Испанский сапог. Нам есть чем удивить друг друга

– Нет, – с чистой совестью ответил Ледников. И это была чистая правда. Никаких предложений и просьб. Ничего не было, кроме страсти, которую вряд ли можно было изобразить… Но пора было менять тему. И Ледников сказал:

– Я тут встретил еще одного знакомца. Правда, на сей раз московского.

– Не слишком ли много случайных встреч?

– Пока еще не решил. Кстати, хотел расспросить тебя о нем.

– Он что – и мой знакомый?

– А вот сейчас мы это и узнаем. Я встретил адвоката Келлера.

Отец закрыл и отложил книгу про огненные любовные испанские страсти.

– Ну, судя по тому, какое здесь сейчас пекло, ты вряд ли встретил Келлера-старшего. Он, помнится, всегда очень тяжело переносил жару. Значит, речь идет о Келлере-младшем, или, как он любил себя когда-то называть, Келлер-джуниор…

Ледников кивнул.

– И что ты можешь о нем сказать?

– Смотря, зачем тебе информация?

– Пока не знаю.

– Темнишь, сынок, – укоризненно покачал головой отец. – Ну да ладно… Генрих Семенович Келлер в советские времена был широко известный в узких кругах адвокат. Человек он был советский, хорошо знал и никогда не нарушал правила игры для адвокатов той эпохи. Его это никак не задевало и не возмущало. Он просто знал, что адвокат в Советском Союзе и адвокат на Западе – что называется, две большие разницы. И всю жизнь вел себя соответствующим образом. Поэтому был вхож в высокие кабинеты и официально признан как один из лидеров адвокатского сословия. А вот сынишка его, этот самый джуниор, оказался вылеплен совсем из другого теста. Он вступил на добротно подготовленное отцом семейное адвокатское поприще в годы, когда советское государство со всеми его писаными и неписаными законами рухнуло в историческую пропасть. И Аркадий сразу стал играть по иным правилам…

Отцу явно хотелось немного повспоминать дела давно минувших дней. Случалось с ним такое весьма нечасто, он как огня боялся невыносимой старческой болтливости, но тут, видимо, сыграла роль курортная расслабленность.

Аркадий вступил на поприще защитника прав человека и закона, когда влияние адвокатов на исход судебных дел стало несопоставимо с советскими временами. Я помню, как «старорежимные» прокуроры жаловались тогда, чуть не плакали: мол, адвокаты теперь главные люди в суде, все решается через них, судьи их боятся, журналисты на руках носят…

И это при том, что сами прокурорские с прессой не работали. Все держали в тайне.

– Ну да, школа-то была совсем другая – ориентировались не на общественное мнение, а на райком партии. В общем, прокурорские посчитали себя чуть ли не обиженными. Я каждый день слушал жалобы и стоны… Эти адвокаты создали, понимаешь, себе имидж этаких человеколюбцев и правдорубов, святых борцов за истину. При этом адвокатскую лицензию может получить кто угодно. Законодательство не запрещает вести адвокатскую практику проштрафившимся ментам, опозорившимся прокурорам, нечистоплотным судьям и следователям… Они все и валят в адвокаты скопом, устанавливают в судах и на следствии свои правила.

Но правда в этих стонах была.

Была, разумеется.

Они помолчали. Каждый из них мог рассказать кучу историй на сей счет. На глазах Ледникова адвокат, который не смог развалить дело об убийстве – доказательства были железные, свидетелей полно, – тянул деньги с родителей молоденького убийцы, уверяя их, что он «зарядит» всех, кого нужно. Мало того, он умудрился брать с них даже после приведения приговора в исполнение. Парня уже расстреляли, но известия об этом еще не поступило, а адвокат все добирал деньги с несчастных родителей, прекрасно зная, что его подопечного нет на свете… Другой адвокат родителям осужденного на смертную казнь послал из Москвы телеграмму: «Добился изменения приговора». Те на радостях перечислили ему огромную сумму. При этом формально он не соврал, потому как действительно добился мелочной поправки в приговоре. Но на исход дела это все равно не повлияло! Он знал адвокатов, которые убеждали заключенных продать квартиры. Мол, за такую огромную взятку их наверняка освободят, а он, адвокат, точно знает, кому надо дать. Заключенные давили на несчастных родственников: «Продайте квартиру!» Те продавали, не догадываясь, что деньги шли в карман адвокату. И никто уже не узнает, был ли с ним в доле следователь или судья? Или это были просто сказки, и он все присвоил себе.

