– Понимаю, – кивнула Настя. – И до того дня ничто в ваших отношениях не позволяло предположить такое внезапное сближение?
– Абсолютно, – Егор потряс головой. – Простите, может быть, чаю хотите? Или кофе? Разговор у нас, судя по всему, получится длинным.
– Кофе, если можно, только некрепкий, – попросила она.
Сафронов вышел из комнаты, и Настя наконец смогла осмотреться, не боясь показаться невоспитанной. Квартира у Сафронова была не очень большой для владельца двух парикмахерских, салона красоты и кафе, по крайней мере, Насте казалось, что предприниматели такого пошиба должны жить побогаче. Впрочем, в малом бизнесе она разбиралась не слишком хорошо, если не сказать – совсем не разбиралась. Может быть, Сафронов живет в этой квартире давно и копит на новую, большую, в элитном доме. А может, его бизнес не приносит сногсшибательных доходов. Или приносит, но деньги тратятся на что-то другое. Например, на загородный дом. Кстати, надо бы узнать, что там у семьи Сафроновых с недвижимостью, собственностью и наследованием. Если Егор Витальевич действительно сам убил жену, то должен же быть у него мотив. Возможно, этот мотив лежит в области личных переживаний, а возможно, в области сугубо материальной.
Хозяин вскоре вернулся, неся в обеих руках по дымящейся чашке. Ни блюдечек, ни сахарницы, ни вазочки с печеньем. Не было даже вопроса о том, класть ли сахар и если класть, то сколько. Не угощение гостя, а раздраженное одолжение, дескать, на, пей свой кофе и уматывай побыстрее. Странно, ведь Настя ни о чем его не просила, он сам предложил… Что это, невежливость или полное отсутствие представления о госте-приимстве? Или хорошо продуманная роль внешне активного и агрессивного, но внутренне сломленного горем человека, который даже плохо понимает, что делает? Тоже возможно.
Настя сделала глоток и невольно поморщилась: кофе оказался, несмотря на ее просьбу, крепким, а главное – горьким.
– Простите, у вас сахара не найдется? – спросила она.
– Что? Сахара? – Сафронов словно очнулся. – А, да, конечно, сейчас принесу.
Сахарницу он принес, но зато не подумал о ложке, и ему пришлось выходить на кухню еще раз. Что же это, настоящая растерянность перед лицом внезапно свалившейся утраты, умело разыгрываемый спектакль или отсутствие элементарных навыков в ведении хозяйства?
– Итак, с марта нынешнего года вас с Еленой связывали уже близкие отношения, верно? – продолжила Настя.
– Нет, неверно. После того случая нас по-прежнему ничего не связывало, – ответил Егор довольно резко.
Что ж, и такое бывает, подумала она, и даже чаще, чем некоторые предполагают.
– И тем не менее в августе вы поженились. Егор Витальевич, не заставляйте меня тянуть из вас каждую фразу клещами.
– Но я не понимаю, какое отношение к убийству имеют мои отношения с Леной до брака! Вы просто тянете время, потому что не знаете, как со мной разговаривать, что спрашивать и где искать преступника!
Он снова начал заводиться и повысил голос. Интересно, почему он не хочет говорить на эту тему? Что-то скрывает? Что-то важное для понимания мотива убийства? Ладно, чего он сам не скажет – скажут другие, у чужих интимных отношений всегда почему-то множество свидетелей, но хорошо бы выслушать и его версию событий.
– Егор Витальевич, нам необходимо понять, каким человеком была ваша жена, какой у нее был характер, какой склад мышления. Только после этого мы сможем строить версии о том, что она могла сделать такого, что привело в конце концов к трагедии.
– Так спрашивайте! Спрашивайте меня о ее характере, о ее вкусах, увлечениях, а не о том, как развивались наши с ней отношения! И не пытайтесь меня обмануть или запутать!
Ну вот, приехали. Чего это он так разбушевался? Всего несколько минут назад спокойно рассказывал о том, как познакомился с Еленой и как впервые переспал с ней, кофе предложил, сам сказал, что разговор будет долгим, а тут вдруг… Что ему не понравилось в Настином вопросе? Вопрос-то самый обыкновенный и лежащий на поверхности: что произошло между мартом, когда «никаких отношений еще не было», и августом, когда в паспортах Егора и Елены появились штампы о регистрации брака.
– Егор Витальевич, я не хочу быть грубой, но мне придется попросить вас не повышать на меня голос, – тихо сказала Настя. – Вы сами хотели, чтобы убийством вашей жены занимались оперативники с Петровки, вы сами сказали своему приятелю-замминистра, что недовольны тем, как работают мои коллеги с «земли», вы называли их дармоедами, придурками и обвиняли в непрофессионализме. Ведь так?
Она совершенно не знала, какие именно слова говорил Сафронов, когда звонил своему знакомому в министерство, но поскольку Егор Витальевич был далеко не единственным на этом свете, поступившим подобным образом, то Настя примерно представляла себе, что в таких случаях говорят. Ведь большинство такого рода переговоров рано или поздно доходят до сыщиков почти дословно.
Сафронов не ответил, глотая горький кофе с выражением обиды и гнева на красивом лице.
– То, что делалось до меня, вы сочли неправильным, – спокойно продолжала она. – Я задаю вам другие вопросы, то есть иду по другому пути, а вы все равно сердитесь. Вам опять не нравится, как работают сыщики. Почему? Вы заранее уверены, что мои вопросы неуместны, а ответы на них не дадут мне информацию для поиска убийцы. Не слишком ли много вы знаете, а, Егор Витальевич?
