Оценить:
 Рейтинг: 0

Выключить моё видео

<< 1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 >>
На страницу:
24 из 28
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

не могу сказать. у них всё хорошо

Слушай, а ты не можешь позвонить Севе? Просто скажи, что в школе спрашивают. Нельзя же так. Сейчас и Фаина Георгиевна писала.

хотите вам номер могу дать. сама не буду

почему?

Молчит некоторое время. Успеваю открыть балконную дверь и вдохнуть согревшийся воздух.

потому что он себя ведёт как урод и я бы вообще лучше ничего не говорила. но вам расскажу, ладно, если пообещаете Фаине Георгиевне не говорить

Алёна, я не могу обещать. Ты же понимаешь.

понимаю. короче, они вместе школу продалбывают, Сева и Илья, искать их нечего, завтра уже будут. они пошли какой-то там с похоронами помогать.

Господи, с какими ещё похоронами?

похоронами мужа Тамары Алексеевны.

Алёнка

С утра дядя Вова вернулся с литровой бутылкой из-под лимонада. Видела, как утром выходил – серьёзный, собранный, в маске, в хозяйственных перчатках матери, как дурак какой. Одно хорошо – что из-под маски орать не будет: ему, его лёгким прокуренным, воздуха не хватает – не наорёшься.

На бутылку накрутил пульверизатор, которым мать цветы опрыскивает.

– Алёнка, давай в коридор отсюда, – говорит, – будем нечисть гнать.

– Какую ещё нечисть? – я с места не двинулась. И без того сидела с утра на кухне, ждала, пока проснутся.

– А вот, – отчим приподнимает бутылку, показывает. – Сегодня объявление прочитал, сходил в церковь.

– В церковь же нельзя.

– В саму нельзя, а на паперть – или как она там называется – можно. И сходил, пока вы с мамкой тут жопы отращивали.

Стараюсь не обижаться, как и верно Верка сказала – нечего над всем задумываться. Будешь много задумываться – станешь как этот придурок. И воняет от него всем подряд – жареной сморщенной копчёной колбасой, хлебными сухарями, пивом. Уже и утром наверняка приложился, прежде чем в церковь пойти.

Когда с мамой в Москву переезжали, она говорила – здесь-то мужики все непьющие, здесь работать надо. Поэтому два года жили в общежитии, искали непьющего.

Потом тётя Катя умерла, и мы переехали в однушку на Марьиной Роще.

На кухне живу я, там и диван стоит.

В комнате – мама с дядей Вовой, а ещё парализованная бабушка, ей за шкафом вроде как комнатушку отгородили. Иногда её выносят в прихожую, и тогда лежит под лампочкой, горящей без надобности перед туалетом, пока я не погашу свет. Наверное, так раньше из родительской спальни выгоняли детей, когда нужно было. Сейчас с матерью она, вроде как две болящие – хотя если у матери этот самый вирус, чего и боимся, то бабка точно заразится, и никакая святая вода не поможет. Я-то не боюсь, хрен бы со мной. Так хоть в больницу заберут, чтобы матери с отчимом не видеть, хотя он мне и не отчим никакой. Однажды сказала – твой ёбарь, так мать по губам треснула. Саднило, но только сильнее хотелось говорить что-то мерзкое про них.

Хотя бы из комнаты меня не выгоняют, когда хотят спать вместе – потому что неоткуда, я на кухне постоянно. Вначале-то иначе жили, ещё хуже, и в школу я другую ходила.

С дядей Вовой мама уже и тогда знакома была, но он вначале вроде как стеснялся, не приходил. А когда сюда въехали, ремонт сделали, беленькими бумажными обоями оклеили, тёмной краской для пола прошлись, проветрили сильный и въевшийся запах, от тёти Кати оставшийся, – пришёл.

Непьющий, работящий.

Это мама так сказала.

По мне – ещё та образина.

Даже если с алкашами в Вологде сравнивать – что с того, что не водку пьёт, а вино покупает, «Liebfraumilch» в голубой прозрачной бутылке, отчего содержимое тоже кажется голубым, несъедобным. И мне предлагал. Один раз зашла в комнату, а он там сидел, смотрел выключенный телевизор. Лен, сказал он, пошатнувшись, давай со мной. Кивнул на наполненный бокал. И не пьяный был почти, но отчего-то испугалась, покачала головой, быстро ушла на кухню. Он не настаивал, но просидела тихо, чтобы не привлекать внимания больше, не шевелилась почти.

Маме не рассказала. И потом многое ещё не рассказывала.

– Это святая вода, – говорит дядя Вова, плотнее закручивая пульверизатор, – налил мужик из ведра. Молодцом мужик.

– А ведро откуда?

– Из церкви. Откуда. Они там освящают и людям выносят.

– А. В вёдрах? Святую воду?

– А в чём тебе надо? Давай, выходи. А то и тебя полью.

– Куда мне выходить, в коридор? Я читала вообще-то.

На самом деле смотрела видосики в «YouTube», но всё равно. Там девчонка прикольный макияж делает, и фон красивый – диван с белым пледом, неоновая надпись. Хочется на неё смотреть, а не на это всё. Не на дядю Вову.

Хочу такой же диван, и плед, и дорогого бенгальского кота с розовым маленьким ошейником.

Дядя Вова вдруг откручивает пробку и сильно нажимает на бутылку – всё льётся на меня, на ноутбук.

– Вы совсем уже!.. – вскакиваю, смотрю. Вроде клавиатуре ничего – тороплюсь, хватаю полотенце, на котором ошмётки вчерашней каши застыли, вытираю, смахиваю капли. Нет, ничего, не успел.

– Я ж сказал – выйди вон. На тебя ещё святую воду переводить.

На мне белая домашняя футболка, лифчика нет. Вижу, как дядя Вова смотрит.

Встаю и иду в коридор.

Что он с этой святой водой прицепился? Теперь и лужи на столе, на полу сырость. А кто вытирать будет? – конечно же, Алёнушка. Взяла тряпку и вытерла, рассуждать мне ещё будешь.

Смотрю в зеркало – может быть, рассказать? Не про сегодняшнее. Посмотрел и посмотрел, это всё равно. Не про вино – что ж, тебе дядя Вова и выпить предложить не может, пригубила бы чуть, и всё.

Нет, про позавчерашнее.

И Вере говорить не стала, а то она начнёт – чё мамаше не скажешь, чё не скажешь.

Да хрен знает, что не скажу.

Он там пока святой водой всё поливает – стол, табуретки, холодильник.

А позавчера я пошла к микроволновке, бутерброд с расплавленным сыром достать, а он на стуле сидел, видел. И вдруг встал и обнял сзади – правой рукой прижал мои руки к дверце микроволновки. Услышала, как он молнию на джинсах расстегнул.
<< 1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 >>
На страницу:
24 из 28