32 фигуры

Вот ведь. Не думала, не гадала, что актрисой стану. А что, интересно. Это она сама, Сиренева, к нам в ресторан пришла. Сидела одна, кофе с мороженым заказала. Всё на меня смотрела. Или в окно. Но больше на меня. А потом, когда я счёт принесла, и говорит: «Скажите, Екатерина, а вы не хотели бы сыграть роль светской дамы в нашем новом спектакле? Не отказывайтесь сразу, слов практически не будет – ваша внешность удивительная нужна». А я и не собиралась отказываться. Я бы и со словами согласилась. Оказалось, что я всё это представление начинаю. Что первый выход – мой.

– Катя, я вас очень прошу – ни о чем не думайте. Вообще ни о чём. Идёте так, как ходите обычно – просто выносите себя, по сторонам не смотрите – вас никто и ничто не волнует! Вы – первая! Сергей Петрович, музыку нам дайте, пожалуйста. Рахманинов, второй концерт. Вы слышите, Катя, какая музыка? Очень сильная. На первых аккордах никакого движения, никто не двигается – все, и актёры, и зрители в зале замерли, ждут, что же будет. И вот пошла музыкальная тема – и выходите вы. Это самое начало, вы не знаете, что будет потом, кто и как выйдет вам навстречу. Вы сразу – практически в центе поля. Только по прямой идите, Катя, на c4. И – замерла. Великолепно, браво!

А теперь навстречу этой царственной особе, которая вынесла себя всем на обозрение и выдержала паузу, дала собой полюбоваться, чёрные делают ответный ход. Совершенно неожиданно для всех на поле вдруг выходит цыганка Тина. Она наверняка опережает своим выходом других дам, которые готовы были выступить навстречу прекрасной Элен, показать ей, что она тут не одна такая, но не успели.

Цыганка выходит резко, на одну клетку, на e6.

Верочка, сейчас соберись и слушай внимательно. Они практически все здесь дамы светские, с происхождением, образованием, на нескольких языках говорят, счёт деньгам вести не привыкли. Для них цыгане – люди второго сорта, так, для увеселения, разогнать тоску. Да и то не для дам этих, а для их кавалеров. Но ты-то знаешь, что каждого из этих мужчин ты, как магнит, притягиваешь. Что будь он хоть сто раз женат или обвенчан с кем-то из своего круга, но мечтать-то всегда будет о такой цыганке. Как думаешь, почему чуть не в каждом романе фразы есть «за цыганами послали?», «не расходитесь, цыгане скоро будут» или просто «в Яръ, к цыганам!». Да чтоб мечту свою о свободной красивой женщине, которая двигается, как огонь, да и сама вся – как огонь горит, чтоб подогреть эту мечту, чтоб увидеть то, на что не способны их дамы, с которыми связывают их узы любви или брака. Услышать этот голос, который громко прямо из души в душу, увидеть такую свободу движения тела, каждой его клеточки, от которой глаз не отвести и дух захватывает. Понимаешь? А резче тряхнуть головой можешь? Да, вот так. Умница. Ты в лагере чёрных, поэтому и юбка твоя, которой как крыльями махать можно, будет черной. Но платок с кистями – алый. И ты выносишь себя вперёд так, чтоб сзади ветер почувствовали. Вышла вперед, руки резко вверх, резче, кисти красивые, рукава твои широкие опали, плечи обнажили, паузу выдержала, крутанулась вокруг себя – юбка широкая, как купол должна раскрыться, остановилась резко, левая рука на пояс, правая, с подолом юбки на противоположное плечо и – замерла. Подбородок вверх, волосы назад с лица откинуты. И всем своим видом ты показываешь, что ты, именно ты, цыганка Тина, мечта каждого здесь – и на сцене, и в зрительном зале. Дух у всех должно захватить от выхода твоего, от неожиданности. Понятно? Отлично.

Матвей, а вы зачем сегодня пришли? Сегодня до вас дело не дойдет.