Из его глаз выплеснулась ярость и мгновенно обожгла сидящую напротив за столом Настю.
– Вы что себе позволяете? Вы на что намекаете? На то, что я знаю убийцу и покрываю его?
«Ага, вот именно на это я и намекаю», – подумала Настя, но вслух произнесла:
– Я намекаю вам на то, чтобы вы снова позвонили своему приятелю в наше министерство и попросили поставить дело на контроль в Главном управлении криминальной милиции. Там тоже есть очень опытные оперативники по особо важным делам, специализирующиеся на раскрытии убийств. Только если уж они начнут задавать вам те же вопросы, что и я, вам придется отвечать, потому что других сыщиков, классом получше и рангом повыше, уже не будет. Я понимаю ваше горе, Егор Витальевич, но не понимаю вашей агрессивности. Если у этой агрессивности есть причина, давайте ее обсудим. Если же нет, то попрошу вас все-таки отвечать на мои вопросы.
– Ладно, извините, – пробурчал Сафронов. – Сорвался. Спрашивайте.
– Я уже спросила. Что произошло в ваших отношениях с Еленой между мартом, когда вы впервые стали близки, и августом, когда вы зарегистрировали брак?
– До июня ничего не происходило. Где-то в последних числах июня Лена предупредила меня, что с начала декабря больше не сможет работать и чтобы я искал ей замену. Я очень огорчился, потому что она была действительно хорошим работником, в ее смены выручка в салоне всегда была выше…
– Почему?
– Она умела работать с клиентами. Постоянных знала по именам, записывала их телефоны. Если образовывалось окно, Лена всегда умела его заполнить, чтобы кабинеты не простаивали. Знала, кто близко живет, кому можно позвонить и предложить воспользоваться услугами салона. Она вообще всегда записывала контактные телефоны и с утра обзванивала всех записавшихся на прием, спрашивала, не изменились ли планы, придут ли. Если кто-то отказывался, говорил, что не придет, она тут же звонила другим клиентам и сообщала, что есть свободное время. Лена всегда помнила, кто чего хочет, кто просил поскорее, или хотел другое время, или интересовался возможностью попариться в сауне и все такое… Короче, в ее смену кабинеты не простаивали, поэтому и выручка была больше. Конечно, я ужасно расстроился, когда она предупредила, что с первого декабря будет увольняться. Спросил, почему, может, зарплата не устраивает? Я готов был предложить ей повышение зарплаты, только чтобы она не уходила.
– И что она вам ответила? Как объяснила причину увольнения?
– Лена сказала, что в декабре ей рожать.
Все правильно, судя по заключению судебного медика, у Елены Сафроновой в момент убийства, в середине октября, была беременность сроком тридцать недель. Значит, в конце декабря она должна была родить ребенка. А забеременела она как раз в марте.
– И как вы на это отреагировали? Вам пришло в голову, что Елена беременна от вас?
– Естественно. Я подсчитал сроки, задал ей вопрос и получил прямой ответ.
– И у вас не было сомнений? Может быть, отцом ребенка был кто-то другой?
– Я подумал об этом. И нанял частного детектива, чтобы он выяснил подробности личной жизни Лены. Оказалось, что с того момента, как она пришла работать ко мне в салон, у нее не было ни одного поклонника, не говоря уже о более серьезных отношениях. Ее никто не видел с мужчинами, и на работу ей ни разу мужчины по личным вопросам не звонили.
– Вы даже это выяснили? – удивилась Настя.
– Да это-то как раз было самым простым. У меня в «Нимфе» за стойкой администратора сидит еще и охранник, он все слышит и на ус мотает. Из бывших ваших. Одним словом, у меня не было никаких оснований подозревать, что ребенок не мой.
– И Елена потребовала, чтобы вы на ней женились, так?
– Ничего подобного. Она вообще ничего не требовала, а если бы я не спросил, почему она собирается увольняться, она бы и не сказала, что беременна. Просто, знаете, как-то все сошлось… Не знаю даже, как объяснить…
Вся агрессивность Сафронова куда-то улетучилась, сейчас перед Настей сидел не первой молодости мужчина, пытающийся сам для себя найти объяснение собственным поступкам. Настя с интересом наблюдала за ним, все еще не веря в его искренность и подозревая какую-то игру.
– Я был дважды женат, но не хотел детей, и из-за этого мои браки распадались. Дети казались мне обузой, тяжким бременем, отнимающим силы, время и нервы от…
Он запнулся и беспомощно посмотрел на нее, словно прося подсказать нужное слово.
– От чего?
– От работы.
– Вы хотите сказать: от зарабатывания денег? – жестко уточнила Настя.
– Вы хотите ударить побольнее. – В голосе Сафронова она услышала горький упрек и признала, что он справедлив. – Но в целом вы правы. Я хотел заниматься бизнесом, у меня получалось далеко не все, несколько раз я оказывался в полном провале, потом поднимался и начинал все снова. Мне было интересно только это. И вдруг, когда я узнал, что Лена ждет ребенка, во мне что-то переломилось… Я понял, что хочу этого ребенка. Хочу, чтобы у меня была семья. И Лена тоже этого ребенка хочет, иначе сделала бы аборт. Так почему бы нам не пожениться и не растить нашего общего ребенка вместе?
– Как Елена отнеслась к вашему предложению?