Чустя

– Нет!!! – кричит он, – Это же такой треш!

– Я понятия не имею, что значит это слово! Но ты немедленно удалишь фотографию с телефона или я пожалуюсь на тебя отцу! – чеканит бабушка.

Даня понуро подчиняется, а я победоносно улыбаюсь, поставив руки в боки. Он хоть у отца и в любимчиках, но тоже побаивается его. Это не может не радовать!

– И давайте, по тише, – говорит бабушка, – Маме нехорошо!

– Маме? – спохватываюсь я, – А, что с ней?

– Приболела, – говорит она, вздыхая, – Еще бы, столько работать… Пусть немного отдохнёт.

Я расстраиваюсь немного из-за мамы. Так странно. Вчера она была такая счастливая и полная сил. Я бы даже сказала, через чур… А сегодня не встает с кровати. Решаю, что будет не лишним, если я загляну к ней и узнаю, как у нее дела.

– Ма-а-ам, – негромко зову я, заглядывая в комнату.

– Ммм, – слышу в ответ.

– С тобой все хорошо?

– Угу, – невнятно отвечает она, – Устала просто…

– Может тебе покушать принести?

– Не нужно, – говорит она, и голос ее кажется мне каким-то совсем понурым, грустным.

С ней точно что-то не так! Как жаль, что она не хочет мне рассказать, что ее тревожит… Быть может, я бы смогла ей помочь. Я бы очень хотела помочь ей…

Но я ничего не могу сделать. Кроме того, меня сейчас занимают совсем другие вещи. Взрослые сами разберутся со своими проблемами, а мне нужно разбираться со своими.

Я возвращаюсь к себе в комнату и продолжаю воевать с кистями и красками, капля за каплей превращаясь снова из гадкого утенка в прекрасного лебедя.

***

Понедельник. Боже, мой! Как быстро летит время! Чтобы сделать себе макияж и прическу, мне пришлось встать на два часа раньше обычного. Внутри меня все клокочет, по телу пробегает мелкая дрожь в предвкушении неизвестности. Мне нехорошо… Это точно…

Косметика ложится на лицо слоями. И чем больше этих слоев, тем спокойнее я становлюсь. Мейкап, словно маска. отгораживает меня настоящую от этого мира, и мне становится немного легче дышать. Я одеваюсь, выпрямляю утюжком непослушные пряди и смотрю на себя в зеркало. Да! Я определенно нравлюсь себе! Я готова!

Иду по школьному двору и ловлю на себе удивленные взгляды учеников, удивленные, но не осуждающие, скорее восторженные. Даже шепот за моей спиной на этот раз совсем не злой. Не знаю, что они там говорят, но уверена, что что-то хорошее. Хочу так думать!

Замираю на мгновение перед дверью класса. Сглатываю ком, успокаиваю трясущиеся руки и распахиваю дверь.

Здесь все, как всегда… Шум, гам и несмолкаемый гогот.

– Вам кого? – спрашивает меня Сашка Иванов, сидящий у двери.

Смотрю на него мгновение и, не ответив, делаю первый шаг. Потом второй, третий… стараюсь держаться уверенно. Стараюсь ни на кого не смотреть. Иду к своей парте, кидаю на соседний стул свой рюкзак, сажусь и, наконец, поднимаю глаза на класс.

В помещении царит полнейшая тишина. Такого не бывает даже на уроках! Все взгляды прикованы ко мне, глаза расширены, рты открыты.

– Это Чуча что ли? – слышу я знакомый голос крысы, и перевожу на нее взгляд.

Аленка припадает к ее уху и что-то долго шепчет. Все это время Ирка сверлит меня взглядом, а потом кивает и злобно улыбается. Я смотрю ей прямо в глаза, не отвожу взгляд, стараюсь не отводить, хоть это и дается мне с трудом. Но, чтобы жить с волками, нужно быть волком… И даже если ты заяц, и даже если ты все та же Чуча внутри, ты не должна им этого показывать!

Звонок на урок прерывает нашу безмолвную перепалку. И я, наконец, могу расслабиться и отдохнуть морально от этого кошмара целых сорок минут.

Едва звенит звонок с урока, одноклассники приходят в движение, и я прямо чувствую, как сжимается вокруг меня кольцо ненависти и злобы. Я вижу, как крыса, окружив себя своими адептами, направляется в мою сторону. Я втягиваю голову в плечи и готова уже спрятаться под парту, но между нами вырастает Семён.

– Чу…, – говорит он и запинается, как будто пытается вспомнить мое настоящее имя, – Настя? – то ли спрашивает, то ли утверждает он.

– Чего тебе? – небрежно кидаю ему я.

– Да, ничего, – мнется он, неловко улыбаясь, – Я просто… поздороваться подошел.

– А? – хихикаю я, – Ну, привет.

– Как…? Что…? Ты это… прости меня, – говорит он потирая свою шею, – Я… это… погорячился чутка…

– Забыли, – говорю я и отворачиваюсь, делаю вид, что мне что-то нужно в моей сумке.

А внутри у меня все ликует! Это фурор! По крайней мере одну победу я точно смогу записать на свой счет!

Еще одни урок. Ирка не может сидеть спокойно, вертится, постоянно оглядывается, кидает на меня злобные взгляды. Немного боюсь, что она что-нибудь мне сделает. Постараюсь держаться в толпе и не оставаться одна. Надеюсь это поможет! А если нет?

Я ни при каких обстоятельствах сегодня не вышла бы из класса, если бы так не хотела в туалет! Вот, приспичит же, и никуда не денешься! Я еле дождалась момента, когда крыса покинет помещение, и почти бегом побежала в уборную.

Но едва я закончила свои дела и вышла из кабинки, меня обдало холодным потом. Они ждали меня! Три пары злющих крысиных глаз врезались в беззащитную меня, как острые лезвия.

– Посмотрите, – запела Ирка, – Наше Чучело размалевалось. И не узнать!

Хохот.

– Думаешь, мы под штукатуркой рожи твоей страшной не разглядим? – она хватает меня за волосы и опускает головой в раковину, включает воду и изо всех сил начинает тереть, смывая защитную маску с моего лица, размазывая, растирая ее большими красочными разводами.

– Пусти! – кричу я, пытаясь схватить ее хоть за что-нибудь, маша хаотично руками над головой.

Но я ничего не вижу, мне обидно и больно, а она крепко держит меня за волосы.

– Ты должна уяснить себе, Чучело, – шипит она, наклонившись с самому моему уху, – Где твое место! Еще раз увижу тебя с Семёном! Хоть один гребаный разок взглянешь на него или подумаешь о нем – тебе не жить!!!

– Что тут происходит? – разносится эхом по туалету голос завуча.

Боже! Я впервые в жизни рада ее видеть!

Глава 4. Честь семьи

Это впервые, когда крыса позволила себе распустить руки. Еще ни разу она не опускалась до этого, предпочитая бить словами, уничтожать меня морально. Но сегодня она перешла все мыслимые границы! Переступила свою собственную черту! И тут же вляпалась в неприятности!

Слезы обиды еще не обсохли на моих глазах, но радость от торжества справедливости уже так и просится наружу. Я едва сдерживаю уголки своих губ, чтобы на расплыться в злорадной улыбке. Боюсь, что завуч неправильно поймет моей восторг.