Царица Ила

Года. Федора пронзило. Совсем скоро ровно год, как их дом осиротел. Было так же холодно, и ветки деревьев так же били по ночам в окна, правда, тогда ими управлял ветер, а не…

– А! – струйки кипятка взялись покусывать пальцы, державшие термос.

– Дай подую! – Миша был тут, как тут. Сложив губы трубочкой, он изо всех сил дул на пальцы папы, пока тот не похлопал его по плечу.

– Пап, а можно, с нами Рыжуня пойдет? Ну пожалуйста!

– Нет, сына, Рыжуня у нас мадам домашняя, мало ли, испугается и убежит.

Взгляд Федора упал на нетронутую миску молока. Вот уж досталась гулящая животинка, небось, сиганула в открытую форточку, а Федору потом опять котят раздавать по всему району!

Он плотно завязал шарф на Мишкиной шее, пару раз безуспешно попытался дозваться Рыжуни, и повел сына в обещанное приключение.

Федор не любил Бесовку.

Каждый раз, когда он всматривался в неспокойные воды, в тревожное течение, он видел Ее глаза. А вернее, то, что они выражали в день, когда она рассказала о диагнозе.

Федя вспомнил тот теплый августовский вечер. Они сидели на колючем синем покрывале, наблюдая за тем, как Мишка кидает в Бесовку камни.

– Федя, ты ведь все уже понял, правда? Я умираю, Феденька.

Он смотрел на ее серебристую заколку – кованую лилию, которую купил ей на областном рынке. «Надо будет ее в ней похоронить», – мысль прозвучала чужим голосом в голове, и он ее быстро прогнал.

Федор все смотрел на ее заколку, не решаясь оторвать от нее взгляд, будто как только он это сделает, слова его жены обретут плоть.

– Ерунда все это. Мы найдем тебе другого врача. В область поедем, там тебя покажем!

Ее ладонь мягко накрыла его руку. Он резко отпрянул.

– Федя, уже поздно.

– Не неси ерунды.

– Федя, посмотри на меня.

– Они все врут специально. Одни недоучки в этой больнице.

– Феденька, посмотри на меня.

– А как же Мишка? А я?

– Федя…

– Бывают же чудеса. Слышала, как сестра кассирши в продуктовом помирала? Ее дети отвезли к одному мужику в монастырь, так он…

– Федя!!!

Мишка обернулся на материнский крик и поспешил к родителям.

– Вы что, ругаетесь? – синие глаза уставились на растерянных родителей.

– Нет, мой хороший. Иди сюда.

Миша забрался на покрывало и мигом свернулся клубочком на маминых коленях.

– А чего ты кричала?

– Папе твоему уже знаешь, сколько лет? Плоховато слышит.

– Ой, да, папа древний! Он динозавров видел!

Федор все еще не смотрел на жену. Не мог. Его взгляд так и приклеился к серебряной лилии.

– Мам, а ты динозавров видела?

– Нет, мой хороший. Но я видела что-то интереснее!

– Птеродактиля?

– Еще лучше!

– Ну что?

– Видишь, там вдалеке колышется камыш? А ветра нет.

– А почему он колышется?

– Его колышут…

Миша привстал и глядел на маму с распахнутыми глазами.

– Его колышут речные ведьмы.

От неожиданности Федор наконец посмотрел Ей в глаза. Она рассказывала, и их взгляд ни на мгновение не разъединился.

– А эти ведьмы злые, да?

Но однажды ее комета вспыхнула, и, сверкая гигантским огненным хвостом, прилетела на Землю и утонула прямо здесь, в Бесовке. Как только Царица всплыла к поверхности воды, лицо ее покрылось черными язвами, а легкие начал разъедать кислород. Как ни пыталась Царица, не могла она выбраться из реки: как только выглядывала на поверхность, все ее пыталось убить. И осталась она навеки заперта на речном дне.– Нет, милый. Они лишь несчастные и тоскливые пленницы главной подводной ведьмы, жестокой и кровожадной Царицы Ила. Она древнее, чем дома, чем деревья и чем первое слово, сказанное вслух. Она родилась одновременно со всем неживым, ведь сначала было только неживое. Она путешествовала по безвременью верхом на Комете, пожирая черные дыры и взрывая древние галактики. И смех ее раскалывал планеты пополам.