– У меня все равно вечер свободный, Серафима Сергевна. И мне интересно просто. Да и с Катей после репетиции хотели остаться, помаршировать или как это… пошествовать…

– Понятно. Но раз пришли, то уж включайтесь. За сюжетом следите, подыгрывайте.

– А я и слежу. Уже и мечтать начал. Но глаза разбегаются от такой красоты…

– А ты, Матюх, глаза разводи. Одним глазом на одну, вторым – на другую. – Артём Дворыкин стоял рядом и дружески его подпихнул плечом.

– Теперь, граф Алексей Кириллович Вронский, ваша очередь. Белые делают ход.

– Прям вот так сразу и конём? А я думал, пешки сначала…

– Варианты разные бывают. У нас выходит конь на c3 и встает позади Элен. А вот как и почему он вдруг выходит, постараюсь объяснить. Книжку полистали уже, про героя своего почитали.

– Нет, не успел. Времени не было. Да и книжки у меня нет.

– Книги есть в библиотеке. А время, Артём, надо бы найти. Вам самому легче будет. Потому что персонаж у вас замечательный. Но если очень кратко, то сейчас на поле ситуация примерно такая. Граф Алексей Вронский, блестящий офицер – богат, молод, красив, одним словом, средоточие всех достоинств – уже познакомился с Анной Карениной, уже влюблен. Ведь на сцену выводите её именно вы. И вы ведёте её как самую главную женщину в своей жизни, ради которой способны на всё. Но она для вас пока не досягаема. Она не рядом, она вообще в другом лагере. Муж её, Алексей Каренин – вот он, зачем-то рядом, на a1 стоит, белая ладья. Но вам нужна она. И вы бы первым ходом вперед пошли, но вас Элен Курагина опередила. Нет-нет, копытом, Артём бить не надо – не забывайте, что вы граф. Но вы энергичны, смелы, причем Вронский твердо убежден, что ни у кого в мире нет смелости больше, чем у него. И на втором ходе он пошёл вперед.

– А почему сегодня Кристины нет, которая Анна. Она мне так в прошлый раз понравилась! Я думал, она будет сегодня, и мы походим опять… Так изменилась, я почти влюбился! Даже по-настоящему готов!

– Артём, за сегодняшнюю репетицию вы до неё точно не дойдете. Можете, конечно, попробовать, но когда мы закончим. Не отвлекайтесь. Я, Артём, очень хочу, чтоб вы роман все-таки прочли. Но пока скажу, чтоб вы поняли, почему он так решителен и уверен в себе. Это человек, у которого есть свод своих собственных правил. Только ими он руководствуется в жизни. Например, что нельзя лгать мужчинам, а женщинам можно. Что никого нельзя обманывать, а мужа – можно. Что прощать оскорбления нельзя, а оскорблять – можно. Это весьма спорно, конечно, но это не наши правила, а правила графа Вронского.

– Нормальные правила. Беру. В книжке про них тоже написано?

– Конечно. Там и написано, это не я придумала, а Лев Николаевич Толстой. Не отвлекайтесь, Артём, пожалуйста. Не сбивайте меня. И вот вы пошли вперед. Помните, что кони ходят только буквой «Г»? Артём, ну что вы, право, как ребенок? Не надо скакать. Вам просто нужно сделать два шага – один по диагонали, на освободившееся поле и шаг вперед. Встаёте на c3, за Катериной-Элен.

– Э! Дельфин! Ты чё чужих женщин лапаешь, а? Ты куда пошёл? К Карениной! А за кого ухватился? – Матвей Луков из добродушного Пьера вдруг превратился в грозного воина. Куда ушла сутулость и неуклюжесть? Грудь вперед, ноздри расширены, дышит глубоко, глаза совсем недобрые. И правая рука… как будто нож наготове держит. Это он так за Элен будет биться или все-таки за Катю Капельникову? Которая, кстати, даже не шелохнулась, когда Артём, подойдя сзади, взял её за талию и недвусмысленно прижался.