Отец помассировал висок пальцем, словно у него разболелась голова. – Самое же опасное, что речь теперь не о том, чтобы спасти невиновного, отыскать смягчающие обстоятельства… Нет, главной доблестью многих адвокатов стало умение развалить дело, чтобы спасти убийцу, выиграть процесс любой ценой… А правда сама по себе совершенно не интересна, она только мешает…

Ледников вспомнил командировку в Ставрополь, где в следственном изоляторе сидело существо по фамилии Гасанов… Этот был садист самый натуральный, настоящий изувер. В изоляторе, где, благодаря огромным деньгам, которые туда ему передавали, Гасанов, окруженный прихлебателями и шестерками, чувствовал себя хозяином и как-то в приступе злобы вырвал глаз сокамернику, который, как ему показалось, сделал что-то не так. Ему грозил новый солидный срок. А потом вдруг выяснилось: опера из изолятора установили, что глаз вырвал кто-то другой, а Гасанов и вовсе отличается примерным поведением… Тем бы все и закончилось, но один из заключенных, доведенный до отчаяния, написал кровью записку о беспределе в камерах и просто выбросил ее из автозака, когда его везли на допрос. К счастью, записку кто-то подобрал и отнес в прокуратуру.

Ледникова и его старого приятеля капитана Прядко отправили в Ставрополь разобраться, потому что на местных надежды не было. Быстро выяснилось, что за чудом с глазом стоял адвокат Гасанова, который состоял при его брате-миллионере. Именно адвокат возил операм деньги, ящики с коньяком, дарил их женам драгоценности. Именно он добился, чтобы они состряпали новое дело. Оперов раскололи моментально, потому как все лежало на поверхности, а вот адвокат Гасановых остался в стороне. Правда, через какое-то время его нашли за городом в собственной машине с полиэтиленовым мешком на голове. Но это, что называется, была уже другая история.

Была у Ледникова с тем же капитаном Прядко и другая командировка – в Мурманск. Там арестовали уголовного авторитета по кличке Типун. Имелись данные, что он знает, где находится тайник с большим количеством оружия, включая автоматы и гранатометы. Прядко тогда сработал виртуозно, убедил Типуна показать, где тайник. Уже собрались ехать за оружием, был готов конвой, машина, но неожиданно появился адвокат, вернее, адвокатесса, которой кто-то стукнул про поездку. Она пишет Типуну записку: «Откажись от поездки. На тебя навесят лишние статьи». И Типун тут же дал задний ход. Схрон, между прочим, так и не нашли. Сколько народа потом положили из этого оружия? Прядко орал тогда на адвокатессу так, что Ледников боялся, как бы он ее не удавил. А она смотрела на него кукольными глазками – у вас своя работа, а у меня своя…

Отец вздохнул:

– Помню, ко мне зашел перед каким-то совещанием Келлер-старший и тоже стал жаловаться на адвокатов, так сказать, новой формации… Говорил, что подозреваемые сейчас боятся порой адвоката больше, чем следователя, прокурора, суда… Потому что адвокат напрямую связан с уголовным миром. Какой-нибудь бандит, может, и готов рассказать следствию, кто заправляет в банде, назвать главного отморозка. Но он молчит, потому что на допросе присутствует его адвокат, нанятый на деньги этого самого отморозка. Обо всех показаниях он тут же доложит тем, кто его нанял. Скажи лишнее – убьют в камере еще до суда.

– А чего это вздумал тебе, прокурорскому, жаловаться?

– Честно говоря, я не сразу понял, чего Келлер так разволновался. Собственно, о том, что многие адвокаты стали посредниками между чиновником и своими клиентами, уже давно было всем известно. Мало того, они не просто посредничают, нет. Одних склоняют к взяткам, а других на них раскручивают. При этом солидная часть сумм, разумеется, оседает в их собственных карманах.

