Блики Солнца. Сборник рассказов

Но не всегда победа дается легкой ценой, иногда она не дается вовсе. Болезни, привезенные конкистадорами с берегов Старого Света, были для майя не менее опасны, чем те, что косили завоевателей в Новом, а магия жрецов не смогла противостоять 32 фунтовым ядрам… и 13 августа 1521 города принц Куатемок был захвачен в плен…

Его долго пытали и истязали, пока не было решено казнить последнего из свободных тлатоани. 1525 стал закатом многовековой эпохи майя, прекрасной и непостижимой эпохи, от которой до нас дошли лишь загадочные обрывки магических знаний… неразгаданных наукой, но почти уничтоженные ей…

Пуанты

***

Тот дождливый и пасмурный день в Париже 1825 года запомнился некоторым из горожан надолго. Те, кто особенно отчетливо помнят его, шли, спрятавшись под зонтами, за траурной повозкой, на которой стоял простой деревянный гроб, обитый черной тканью. Провожали в последний путь 36-летнюю солистку Парижской Оперы – мадемаузель Биас.

Он не смог присутствовать на похоронах, боясь раскрыть свое инкогнито и поразить окружающих шокирующими подробностями личной жизни балерины. Стоя на колокольне Собора, он смотрел на город, провожая возлюбленную взглядом. Его бледные пальцы с небывалой силой прижимали к впалой груди пуанты… ее последний подарок. Слеза скатилась по дряблой щеке и упала на шелк туфли, но он не заметил этого, погруженный в воспоминания о красавице Фанни.

***

Впервые он увидел ее в Соборе во время праздничного богослужения. Она пришла вместе со своим наставником – Луи Милоном и еще несколькими воспитанницами балетной школы Парижской Оперы. Он не мог отвести от не взгляда, влюбившись с первого мгновения и на всю жизнь. Он часто видел ее в Соборе, она приходила почти на каждое богослужение. Однажды он рискнул приблизиться и украдкой улыбнуться ей, она улыбнулась ему в ответ. С этого момента и начались их тайные свидания. Она обожала розы и он каждый раз оставлял для нее одну у входа. Она неизменно прикалывала цветок к волосам.

Они оба любили балет, грезили им. И если Фанни могла танцевать, отдаваясь искусству без остатка, то он мог лишь наблюдать за ней. Тайком убегая из школы ночами, она пробиралась в Собор тайными переходами, которые он показал ей однажды. Он неизменно встречал ее у небольшой дверцы. Часто она танцевала для него в безлюдных залах Собора, порхая словно волшебная нимфа из древних легенд. В такие ночи, когда она самозабвенно кружилась, едва касаясь своими изящными ножками холодных каменных плит пола, перебегая от одной полосы лунного света к другой, он сидел в самом темном углу, не двигаясь и стараясь не дышать, столь сильно было его восхищение ею и ее искусством.

В 1818 году, когда она стала ведущей балериной Парижской Оперы, он сделал ей подарок. Первый серьезный подарок за все время их общения. Это были танцевальные туфли, выписанные из Италии. Их сделал один великий мастер для своей дочери, в надежде, что она станет балериной, но девушка умерла от чахотки и тогда мастер пожертвовал свое творение Богу. Так туфли попали в руки священников. Пользуясь своим положением, он выкупил их и преподнес в дар своей возлюбленной Фанни. Это были совершенно необыкновенные туфли, а новомодные les pointes des pieds[2 - les pointes des pieds (фр.) – пальцевые туфли. Пуанты.]. Фанни была в восторге от такого подарка.

– Потрясающе! Где ты достал их? Говорят, что такие есть только у итальянки Анджолини! Газеты писали, что она стояла на пальцах несколько мгновений, что сделало ее исполнение Флоры потрясающим и неповторимым, – тараторила Фанни.

– Это мой тебе подарок. Ты прекрасно танцуешь и негоже какой-то итальянке обойти француженку, – улыбнулся он. – Я хочу. чтобы ты была лучшей.

– И я буду лучшей! – с азартом воскликнула Фанни. – Я не просто буду стоять на пуантах, я буду на них танцевать!

Он помнил и это… помнил ту ночь и тот залитый лунным светом безлюдный зал Собора, где она танцевала для него. Он был первым, кто увидел эту партию. Еще до того, как увидели ее зрители Лондона.

– Завтра мы уезжаем на гастроли в Англию. Там я буду выступать на сцене Королевского театра, где покажу зрителям кое-что новое, – восторженно говорила Фанни. – Правда, сперва я станцую для тебя. Ты должен увидеть это первым!

И она закружилась по залу. Легко и стремительно, словно бы у нее были крылья. Он был потрясен ее танцем les pointes des pieds.

– Ты прелестна! – с придыханием восторга улыбнулся он, когда балерина завершила свой танец. – Ты будешь блистать!

– Я лучшая? Правда?

– О, да, моя любовь! О, да!

Она уехала в Лондон. О ее ошеломительном успехе на сцене лондонского Королевского театра он узнал из газет. С той поры гастроли занимали все больше ее времени, она приходила все реже, пока, наконец, совсем не исчезла. Он скучал. Всегда с трепетом ждал новостей из закулисья Парижской Оперы, жаждал получить хоть скромную весточку от нее…

Однажды ночью она вновь ступила под своды Собора. Бледная и поникшая, как увядающая роза, которые она так любила. В руках у нее были те самые пуанты. Он шагнул ей навстречу, трепеща от волнения.