– А тебя сегодня не звали, Чеснок. Ты чё встреваешь, а? Расслабься, Матюх. Моей нет сегодня, а я так, только подержаться. Когда еще рядом с Катериной постоять удастся…

– Подержался? Ну и хватит. Руки-то опусти, платье мне замараешь. – Катя покойно, не поворачивая головы, это сказала, но – никакого движения. Только плечом лениво чуть повела. Фантастическая женщина!

– Дамы и господа, стоп! Руки по швам, кинжалы в ножны. И предупреждаю: чтоб никаких больше «ЧЁ» и погонял на сцене. Меня от вашего местного блатного диалекта всегда коробило. Я пыталась терпеть, когда это было не критично – это ваш язык, вы на нем разговариваете и думаете. Но сейчас это просто недопустимо. Я хочу, чтоб Дельфины, Чесноки, Топоры, Шпалеры и кто там еще у вас – чтоб они оставались на улице. Здесь, на сцене, мне нужна не провинциальная гопота, мне нужны благородные офицеры, которые, по крайней мере, умеют вести себя в присутствии дам. Приношу свои извинения за резкость и тон. Вынудили. Да расслабьтесь уже, я вас не съем. Я людей не ем. Мы друг друга поняли и двигаемся дальше.

А дальше у нас ход чёрных. И из лагеря чёрных, опять же навстречу и с вызовом Элен, которая стоит, как прекрасная белоснежная скульптура посреди шахматного поля – а так оно и будет, потому что белое облегающее платье со шлейфом, глубокое декольте, открытые плечи, длинные, по локоть, белые перчатки, на шее, в ушах, на запястьях, в высокой, локонами, прическе, сверкают брильянты. И всей этой красоте, от которой болят и даже слезятся глаза, потому что на неё направлен софит, бросает вызов княжна Мери. Которая с поля d7 выходит на поле d5.

Роль княжны Мери из «Героя нашего времени» досталась Ксении Алексеевне Салиной, молоденькой учительнице начальной школы, которая сразу после института минувшей осенью взяла свой первый класс. Сама похожа на школьницу – невысокая, хрупкая, рыжеволосая, с очаровательными веснушками на лице. В синих, всегда широко распахнутых глазах – восторженность, как будто каждый момент несет что-то неповторимое и особенное. И уже отнюдь не детская уверенность в том, что именно я, Ксения Салина, знаю, как надо сеять разумное, доброе, вечное и уверена в будущих всходах.

– А вы, княжна, знакомы с Григорием Печориным пока ещё весьма поверхностно, вы радуетесь жизни и каждому новому дню, купаетесь в мужском внимании, страстных взглядах и комплиментах. Вы, несмотря на молодость и неопытность, уже уверены, что можете покорить сердце любого достойного дворянина, особенно если он молод и носит военную форму. Вы представительница московской аристократии с богатым приданым, свободно говорите на французском, читаете Байрона в оригинале, вы обворожительны, и ваше сердце открыто для настоящей и красивой любви. Потому что вы пока ещё не знаете Печорина. А вы, Ксения, надеюсь, читали «Героя нашего времени»?

– Конечно. И мне совершенно не нравится Печорин.

– Он может совершенно не нравится Ксении. А княжне Мери этот человек разобьет сердце. Возможно, на всю жизнь. И не ей одной.

– Серафима Сергеевна, а можно вопрос?

– Слушаю, Катерина.

– А кто у нас Печорина играет?

– Николай Крутов. Белый слон, но я буду называть их офицерами, на f1.

– Тогда понятно. Спасибо.

– Ксения, вы лично знакомы с Николаем?

– На улице здороваемся, а так – нет.

