– Мужики!.. Мы здесь уже шесть часов паримся. Похоже, напрасно ждем – уходить надо!..
– Куда? – устало спросил Савелов.
– Не куда, а откуда! Отсюда уходить нужно, а там сориентируемся.
– Обули нас, командир? – глядя прямо в глаза Сарматову, спросил Силин.
– Обули! – кивнул Сарматов, и на лицо его опустилась тень злости, смешанной с обидой.
– Почему, командир? Зачем они это с нами делают?
– Я знаю столько же, сколько и ты, Силин. И задавать мне такие вопросы бессмысленно, – ответил Сарматов, еле сдерживая себя от того, чтобы не разораться во всю глотку, от того, чтобы не покрыть трехэтажным матом свое начальство, безнадежную ситуацию, душманов, которым никак не живется мирно, чужую землю под ногами, по которой приходится топать вот уже который день, и даже беднягу Силина за то, что он задает глупые вопросы, на которые он, Сарматов, не может знать ответа.
– А я вот понял, в чем тут фокус!.. – воскликнул Силин.
– Что-о?.. – удивленно протянул Сарматов. – Что ты понял?
– Да то, что, чтоб отмазаться от пакистанской ноты, нас списали… Я, мол, не я, и жопа не моя, так?.. Когда счет на тысячи, десяток лишних жмуров – ништяк!.. – завопил Силин.
– Тоже мне стратег, – бросил Сарматов и обратился к группе: – Кончай расслабляться, мужики! В дорогу пора!
* * *
На лице Силина появилась странная блуждающая улыбка. Он больше ничего не сказал, молча запихнул в рюкзак пожитки и встал с места.
– С чего тащишься, Громыхала? – остановился возле него Бурлак. – Уел командира! Он что, в другой лодке плывет?
– Тогда чего он о государственной важности, об интернациональном долге лепил? Я в долг не брал ни у Горбачева, ни у ихнего Наджибуллы… Не брал, значит, не должен, блин! И ты не должен на минном поле раком становиться!.. – вновь взорвался Силин.
– Работа у нас такая. А со своими долгами худо-бедно сам разберусь. Коли у тебя очко дрогнуло, так и скажи! Чего со своими-то ребятами разборки чинить?.. – жестко сказал Бурлак.
– Своими? – переспросил Силин и кивнул на очнувшегося американца: – Я у ихнего писателя, армянина Сарояна, как-то вычитал, что в нашем сучьем мире каждый является солдатом своей собственной армии.
– Ну, у них там, может быть, и так, а у нас…
– А у нас в квартире газ! – оборвал Силин и, закинув за спину рюкзак, взялся за носилки.
Отвесные скалы по сторонам ущелья то расходились, открывая перед идущими долину, то сходились до узкой теснины, в которой клокотал и ярился пенный поток. Тропа все время вилась рядом с рекой. Идти приходилось по камням, по песку, а то и продираться через заросли все того же колючего кустарника с лопушиными листьями, через сплетение ветвей которого снопами прорывались солнечные лучи.
Внезапно где-то далеко, за спиной группы, раздался глухой взрыв. Он резонировал в скалы и еще долго гулял по ущелью раскатистым эхом.
– Что это? – спросил Савелов. – Может, вертушка прорвалась и ее накрыли?..
– Мина, – ответил Бурлак. – Воды с гор прибавилось, поволокло ее по течению, по камням побило, вот она и взорвалась.
– Старайтесь не следить, мужики! – предупредил Сарматов. – Те, кто нас ищет, могут захотеть проверить, что взорвалось.
К шагающему Сарматову пристроился Савелов.
– Майор, ты веришь в то, что нас списали? – спросил он.
– Это имеет значение? – равнодушно уточнил Сарматов.
– Для меня – да. Я хочу знать правду!.. – вспыхнул, как сухая спичка, Савелов.
– «Успокойся, смертный, и не требуй правды той, что не нужна тебе!» – процитировав Есенина, Сарматов усмехнулся и продолжил: – Или вот еще: «Нет правды на земле, но нет ее и выше!»
– А что же есть тогда, Игорь? – задумчиво глядя под ноги, спросил Савелов.
– Большая куча дерьма, и мы в ней копаемся. Уже семьдесят лет копаемся! – брезгливо бросил Сарматов.
– Я не о том!.. – оборвал его Савелов.
– А я о том! Миллионы погибли в Гражданскую, десятки миллионов – в коллективизацию, десятки миллионов – в Отечественную, сотни тысяч – в корейскую, миллион с хвостиком чужих, десятки тыщонок своих – в эту, афганскую. А тут всего-то речь о тринадцати душах!.. Почему, Савелов, в любезном нам Отечестве правда с кривдой всегда в обнимку ходят?.. Спроси у тестя – почему?.. Может, всевышним так задумано, а может, такими, как тесть твой?.. Что смотришь? Ведь у нас в России спокон веков было две напасти – внизу власть тьмы, а наверху тьма власти. Но должна же эта тьма хоть немного мозгами шевелить!
Савелов промолчал и лишь криво усмехнулся. Сарматов встряхнул носилки с американцем и сказал скорее самому себе, чем обращаясь к кому-нибудь:
– Очнулся, мистер!.. Чего глаза таращишь?
Бросив на Сарматова длинный взгляд, Савелов вдруг поменял тему разговора и сказал:
– Я у генерала твоего спросил как-то: почему, мол, хоть на Сарматова и цацки сыплются дождем, и Суворовское за ним, и академия, а он в тридцать пять все майором на брюхе ползает?
– Какие мои годы, Савелов! – улыбнулся Сарматов. – Вон Морозову – сорок, капитанские погоны будто автогеном к плечам приварили. Почему?.. А потому, что капитан Морозов смеет свое суждение иметь!
– Примерно то же сказал мне генерал о майоре Сарматове…
– Что ж ты тогда до меня докопался? Все, что тебе нужно, это сделать вывод… Правильный вывод, Савелов, понимаешь?..
– И тебе тоже, Сарматов!
ВОСТОЧНЫЙ АФГАНИСТАН,
15 мая 1988 года
Постепенно ландшафт меняется. Залитое зеленым лунным светом ущелье заметно расширилось, стала полноводней река, более густыми заросли по ее берегам.
Под сенью столетних деревьев и колючих карагачей группа тащилась на запад. Впереди шагали несколько человек охранения, двое бойцов в небольшом отдалении замыкали цепь. По-прежнему блуждали вокруг горящие огоньки шакальих глаз.
– Отдохни, Сармат, – сказал капитан Морозов, отстраняя того от носилок со стонущим американцем. – И включи-ка радио, что ли. Послушай, может, чего умного скажут?..
Сквозь шум и треск из приемника доносилась русская речь.
– «Маяк», – сказал Шальнов. – Сейчас информационная передача начнется.
«Бундестаг присвоил звание «Почетный гражданин Германии» выдающемуся борцу за мир Михаилу Сергеевичу Горбачеву, – сообщил диктор. – На переговорах в Женеве по Афганистану между сторонами при посредничестве американских и советских представителей достигнут значительный прогресс, вместе с тем остаются противоречия в вопросах будущего политического устройства и состава коалиционного правительства, а также в сроках и условиях вывода советских войск…»
– Да, – вздохнул Морозов. – Драку легко начать – трудно закончить.