Грустная девочка

– Это тебе так кажется, а на самом деле… а, тебе-то что? Ты все равно живешь в большом городе, наверняка твоя комнатушка на четвертом этаже, и бояться совершенно нечего. Ты уже и забыла, каково это – жить в нормальном доме.

– Хорошо, хорошо, уезжай сейчас, – уже жалея о своем выпаде, но, все еще злясь, заговорила Эмма. – Я приехала, так что ты свободна как ветер.

Эмили кинула на нее сердитый взгляд, а затем выбежала за калитку. Эмма едва успела спросить, есть ли у нее деньги на дорогу, на что та ответила коротким кивком.

Делать было нечего. Если из-за чужих проблем ее оторвали от работы на кухне, оставалось лишь наслаждаться теми благами, которые предлагал родной дом.

В темно-синих сумерках она не успела разглядеть, как выглядели соседние дома, и был ли кто-нибудь на дороге. Ей просто хотелось зайти внутрь, сбросить всю одежду и принять душ, а затем выбрать виниловую пластинку и улечься в кровать под звуки хорошего джаза.

Половину из этого сделать ей удалось – она только вышла из ванной, когда в дверь забарабанил нетерпеливый посетитель.

Все еще вытирая волосы полотенцем, она вышла в прихожую и открыла дверь, за пестрым витражом которой в свете дворового фонаря угадывалась невысокая фигура.

Нарушителем спокойствия оказался Филипп. По крайней мере, мысленно Эмма назвала мальчика именно так.

– Моей мамы нет дома, она будет только завтра утром, – сообщила она, считая своим долгом отправить его назад как можно скорее.

Он хмуро оглядел ее с ног до головы, а потом, без приветствия, сразу же заговорил о сути своего дела.

– Я видел, как вы приехали. Кажется, Инесс нездоровится. Во всяком случае, она сегодня не пришла, и София целый день ждала вас вместо нее.

– С ней что-то случилось? – отступая внутрь и давая ему дорогу, спросила она.

– Да. Нет. Да, скорее всего. В общем, случилось, но не с ней. Ее лягушка умерла.

Ничего удивительного в этом не было, но Эмма все равно не удержалась:

– Стекляшка? Боже, малышка, наверное, очень переживала.

– Она и сейчас переживает. У нас гости, тетя Ирена очень занята, и она не заметит, если я приведу Софию к вам. Вы сможете успокоить ее?

– А когда же умерла Стекляшка? – сама не зная, зачем, спросила Эмма.

– Несколько дней назад. В понедельник, кажется. Так я могу привести ее к вам?

Разбираться в причинах и уточнять, почему он выбрал именно ее в качестве утешителя для своей маленькой сестры, Эмма не собиралась. Если ребенок так долго страдал, то нужно было действовать очень быстро. Ей казалось, что дорога каждая минута, и она прижала полотенце к груди, стараясь сообразить, как лучше поступить в этой сложной ситуации.

– Если ты приведешь ее сюда, ваша тетя все равно об этом узнает, – сказала она через некоторое время. – Лучше подожди меня пару минут, я оденусь, и мы вместе придумаем что-нибудь по дороге к вашему дому.

Она оставила его в гостиной, а сама помчалась в свою комнату, лихорадочно стараясь придумать хоть какой-то предлог для того чтобы прийти в дом непрошеным гостем. Ну, разве это не безумие? Чистый маразм, не иначе! Из-за какой-то дохлой лягушки устраивать такую сцену и суетиться!

Все трезвые доводы остались за спиной, руки сами отыскали старое полосатое платье, и через несколько мгновений сухая слежавшаяся и помятая ткань тяжело заскользила по мокрой коже. Она вышла в гостиную, обнаружив Филиппа все еще сидящим в кресле, но уже с каким-то журналом в руках. Слава Богу, хотя бы эта неподвижность не является их наследственной чертой.

– Мы скажем, что ты пришел ко мне и сказал, что у вас в доме вечеринка… нет, нет, лучше скажем, что ты знал, как сильно будет нужна помощь после вечеринки и внезапно увидел меня на улице. Спросил, не смогу ли я поработать вместо Инесс, как это было в прошлый раз. Я, конечно же, согласилась, – тараторила она, пока они в темноте шли к соседскому дому.

– Вы что – собираетесь мыть посуду? – Он явно был неприятно удивлен.

– А что еще остается? Мне это тоже не нравится, – нахмурилась она.

– Да плевать мне на то, что вам не нравится, – резонно заметил Филипп. – Просто я ожидал, что вы проведете это время с моей сестрой, а не будете зарабатывать деньги.

Она остановилась посреди дороги и взяла его за руку, чуть выше локтя, крепко сжав при этом пальцы и глядя прямо ему в глаза.