– Так и есть. Вы еще не знакомы с Печориным, только легкие приветствия при встрече. Может это и к лучшему… Сейчас наша княжна Мери выходит тоже практически в центр шахматного поля, потому что очень ей хочется встать рядом с Элен. Причем так встать, чтоб все увидели: и этот молодой граф Вронский в такой красивой белой военной форме с золотыми эполетами, с которым она вообще не знакома – чтоб он тоже увидел, что она моложе Элен, что это под окнами её дома стоят поклонники с цветами. И что цыганка Тина – она ведь просто цыганка, хотя тоже молода и красива. Тина, то есть, Вера! Когда выйдет Ксения и встанет на d5, а это уже впереди тебя, то ты, со всей своей цыганской харизмой руку с плеча, в которой у тебя подол юбки, резко снимаешь. И юбкой дай волну. Чтоб на княжну сзади ветер подул. Поняли, девочки? Да. Именно так. Отлично!

А теперь снова белые. Клавдия Федоровна, ваш выход. Ваша реплика – это первые слова в спектакле. Пока, как вы заметили, еще никто не произнес ни одного слова. Евдоксия Кукшина, убежденная феминистка, которая просто неподражаема в своей убежденности, идет с d2 на d4. Идет и говорит. Останавливается и – продолжает говорить. На словах «Здравствуйте! А я вас знаю!» протягивает для рукопожатия руку сначала княжне, она стоит напротив, потом Элен. Но они шокированы таким поведением. Евдоксия машет рукой цыганке, Тину это веселит, в ответ она слегка потряхивает монисто на груди, да-да, вот так, слегка! и подмигивает странной женщине, которая ей нравится, потому что не похожа на этих чопорных красавиц. Евдоксия, видя, что разговора с дамами не получится, разворачивается к Вронскому, протягивает ему руку, он, по правилам этикета пытается, хоть и нехотя, поднести её к губам, но Евдоксия останавливает этот порыв и хватает руку Вронского второй рукой, для крепкого дружеского рукопожатия. И дальше по тексту. Попробуем?

– Здравствуйте! А я вас знаю! Да, да, я узнала вас, Вронский! А я представлюсь сама: Авдотья Никитична Кукшина. Но можно просто Евдоксия. Скажите, Вронский, вас интересует женский вопрос? Вы читали статью о женском труде в «Московских ведомостях»? Прочтите, пожалуйста. Вот сейчас все опять стали хвалить Жорж Санда. А я вам скажу, что она отсталая женщина, и больше ничего! Как возможно сравнить ее с Эмерсоном! Она никаких идей не имеет ни о воспитании, ни о физиологии, ни о чем. Она, я уверена, и не слыхивала об эмбриологии, а в наше время – как вы хотите без этого? Ах, боже мой! мне смешно, я говорю, как какая-нибудь степная помещица. Впрочем, я действительно помещица. Я сама имением управляю, и, представьте, у меня староста Ерофей – удивительный тип, точно Патфайндер Купера: что-то такое в нем непосредственное! Я окончательно поселилась здесь; несносный город, не правда ли? Но что делать!

– Отлично, Клавдия, но можно дать еще больше напора, чтоб Вронскому захотелось убежать куда-нибудь. Или ускакать. И вот здесь, буквально прерывая вас на последних словах, прозвучит реплика черной королевы «Варя, посмотри, милая, что там за шум, что происходит?». Сразу после этих слов в действие вступает Варя, приемная дочь помещицы Любови Андреевны Раневской из «Вишневого сада» Чехова. Ульяна, переходите на клетку вперед, на c6. Да. Очень хорошо.

– Я правильно вышла? Вы мне никаких замечаний не сделали, Серафима Сергеевна.

– А потому что вы, Ульяна, все правильно сделали.

