Мозг из жевательной резинки

Мозг из жевательной резинки
Александра Нюренберг

Вернуться в океан. Переформатировать биологический вид, стать другими… возможно, богами. На осуществление проекта Домой отпущен миллион лет.Предвечный сад опустел. Плохие дети повзрослели. Программа Непослушание удалась. Беспечные родители-проектировщики об этом совсем не мечтали.Мистика и тоталитаризм сочетаются гораздо лучше, чем кажется. Что кажется интеллигентному фараону, когда он посещает священную гробницу?

Мозг из жевательной резинки

Александра Нюренберг

Корректор Эстер

Иллюстратор LeoderLiebe

© Александра Нюренберг, 2019

© LeoderLiebe, иллюстрации, 2019

ISBN 978-5-4496-6653-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Домой

Последний день.

По карте океана прыгали дельфинчики. Карта – обрывок из учебника – была необычная, старинная, плоская, никаких объёмов и разумные родственники – эта седьмая вода на киселе – просто нарисованы среди обозначенных штрихом волн. Розово-жёлтые и скользко-гладкие на ощупь, как ракушка изнутри, стены Последнего Прибежища вздрогнули, будто ракушку кто-то тронул пальцем. Это означало, что в десятке километров отсюда, ближе к поверхности, взорвали круговую бомбу.

– Пора!

Она грациозно, одним движением, приблизилась и заглянула ему в глаза. Его зрачки расширились, возбуждение готовности выражалось только в этом. Бит был значительно массивнее, чем Биррен, и двигался грубее – но сила, скрытая в его плоти, подкупала и завораживала. Она помнила, какое впечатление он произвёл на тех людей.

Бит взял карту из воздуха, где она парила, повинуясь их взглядам, и принялся что-то делать с бумагой. Биррен поняла и вечный оскал её красивых зубов, белый, как что? что они говорят там наверху в таких случаях? словом, чудесный этот оскал приподнялся к углам и без того приподнятых тонких губ.

Он сделал самолётик из карты и метнул в сторону, положив узкую сильную ладонь на её плечо.

Потом он протянул ей обе капсулы, и этот патетический жест растрогал Биррен. Он хотел сказать, что отдаёт в её руки жизнь. Именно ей…

Взрывы – мелкие вредные взрывы – сотрясали Последнее Прибежище. Закончилось всё ударом снизу, который отбросил Биррен в его объятия. Их тела переплелись, они ощутили крылья за спиной. И он, и она были, как два мускула в одной связке. Её нимб стал совершенно отчётлив, что свидетельствовало о крайнем напряжении всех её немалых интеллектуальных и нравственных возможностей. Над её головой, более удлинённой, чем у него, формы явственно обозначился тоненький золотой обруч.

Он взглядом спросил – не выронила? Она показала капсулы, зажатые в пальцах. Розовые лаковые лепестки когтей непроизвольно выдвинулись, перепонки истончились, как плавящийся воск.

Глядя друг другу в глаза, они испили зелье: он – сам, и тотчас торопливо прикладывал сосуд к её рту. Она так ждала боли, что пропустила первый её укол. Второй заставил её отчаянно закричать, и последнее, что она запомнила, прежде чем уйти во тьму, было прикосновение его рук. Бит не выпустил её и тогда, когда шквал отвратительных ощущений сотряс его мозг сильнее, чем жалкие людские взрывы.

Он не разжал рук… но мощная сила, что властна над жизнью, преодолела его.

Его зрачки сузились, как игольные ушки, когда он с грохотом, расплетая мощные кольца и ломая крылья, рухнул навзничь. Кисть его руки бессильно раскрылась, пальцы сводило, как от ожога, кожа уже начала сходить клочьями. Последнее Прибежище стойко выдерживало осаду ударов, самолётик, видно, случайно попав в поле его зрения, приподнялся и летал у купола. И вдруг клюнул бумажным носом. Сине-зелёные глаза с чёрными чечевицами зрачков более не могли удерживать его. Но в последнем усилии они нашли Биррен. Его любимая, его бесценное и единственное сокровище, безмолвно, без стонов переживала последние минуты…

(Фрагмент офисного разговора. Примерно году в двухтысячном после запуска программы Домой.)