Отец какое-то время помолчал, словно переживая заново давний разговор. Потом продолжил:

– А потом Келлер стал очень горячо говорить об отношениях адвокатов с криминальными авторитетами и ворами в законе. Он-то хорошо знал, что конечный этап этого пути один. Адвокат, связавшийся с такими персонажами, не понимал, что всегда будет для них лишь юридическим «халдеем», с которым, как с банальным официантом, все дозволено, который все стерпит. Каким бы великим ловкачом адвокат себя ни считал, у него не было шансов выиграть эту партию, потому что в любой момент на его юридическое хитроумие или ловкость могли ответить бейсбольной битой, ножом или выстрелом из пистолета. А старший Келлер знал старую истину: «Не связывайся с братками, не давай им советов, потому что при первом же подозрении – подвесят за язык. Или просто так убьют, как станешь не нужен. Потому что ты для них все равно – халдей. Был и останешься».

– Ну, тут он абсолютно прав.

– В какой-то момент я все-таки сообразил, почему старик Келлер пришел ко мне с этой исповедью. Видимо, Келлер-джуниор вступил на тот самый путь, с которого нельзя свернуть, а осторожные мудрости отца воспринимал как старорежимную глупость. В общем, Келлер-старший панически боялся, что сын неминуемо вляпается в какую-нибудь дурную историю. Боялся и в то же время надеялся, что вот уж тогда-то он придет к отцу за помощью… Обычные надежды стариков, еще пытающихся проявить себя в новые времена, но не представляющих, как это сделать, – грустно улыбнулся отец.

– Он что, сказал тогда, что боится за сына?

– Нет, впрямую не сказал. Я потом навел кое-какие справки. Келлер-джуниор принципиально брался только за самые громкие и скандальные дела. Он защищал воров, коммунистов, дельцов, проворовавшихся чиновников… Ему было все равно – виновны они или нет, убивали сами или стали жертвами, крали или их подставили… Важно было прогреметь, прозвучать, попасть в газеты и на телеэкраны. Ведь в глазах окружающих он – законник и занят защитой закона. Но при этом – человек, который может закон обойти, потому как знает, что надо сделать, чтобы остаться безнаказанным.

– А ты случайно не помнишь, кто из его подопечных мог иметь дела с Муромским? Чтобы сегодня предъявить права на часть наследства?

– Нет. Я им вплотную не интересовался. Это была не моя епархия. Да и не до него было. – Отец внимательно посмотрел на Ледникова. – Ну, будем считать, что лирическая прелюдия завершена, вечер воспоминаний подошел к концу. Так что было нужно этому недостойному потомку славного адвокатского рода Келлеров от тебя?

– Ты не поверишь, но он предлагал мне сотрудничество.

– И какого рода?

– Ну, скажем так, удерживать госпожу Согдееву от неразумных поступков, если она будет обращаться за содействием… Всего-навсего. Причем, именно только если будет обращаться сама.

– И?

– Разумеется, я ему ничего не обещал.

Отец покачал головой:

– Что-то это все мне сильно не нравится. Тебя зачем-то пытаются втянуть в чужую игру, где тебе к тому же не известны главные игроки… – Ну, кое-кто известен. Во-первых, это наша las Meigas… Затем госпожа Морьентес и ее защитники. Собственно, не известен лишь третий – тот, кого представляет Келлер-джуниор…

– Тебе все это нужно?

– Нет, конечно. Но что я могу сделать? Они просто приходят и просят о помощи или содействии. Я посылаю их подальше… Вот и все.

Глава 8

Claro como el agua de xochimilco

Чист, как сажа

Расставшись с отцом, Ледников решил выполнить данное ему обещание – погрузиться в жизнь настоящего отдыхающего, которому все по барабану. Для этого он приобрел толстую испанскую газету, а потом нашел пустую скамейку под пальмой. Устроившись на ней, он принялся методично изучать газету, как какой-нибудь очумевший от безделья отдыхающий изучает московские газеты в Сочи или Крыму.

Начал он, разумеется, с футбола. Узнав все об очередном витке великого противостояния «Реала» и «Барсы», он углубился в статью, которая извещала, что в ближайшее время парламент Каталонии запретит корриду на своей территории. Ибо это варварское зрелище, развращающее людей. Однако, как подмечал журналист, депутаты руководствуются скорее не любовью к животным, а политическими соображениями, желанием отмежеваться от всего, что в мире отождествляется с Испанией. Ведь в Испании корриду называют «национальным праздником», что самолюбивым каталонцам совсем не нравится. Коррида сближает их с остальными испанцами, а ведь Каталония была и будет более прогрессивной, культурной и европеизированной, чем другие провинции.