– Мне хватает денег, у меня хорошая работа, и я не горю желанием подрабатывать посудомойкой у твоей тетушки, понял ты меня? – четко выговаривая каждое слово, сказала она. – Однако это единственный способ прийти к вам в дом и встретиться с Софией, не подвергнув при этом никого из вас риску. Если мы сделаем такую ерунду, какую предлагал ты, то завтра вас обоих хорошенько вздуют за то, что вы сбежали из дома и пошли к соседям, не спросив разрешения.

Эта не слишком длинная речь произвела на Филиппа нужное действие, и он молча кивнул, а затем высвободил свою руку и снова двинулся по дороге бодрым шагом.

Убедить счастливую Ирену в правдивости этой наскоро сочиненной лжи было легко – пинап-модель приняла Эмму с распростертыми объятиями, обрадовавшись тому, что ей не придется мыть всю посуду в одиночку. Пока гости все еще были в доме, Эмма суетилась на кухне – разрезала покупные пироги и укладывала фрукты в красивые вазочки. Ей приходилось забирать из гостиной грязные стаканы и менять их на чистые. Зато красивая и выхолощенная хозяйка смогла усесться среди гостей и с чистой совестью принимать все похвалы и комплименты.

Кромешный ад длился еще полтора часа, а потом гости начали покидать теплый дом тетушки Ирены. Малышка Диана спокойно спала в своей кроватке, видимо, устав от бесконечных сюсюканий и поцелуев, а Эмма засела на кухне, радуясь отремонтированному смесителю, благодаря которому из крана веселой струйкой бежала горячая вода.

Она только справилась со стеклянной посудой, когда на кухню проскользнула маленькая тень. Продолжая делать вид, что она ничего не видит, Эмма старательно орудовала тряпкой и губкой, по временам осторожно косясь в сторону привычно тихой Софии. Через ее руки прошли фарфоровые чашки, тонкие блюдца с ручной росписью, изящные и неудобные графины со следами вина и соков, а также вполне себе земные тарелки с крошками из-под пирожных. Она терпеливо смывала следы пиршества и раскладывала все по аккуратным стопочкам. Стаканы следовало перевернуть на застеленный хлопчатым полотенцем поднос, а стеклянные кувшинчики расставить на специальной полке. Кухня не носила следов хозяйки, здесь чувствовалась чужая, слегка безразлична рука, которая ставила все на свои места, но не заботилась о комфорте. Было видно, что женщина, привыкшая следить за чистотой в этом доме, относилась к нему с холодностью служащего, а не с душой живого человека. Эмме это даже нравилось – можно было импровизировать в мелких деталях, не боясь, что хозяйка потом будет делать ей замечания. Если она не прикладывала сил для того чтобы привести в порядок кухню, значит, ей неизвестно, где должны лежать те или иные вещи.

Эмма старательно игнорировала Софию даже тогда, когда приходилось поворачиваться к ней лицом или подходить к ней совсем близко. Почему-то ей казалось, что так правильнее. Спугнуть малышку было слишком просто, и она не хотела действовать необдуманно. С другой стороны, существовал риск, что София просто подумает, что ее присутствие не вызывает интереса, и уйдет. Такого допускать тоже было нельзя.

Девочка разрешила все сомнения сама – когда Эмма расправила влажные полотенца на краю стола и сняла фартук, София заговорила первой.

– Моя Стекляшка умерла, – шепотом сказала она, глядя исключительно вниз и не поднимая глаз.

Эмма подошла к ней и опустилась на колени, чтобы посмотреть ей в лицо.

– Ты не виновата, – сказала она.

– Я виновата, – покачала головой София, и ее носик заметно покраснел. – Она была голодная, и ей было плохо в коробке. Я плохая, я убила ее.

– Нет, что ты, – впервые прикасаясь к ней и накрывая маленькие ладошки своими руками, прошептала Эмма. – Не надо так думать, София. Ты не плохая. Может быть, она умерла от старости?

– Нет, Инесс сказала, что лягушке нельзя без воды.

– Но ведь у нее была вода? Ты же поставила ей тарелочку?

София подняла голову и с надеждой посмотрела на Эмму, не пытаясь при этом убрать свои руки из-под чужих ладоней.

– А ей бы хватило? – спросила она одними губами.

– Отчего же нет? Если тарелка была глубокая, то лягушка могла в ней посидеть, когда ей очень хотелось поплескаться в воде.

– Тарелка была большая, я даже не смогла ее положить в коробку сама. Филипп затолкал ее в коробку.

Эмма даже улыбнулась от таких милых подробностей. Небрежный с виду и любящий внутри, Филипп, как оказалось, был хорошим братом.

– Ну, вот видишь, – улыбнулась она. – Все хорошо. А без еды она могла прожить немножко дольше.

На самом деле Эмма не знала, сколько могут прожить лягушки, которым нечего есть, но сейчас нужно было утешить Софию.

– А вы не обижаетесь на меня? – все еще глядя на нее с доверием, которое просто нельзя было обмануть, спросила девочка.

– Нет, не обижаюсь.