Ульяна Коромытова, которой досталась роль Вари, работает кассиром в супермаркете. Молодая незамужняя девушка приятной, но неброской внешности. Товары, деньги, логистика, полки, склады, замки, ключи, бумаги, отчётность – на неё уже легла печать так называемой профдеформации. Когда она сосредоточена на процессе, а репетиция это тоже процесс, она практически на работе. Внимательна, серьезна, чтоб ничего не упустить. И это – именно Варя, которой, несмотря на молодость, пришлось стать экономкой и управлять огромным имением Раневской…

– Ну вот, дамы и господа, на сегодня наша репетиция закончена. Все отлично поработали, мы сделали всё, что было запланировано. Спасибо вам и – до четверга. Приходим пораньше, потому что будут снимать мерки для костюмов. Вам всем теперь нужно быть на каждой репетиции. До того момента, пока…

– Пока нас кто-нибудь не съест? – у Артёма уже ушла напускная веселость. Может просто устал, а может все-таки хоть чуть-чуть, но почувствовал себя Вронским…

– Да. Пока кто-нибудь не съест. А на сегодня всё. Сергей Петрович, спасибо за музыку, вы тоже свободны. Если кто-то хочет остаться на сцене, Катя, Матвей? Артём, можете попробовать дойти до Анны, до h7. Но помните, что кони ходят только буквой «Г». А я вас покидаю. До свидания, дамы и господа.

Матвей взял Катерину за локоть, что-то тихо, но настойчиво шепчет. Катерина – само спокойствие и безразличие. Интересно, это генетика или приобретенное? Но как такое приобретается? Чтоб не для роли, не на сцене, а в жизни? Пожалуй, все-таки генетика… А Артём начал движение к Анне. Довольно быстро он поймет, что «съесть» её он может за три хода. Но в моей пьесе Каренина станет не его «добычей».

Матвей Луков был расстроен, разочарован и просто зол. Катя отказалась репетировать шествие, не захотела, чтоб он проводил её до дома, оправдавшись, что собирается к подруге и поедет на такси. Какие у неё подруги?.. Расстались у Дома культуры. Катя перешла дорогу и села в какую-то, стоявшую у обочины машину. Ни номеров, ни марки не разглядеть, машина как будто специально пряталась в темноте. Вечер показался бесконечным, спать не хотелось. Чтоб хоть как-то нагнать сон, решил пройтись. Ноги сами принесли к Катиному дому. И вот тут, уже в свете фонаря, он увидел, что у Катиного подъезда стоит внедорожник Шпалера. Николая Крутова. Печорина. Матвей сжал кулаки, прикусил губу. Больно. Сплюнул кровью на снег и быстро пошёл домой.

Глава 10. Из дневника Сирени. Колдуем любовь

Закончилась первая рабочая репетиция. Я довольна. Даже испытываю этакий внутренний подъем. Волнующее чувство, что всё впереди. Как в детстве. Когда нет страха за будущее, нет опасений, что не получится, нет ожидания неудачи. Но как же оно коротко – это ощущение детского счастья… Интересно, в какой момент, в каком именно возрасте, после каких событий уходит это чувство уверенности в будущем, в том, что всё будет хорошо? Сейчас внутри живёт уже другая уверенность: впереди гораздо меньше, чем пережито и прожито. Всё уже состоялось и даже мозг достиг конечной точки своего развития, уже работает исключительно как архивная система. И дерево эмоциональное сформировалось и, похоже, доросло до своего максимального размаха и расцвета. Впереди осень и зима. В новую весну – не календарную, эта придёт сама по себе, не спрашивая, но в эмоциональную, в пробуждение и расцвет каких-то новых чувств и эмоций уже не верится.

Когда понимаешь, что впереди остался довольно ограниченный отрезок, становишься привередой. Нет, не в материальной жизни, хотя и в ней уже не нужно ничего лишнего. Эмоциональным гурманом становишься. Не те люди, не те впечатления, не те воспоминания – зачем они? Тратить на них своё, ставшее таким драгоценным, время? И совершенно не важно, что думают о тебе те, кого ты не пускаешь в свою жизнь, с кем не хочешь делить свой дом, свою жизнь – что тебе от этих обиженных? Если мы – то, что мы помним, то может и память свою надо наполнять только тем, чем хочешь быть? Не читать плохих или ненужных книг, не слушать музыку, которая не станет твоей, не смотреть спектакли, кинофильмы, которые бесполезно и бессмысленно пожирают время…