Могучая рельефная надпись из керамитового литья сообщала, что двигатель изготовлен фирмой «Дженерал Урал-Мадрас Моторз», да.
По заказу Министерства Военного Флота, да.
И установлен на крейсерский транспорт «Румба», да.
На наш… наш, наш родной транспорт, с которого нас десантировали… я спросил у милитума… три часа двенадцать минут назад!
И что двигатель этот является собственностью правительства, керамитовый рельеф тоже сообщал. Напоследок, маленькими такими буковками.
Вот ведь как, оказывается.
Я вызвал роту, батальон, всех, кто меня слышит.
О чудо! В кои-то веки мне ответили сразу.
Сквозь душераздирающие помехи и хриплый клекот демонов смерти пробился далекий, малость дремотный голос.
Продиктовал координаты «Малой зоны E» и время до отлета.
Снова продиктовал координаты «Малой зоны Е». И снова – время, уменьшенное на три секунды.
Пожурил меня за некорректную постановку вопроса и продиктовал координаты «Малой зоны E».
Я наконец сообразил, что общаюсь с бортовым милитумом десантного катера, мусорящим в эфир по экстренному алгоритму «Всем, кого это касается». И параллельно выдающим элементарные справки.
Пришлось задать вопрос корректно. Я назвал свой полный идентификационный ключ и спросил, не предусмотрено ли прикрытие для отходящих боевых групп. И не собираются ли они выслать эвакуаторов? У меня, дескать, раненые.
– Передаю ваш запрос вышестоящей инстанции, – сказал милитум. Больше ничего мне от него добиться не удалось.
Из увиденного и услышанного следовало, что кроверны крепко надрали нам задницу. Насколько именно крепко, я еще до конца не въехал, но уже начинал въезжать. Я припомнил загадочное падение «Фалькрама» прямо в шахту лифта и подумал, что уже тогда можно было бы озадачиться.
Ну ничего. Теперь-то я командир, имею право кое о чем спросить.
– Сержант Гусак!
– Я, – вяло отозвался тот.
– Скажите, вы ведь знали, что наверху у наших нелады?
– Нет.
– Но догадывались?
– Только идиот мог не догадываться. После того как. Целый штурмовик упал. Но у нас выбора не было. Мы имели приказ. Обследовать периметр. Приказ никто не отменил. И мы его. Выполнили.
У Гусака зуб на зуб не попадал. Неужели он потерял столько крови, что уже начало морозить? Снаружи вроде не заметно…
– Полностью согласен с вами, сениор. Как думаете, удастся нам отсюда ноги унести?
– Барракуда, теперь ты. Командир. Ты и думай.
И то верно. Я быстро посоветовался с милитумом насчет оптимального маршрута.
– Отделение! Слушай мою команду! Нас ожидают десантные катера. Наша задача – пробиться к ним. Координаты зоны эвакуации вы слышали. Но если кто не слышал, повторяю…
«Малая зона Е» была довольно далеко от того места, где мы вылезли из нашей кроличьей норы. Кроме того, у Зага скисли резервные источники питания глидеров.
Пришлось ему подсесть на левую ногу к Чену – примерно так же, как Дюмулье (или псевдо-Дюмулье, один хрен) ко мне каких-то два с половиной часа назад. Ох и давно же это было!
Даже без большей части своей растерзанной экоброни Заг весил будь-будь. Он сильно перегрузил глидеры Чена. Но все-таки это было куда лучше, чем идти пешком. Так мы могли держать скорость ну хотя бы в семьдесят километров. А без глидеров не дали бы и десяти.
Мы утвердили своим милитумам маршрут и понеслись.
Все происходило быстро. О-о-о, очень быстро!
Брызнула в стороны пластобетонная шрапнель – разлетелся вдребезги угол ремонтного цеха. И, двигаясь не вполне управляемым юзом, перед самым нашим носом пронесся один из «Крестоносцев».
Танк был великолепен и страшен. Темно-оливковое стелтс-покрытие на его боках текло и летело брызгами, не выдерживая напора огня, который рвался из дыры в районе кормового отсека. Дым бил куда-то вбок ощутимо материальной, плотной струей. Из такого дыма можно шить брюки и саваны.
Башня, разворачиваясь на ходу с завораживающей стремительностью, метнулась вправо. Красный крест в белом щите блеснул, казалось, на расстоянии вытянутой руки.
Пушка выплюнула невидимый заряд энергии – об этом можно было судить только по неприметной вспышке вокруг стабилизирующего кольца на дульном срезе. Куда танк стрелял – я не увидел.
В этот самый момент мы резко приняли в сторону, чтобы не влететь прямо в исполинский костер, в который на глазах превратилась корма танка.
Как раз вовремя!
Турбоплатформа кровернов высадила в танк, кажется, десятикратную норму своего разового бортового залпа.
Под перепуганное пищание тепловых датчиков мы заскочили в ремонтный цех через пролом, проделанный танком. Милитумы на предельной скорости загнали нас под прикрытие массивного испытательного стенда, на котором был распят горный робот-проходчик – гибрид крота, ужа и ежа.
Стена белого пламени прошла сквозь стену ремонтного цеха, как сквозь лист бумаги, и прокатилась по всему помещению, надорвавшись только в двух местах – вокруг испытательного стенда.
Завихряясь в этих точках разрыва, несколько язычков пламени – каждый длиной с анаконду – станцевали вокруг нас пляску маленьких адских лебедей.
Пронесло!
Мы уже поняли, что главное – нигде не задерживаться дольше одного вздоха.
Вдоль северной стены цеха мы уже пробежались – когда были снаружи. Ее больше не было.
С восточной стеной нам тоже было по пути. Более того, славно было бы пройти вдоль нее внутри цеха. Но оказалось, что цех кишмя кишит термитами.
Чен выдал гадам три гранаты, я прикрыл нас экранирующим облаком, и мы пулей вылетели под открытое небо.
К моему изрядному удивлению, горящий танк все еще был жив.
Правда, гордую эмблему батальона с его башни как корова языком слизала. Да и сама башня была больше похожа на подтопленную плазмометом сахарную голову.