– Возьми их, – протягивая ему туфли, попросила мадемуазель Биас. – Возьми и сохрани. На память… обо мне.

– Ты возвращаешь их?

– Я больше не могу танцевать… болезнь точит меня изнутри. Доктора не дают мне и трех месяцев. Я слишком слаба для танцев.

– Фанни…

– Не говори ничего. Просто сохрани их, – стремительно повернувшись, она бросилась бежать прочь, а он так и остался стоять посреди залитого лунным светом зала Собора в полном одиночестве.

***

Крик птицы вернул его к действительности. Он посмотрел на туфли, которые сжимал в руках, затем вдаль, туда, где скрылась траурная процессия с гробом Фанни Биас. Он помнил все. Помнил, как она приходила в Собор прошлой ночью, чтобы станцевать для него в последний раз и как он осторожно снимал с ее окоченевших ножек пуанты, чтобы унести их и сберечь, как и обещал.

Мисс women-Яга

Осенний ветер клонил к земле макушки вековых сосен и трепал кроны дубов, срывая с ветвей последние листья. Хозяйка избушки на курьих ножках уныло сидела у окна, пытаясь читать при свете керосиновой лампы прошлогодний выпуск «Лесных ведъмостей», где подробно расписывалась очередная сплетня про очередную свадьбу Кощея.

В дверь робко постучали.

– Кого там еще черти принесли? – проворчала Хозяйка, вставая.

За дверью оказался шустрый паренек в фирменной курточке.

– Тебе чего? – насупилась старуха.

– Под-д-дключ-чайтесь к н-нашему в-в-волшеб-бному п-п-пров-вайдеру. Интернет в к-к-каждую и-и-избушк-ку, – заикаясь и стуча зубами от холода, протараторил парень. – Всего за 20 к-колдунств в месяц.

– Ишь ты… недорого. – протянула Хозяйка.

– Конечно, – оживился паренек, разом перестав заикаться. – У нас самые выгодные условия. Вам нужно только заявление подписать и уже завтра бригада все установит.

– Ну, ла-а-дно, – протянула старуха, подписывая трепещущий на ветру листок. – Вон даже Горыныч в пещеру себе ваш этот тырнет подключил… Чем я-то хуже?!

– Спасибо и д-до-свид-д-дания, – пролепетал парень, получив обратно подписанное заявление.

На следующее утро бодрая команда джиннов, переругиваясь на каком-то своем восточном наречии, облепила избушку проводами и проводками и подключила Бабе Яге интернет. С той поры жизнь в избушке завертелась вокруг таинственного блюдечка – с раннего утра и до поздней ночи Баба Яга проводила в сети, то переругивалась с Кощеем в цап-цапе, то чатилась с Иваном-Дураком в вихтере, но чаще всего украдкой пролистывала портреты Василисы Прекрасной в стаграмне. И чем чаще просматривала, тем грустнее становилась. Бывало полистает-полистает, да и садится к зеркалу, то нос крючком свой массирует в надежде выправить, то глаза трет, чтобы блестели ярче, да только ничего не помогает. И вот однажды в бубле нашла Яга объявление известного доктора-волшебника, который красоту одним махом наводит. Посмотрела на цены, подумала, да и полезла за печку, где было припрятано у нее золотишко «похоронное». Пересчитала и снова задумалась – жаль было тратиться, но стать красавицей хотелось.

Так или иначе, но к весне Яга решилась. Начистила ступу, завязала золотишко в узелок да и полетела на прием к волшебнику-доктору. Тот посмотрел на нее, подумал, да и молвил:

– Сделаем из Вас, Ягуся, красотку! Все мужики Ваши будут. Чего там эта Василиса стоит, ни кожи, ни рожи, а у Вас все будет. Сделаем, не сумлевайтесь.

Ну как сказал, так и сделал. Вернулась Яга в лес в свою избушку и начала портретики в стаграмне вывешивать. Тут у них с Василисой-то война и началась. А доктор только рученьки потирает – то одна, то другая к нему на поклон бежит, да золотые монетки несет.

Долго ли коротко ли, но вот однажды случилась беда – набрел на избушку Бабы Яги лесоруб. Зашел, да и ахнул:

– Эвона какая чика тут обитает, – говорит, – с такой и замутить не зазорно будет. А сам руки к Яге тянет, обнимать неприлично пытается.

– Уйди, дурак! – завизжала Яга, – я тебя съем.

– А ты горячая штучка, – усмехнулся лесоруб.

С трудом отбилась Яга от него. Вытолкала из избушки, двери покрепче заперла и затихла в уголке на печке. А лесоруб-то не унимается. Всю ночь ходил вокруг избушки, да скабрезности разные выкрикивал. К утру только и успокоился. Ушел.

Да только через неделю (опять в пятницу, окаянный) назад вернулся, да не один, а с товарищами. Тут уж Баба Яга совсем обомлела. Пришлось ей в ход пустить все свое колдунство: поганую метлу, да скалку со сковородкой заговоренные. Насилу выгнала проходимцев. Ушли они, а Яга задумалась.

– Что печалишься, хозяюшка? – промурлыкал Кот-Баюн, ласкаясь о ноги Яги.