– Вышло из-под контроля? Простите? Это вы так называете? О чём вообще речь?

Похоже, он просто нагнетал ярость. Фараон был пожилой человек, и дорогой костюм не мог скрыть усталости его тела, напичканного в течение семи десятилетий власти немыслимым количеством улучшателей.

Начальник внутренней разведки склонил голову. Его скромная причёска – выбритые виски и пунцовый гребень – свидетельствовала о том, что он не наследовал и не купил должность, а выслужил её. Это был его единственный недостаток. И до сих пор фараон не желал лучшего.

Впрочем, он, и впрямь, не желал.

– Каи, – сказал фараон знаменитым бархатным голосом и полулёг в гамаке, – оставим это, а? У нас война на носу, а вы мучаете дедушку страшными сказками о каком-то эксперименте, начатом нашими мифическими предками и забытом ещё при моём дядюшке, перехватившем власть, не помню у кого. Да, полно,… а может, ничего и не было? Люди древности такие странные. Может, это какое-то художественное произведение? Ну, знаете, в архиве они нашли. Якобы нашли. А ваши учёные решили, что это – правда, потому что они сумасшедшие.

Он протянул ногу для поцелуя, и Каи, припав к ботинку, понял, что тема исчерпана.

За день до запуска программы Домой.

– Костные остатки таза, одиночные волоски на морде… этого мало.

– Мы должны отдать себе отчёт, – возразила рослая женщина в мужской тройке, – почему власть решила финансировать программу Домой. Их покорила именно простота замысла.

Крохотный мужчина с большой головой кивнул и вернулся к своей мысли:

– …Мало, но вполне достаточно, чтобы пробудить у заведомых графоманов, коими по умолчанию являются государственные мужи, интерес к этой долгосрочной нудьге.

– Их забавляет мысль, что они сродни мифическим дельфинам или могут превратиться в них. – Невнятно послышалось из глубокого кресла.

Там скорчился человек в запущенной одежде, по виду – настоящий учёный. Пол его определить с ходу невозможно, подумала женщина.

– А то, что дельфины утрачены, как вид, подстёгивает их скудное воображение.

Яйцеголовый передвинул на столе фигурку – змея на стопке монет.

– Костюмы, запонки… недостаток движения… они с трудом выкраивают время, чтобы в теннис поиграть, а тут вы, милая, – обратился он к даме, – сообщаете им, что если миллион лет плескаться в море, можно стать гибким и сильным. А вы хорошенькая…

Женщина искоса взглянула на захихикавшего коллегу.

– Попросту они не должны отчитываться перед избирателями через миллион лет. – Доброжелательно проворчала дамочка. – И никакого подвоха. Им остаётся побеждать на выборах со слоганом: «Мы вернёмся в океан, чтобы завоевать сушу». Это лучшая рекламная шумиха со времён Хаммурапи с его популистской конституцией.

Она поднялась из-за стола.

– Нам нужно только следить, чтобы они аккуратно перечисляли деньги… И если через сто лет алмазы не обесценятся, потомки графоманов должны выплачивать нам горсть в установленный срок.

Учёный карла усмехнулся.

– В предложенном нам договоре упомянута уйма причин, по которым выплаты могут быть приостановлены. Скажем, президент не гарантирует, что через миллион лет не произойдёт революция или не пойдёт сильный дождь.

Он улыбнулся женщине, глядя снизу вверх.

– Поэтому нам нужно позаботиться о десятках поколений адвокатов, которые будут блюсти наши интересы в течение, по крайней мере, десяти тысяч лет. Я подобрал сведения о некоторых старинных фирмах. Куча маленьких адвокатиков, и в каждом сидит ещё один. Дети будут рождаться, зная, они рождены для миссии – защищать интересы участников программы. Эмбриончик с логотипом «Домой» на трогательной головёнке, каково?

Он пошелестел бумагами. Неухоженный учёный подтянул колени к подбородку и медленно обхватил их длинными руками. Этот безмолвный перфоманс явно посылал сигнал о протесте, но учёный всё же прибег и к вербалке.

– Мне, кажется, всё это не понадобится. Участники эксперимента смогут позаботиться о себе сами. …И как эти ребята в запонках не боятся.