Тридцать второй терренкур. Поэма Провала

Тридцать второй терренкур. Поэма Провала
Александра Барвицкая

Неокрепшее чувство любви тонет в провале крепкого настоя разлагающейся действительности, а философия и психоделика срастаются в единое поле разочарованного очарования.«Тридцать второй терренкур» – одно из самых значимых произведений А. Барвицкой, из написанных до затворничества.Отрывки из поэмы публиковались в альманахе «Академия Поэзии» (2008 г.) и литературном журнале «Российский Колокол» (2007 г.).Поэма вошла в книги А. Барвицкой «Смена ориентации» (2007 г.) и «Ледяной Дол» (2022 г.).

Тридцать второй терренкур

Поэма Провала

Александра Барвицкая

© Александра Барвицкая, 2022

ISBN 978-5-0055-9560-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ТЕРРЕНКУР – благоприятно влияющий на нервно-психическую сферу метод санаторно-курортного лечения дозированными восхождениями по размеченным маршрутам. Один из пятигорских маршрутов идёт вокруг горы Машук, соединяя провальскую и лермонтовскую курортные зоны, через место дуэли М. Ю. Лермонтова.

БОЛЬШОЙ ПЯТИГОРСКИЙ ПРОВАЛ – охраняемый государством ценный памятник природы. Расположен на южном склоне Машука. Узкий длинный тоннель ведёт в глубь горы и заканчивается обширной воронкообразной подземной пещерой, зияющей в потолке. В юго-западной части пещеры расположено озеро глубиной около 10 м. Котловина озера постепенно переходит в узкую трещину, рассекающую стены пещеры на огромную глубину, о чём свидетельствует высокая (около 40 С) температура озёрной воды. Плотный сине-зелёный цвет воды связан с нахождением в ней серы и особых бактерий. В пещере стоит тяжёлый запах сероводорода и все драгоценные металлы, внесённые в пещеру, под действием этого газа быстро темнеют.

У местных народов «Провал» считался «адской бездной» и издревле имел плохую славу. Легенды гласят, что в нём живёт крылатый огнедышащий змей, пожирающий людей. Во время стычек русских с горцами жертвы схваток сбрасывались в это, засасывающее и растворяющее всё живое, «гиблое место».

ГРОТ ДИАНЫ – «…танцевали мы на площадке около грота; … танцевали до упада… даже Лермонтов, который не любил танцевать, и тот был так весел; оттуда мы шли пешком… Этот пикник последний был; ровно через неделю мой добрый друг убит…» (Е. Г. Быховец, 1841 г.)

1

В прошлом раздельном: сытом и нищем —
До перебора с любовью некрошечной —
Был у него – чёрный котище,
А у неё – белая кошечка.

Чёрная туча.
Солнце калёное.
Маленький случай —
Счастье слоёное.

Годам отдали кряжным оброком
Суженых-ряженых толпы заплечные.
Встреча сияла словом пророка:
Чёрное, белое зарево вечное.

Руки разъяли:
Люблю или верую?
Кошечку взяли
Обычную. Серую.

2

Серый цвет – это ещё не значит
Серость жизни или узколобие.
Он – красавец, породистый мачо,
Хотя не любитель пиццы и лобио,
Не пьющий абсент и аперитивы,
Предпочитающий чай с мятой.
Она – ну, это уже субъективно.
(О себе, наверно, каждый – предвзято.)
В общем, обычная молодая баба,
Смотрящая вверх, а не вниз – на ухабы.

Карман – не то, чтобы штопан, но пуст. —
(Не до гастрономических изысков!)
Стол не ломится? – ну и пусть —
Был бы гарнир да сосиска!
Ведь не хлебом единым жив
Человек – мудрость старейшин. —
Этой истине честно служил
Наш нонконформистский сейшен.
Но утробной мечтой сезона —
«Хеннесси» с тонким кружком лимона…

3

Свежесть утром стоит такая —
Сдохнет в зависти шлюха-ночь, и ей
Навстречу себя толкая,
Открываю окна восточные.

В око комнаты влейся, Солнце!
Через веки шторок прищуренных
В обрамлении лилий сонных
И бонсая японских мичуриных.
Чтоб бессмертным теням на смену,
Через ночи мои и столетия,
Заиграли бликами стены,
Отражая небес соцветия!

В проёме окна стою.
Распахнута. Небо пью.
Почти кричу:
Ещё чуть-чуть!

Но могучая вышка ТЕЛЕ-
Визионная (Бог телевизоров!)
На горбатом земном теле
Снова зовет в инвизибле.

Заправляя в карманы рёбер
Крылья, за ночь на дюйм подросшие,
Отправляюсь кормить утробу