были не только ходильные конечности, но и длиннющая хватательная лапа – или все-таки хвост? – которая как раз и летела точнехонько в спину Гусаку в тот самый момент, когда ее раскрошили активные пули моей «Сьюздали». Ну а гранаты «Тандера» окончательно покончили с этим ходячим тестом на трусость.

Гусака мягко отшвырнуло взрывной волной на Чена. Это было хорошо – я, как-никак, повторно спас сержанту жизнь.

Может, удастся все-таки отхватить «Огненный Крест» не посмертно, а, так сказать, очно?

Но вот что плохо: у Гусака была разрушена броня на правой ходильной конечности экоскелета. Это если в технически точных терминах. А нормальным языком – ногу нашему сержанту разнесло до самой кости. Из дырок в экоброне стекала вода, которой Гусак успел набраться в объятиях подводного урода.

Правда, если милитум правильно оценил обстановку, система регенерации должна была залатать наглухо зазор между кожей Гусака и внутренней поверхностью экоброни. Поставить эдакую перепоночку выше колена, чтобы воздух не выходил, короче говоря. Или хоть помедленнее выходил.

Я машинально проверил счетчики боезапаса в «Сьюздали» и «Тандере». Хотя уж по «Тандеру» так точно мог бы и сам сообразить, что семь гранат еще есть.

Информация по «Сьюздали» была не столь радостной. Основной боекомплект в рукаве двухпотоковой подачи был почти исчерпан, оставалось всего девятнадцать патронов.

Дополнительный боекомплект в пяти магазинах по двадцать патронов был на месте. Но их нужно было менять вручную, что не очень-то удобно. При этом два магазина из пяти были маркированы как поврежденные.

В принципе не удивительно. В такой молотиловке их могло испортить что угодно, даже компенсаторная струя чьей-то «Сьюздали». Магазины-то носятся на поясе, вне основной теплоизоляции.

– Сениор Гусак, ну как вы там?

– Ничего. Терпимо. Спасибо, Серж. Ты – настоящая барракуда.

Говорил Гусак отрывисто, что было не в его манере. Значит, ему очень больно. Значит, ранение очень серьезное. И притом нервные окончания заблокировать полностью не удается, потому что умный милитум боится обдолбить сержанта наркотой до потери сознания.

– Настоящая барракуда, похоже, там, в воде. Как ей и положено.

Более подходящих слов для этой ситуации у меня не нашлось. На самом деле я был тронут словами Гусака. И – одновременно – мелькнула неожиданно ясная и простая мысль: нам отсюда не выбраться.

События не позволили мне предаваться унынию слишком долго.

Дважды рявкнула «Сьюздаль». И ровнехонько там, где я несколько мгновений назад расстрелял четырехглазого монстра, появился мокрый, как воробей, оборванец-здоровяк. В котором я спустя еще одно мгновение признал… Зага!

Его экоброня была разрушена почти полностью. Собственно, от нее остались только невнятные крошащиеся лохмотья на плечах, правый спинной обтекатель, брюшной сегмент брони с плоскими кислородными патронами и ботинки с глидерами.

Последние, к моему грандиозному изумлению, работали, – Заг летел над водой. Из этого вытекало, что цел и милитум, прилепленный поверх черного трико из «умной кожи» на животе.

Я сообразил, что его милитум перевел все системы, какие мог, на запасные источники энергии, расположенные непосредственно возле глидеров. Увы, на них Загу не протянуть и пятнадцати минут.

Шлем на Заге отсутствовал. К счастью, экстренная кислородная маска успела залепить Загу всю морду. Выглядел он в ней приблизительно как закатанный в пленку мороженый палтус. И все-таки был жив, сукин кот!

Итак, нас четверо, а не трое.

Заг подлетел к нам и промычал сквозь свой прозрачный намордник что-то вроде «Полундра!».

Да кто ж спорит? Натурально, полундра.

Тут я разглядел, что его бока располосованы так, как в страшном сне не приснится. На фоне «умной кожи» кровь была не то чтобы очень уж видна, но сквозь разрезы отлично просматривались рваные раны с алыми краями.

Атмосфера на Глокке ядовитая, но хорошо хоть не шибко агрессивная. Только какого-нибудь хлористого фтора беззащитной коже Зага сейчас недоставало.

Да и температура была терпимая. Как говорят в штурмовой пехоте, «сорок плюс-минус сорок». То есть хрен поймешь сколько, из жара в холод швыряет в основном от страха. Не морозно, но и на ракетном топливе вроде пока не поджаривают. Сносный диапазон, короче, для белковых форм жизни.

Замотал я дырки в боках Зага крепежной пленкой и по плечу похлопал.

– Все будет хорошо! – через внешний речевой синтезатор прокричал. Что мне еще оставалось, а? «Хэппи бёздэй ту ю» спеть?

Заг, кажется, расслышал и махнул рукой. Качаный он все-таки парниша, бицепсы как дыни!

Устроить вечер воспоминаний старых боевых товарищей нам не дали.

Вода дошла уже до наших глидеров, хотя мы висели под самым потолком. Маслянистая мутная дрянь стояла вровень с нижним срезом прохода, проделанного вибробуром Чена в туфовом завале.

Вода явно намеревалась устремиться дальше – в направлении шахты лифта. Там, кстати, царила кромешная темень. Похоже, мои наихудшие опасения оправдались: оплавленная жаром горящего «Фалькрама» порода стекла вниз, перекрыла шахту и залепила наш единственный выход на поверхность.

– Все забито наглухо. Порода твердая, как стекло, – подтвердил мою догадку Чен, вернувшись с рекогносцировки.

Датчики совсем взбесились.

Если им верить, невидимая смерть была уже совсем рядом, где-то под водой. Кроме этого, вдалеке – а на самом деле не так уж и далеко – снова кто-то топал по кольцевому коридору.

Это было озарение. Настоящий «приход».

– Сержант! Единственная дорога – наверх!

– Ты что, Серж, с ума сошел? Куда наверх? – После ранения Гусак соображал плохо.

Чен тем временем выпустил в воду несколько длинных очередей, после чего его «Сьюздаль» музыкально пиликнула и заглохла.

У него кончились патроны основного боезапаса. Зато и движение под водой прекратилось. По крайней мере временно.

Все это я ловил где-то на краю сознания, в то время как мой речевой синтезатор уже отвечал сержанту. Четко и внятно, будто мы вели показушную беседу в аудитории в присутствии инспекции Генштаба.

Видимо, в тот момент я почувствовал, что, если буду излагать свои мысли неуставным образом, сержант меня просто не послушает. Чтобы показать, что он круче всех, отдаст любой другой приказ. И тогда мы все – покойники.