Нет, я не делила мир на белое и черное, могла понять и глупость, и жестокость. Даже, наверное, предательство смогла бы понять, но не трусость. В сфере психологии я была подкованной – мама работала практикующим психологом, имела лицензию, вела приемы, вебинары, лекции. С детства я варилась во всем этом бульоне и закономерно считала, что могу вполне получить еще один диплом по психологии, заочно, так сказать.
Профессию я выбрала себе, как платье – красивую, чистенькую и престижную. Если бы могла, стала бы музыкантом или художником, но, увы – к ним должен прилагаться талант, которого у меня не было. Наш профессор, милейший Николай Павлович часто говорил, что молодость – единственное слабое место нашей профессии. Что хороший журналист пишет от сердца, набив собственных шишек и хоть немного понаступав на грабли. Поэтому двадцатилетним остается одно – набираться опыта.
За последний год этого добра случилось немало.
Иван Иванович сказал, что ему ничего не удалось узнать о моей аномалии. Мы еще несколько раз встречались в больнице, я приходила на плановые осмотры. И как бы я не уважала врача, но знать о моих догадках ему было не нужно. Я уже жалела о том, что в первый день после снятия повязок не удержалась и рассказала и о домах, и о деревьях. Тайна была из разряда – дадим хороших успокоительных таблеточек или поселим в белой комнате с мягкими стенами. Кстати, что-то подобное он и предложил. Самый приемлемый вариант – сходить к психотерапевту. Я покивала и сказала, что подумаю, умолчав, что один из этой братии является мне родителем.
Я снимала очки только когда ложилась спать, а днем почти никогда не открывала левую и правую шторку, желая видеть только свой мир. Лишь рано утром и поздно вечером могла лицезреть неизменный лес и странный город, с низкими домами, архитектурой похожими на виллы, которые строят у моря, странными узкими улицами, покрытыми явно не привычным мне асфальтом и редкими прохожими на них. Люди были одеты почти так же, как и мы, в брюки, рубашки, комбинезоны. Если бы не Москва река и знакомые ландшафты Воробьевых гор, то можно было бы подумать, что я вижу свой мир, только где-то на юге.
Началась учёба. Я с радостью ходила на лекции, садилась на последних рядах, так как издалека обзор был шире. Преподаватели знали о том, что случилось со мной в прошлом году и не задавали вопросов, а своим одногруппникам сказала, что из-за слабого зрения постоянно ношу специальные очки. А на логичный вопрос – почему я не за первой партой, ответила, что у меня дальнозоркость.
Через месяц папа принес мне другие, более удобные. Он где-то нашел специальное стекло, прозрачное с одной стороны и не прозрачное с другой. Стало намного легче. По крайней мере, теперь собеседник мог видеть мои глаза, я же по-прежнему наблюдала третью часть обзора.
Последняя на сегодня лекция закончилась. Лектор попрощался и первым вышел из зала. Я собрала конспекты, подождал Светку с Татьяной, они ехали со мной по одной ветке, и направилась на выход.
– Белка! – меня окликнул знакомый голос, я обернулась. У окна стоял мой бывший парень.
– Поговорим?
– Ух ты… – Светка дернула меня за рукав и прошептала благоговейно, – твой?
– Был мой. Когда-то… – я криво усмехнулась. – Идите без меня, до завтра.
Девчонки ещё раз облизали глазами Сашку и медленнее, чем обычно, поплелись по коридору, периодически оборачиваясь. Догадываюсь из-за чего. Высокий, красивый, спортивного телосложения, по нему сохли все студентки на курсе, и не только на нашем. Плюс в универ он прикатывал на собственном байке, так что сейчас стоял у подоконника в кожаной косухе и рваных джинсах. Хоть сейчас на обложку журнала. Когда-то у меня от одного его вида замирало сердце, сейчас же я просто отметила про себя, что он немного похудел и зарос.
– В «Старбакс»? – Сашка подошел ближе. Раньше, когда мы встречались, эта забегаловка была на почетном первом месте по перекусами между парами. Я тяжело вздохнула.
– Михеев, слушай, – произнесла устало, – что тебе было не понятно во фразе «не хочу тебя видеть»?
– Я хотел объяснить, – Михеев нервно крутил кольцо ключей на пальце, – попросить прощения…
– Проси, – я сложила руки на груди и выжидательно уставилась на бывшего. Тот немного покраснел.
– Ты должна меня понять, – забормотал он, опуская голову. – Если бы ты осталась слепой… Как бы мы встречались? Ходили в клубы, кино, на концерты? Я испугался, – «ответственности за инвалида», – добавила мысленно.
– Не думай, я собирался позвонить, просто взял небольшую паузу.
И вновь ехидный голосок внутри меня продолжил – на целый год.
Понять-то я его поняла, даже очень. Неизвестно, как бы я поступила, если бы с ним случилось подобное. В общем и целом, наше поколение «Z» эгоисты до мозга и костей. Жен декабристов из нас бы вряд ли получилось. Та любовь, которую описывают в романах, нам не доступна. Жертвенность, истинное смирение, благородство остались на страницах или пленках видео. В жизни их нет. Любовь родителей – скорее исключение, чем правило. Да и какая любовь? Привязанность, привычка, удобство.
– Я все понимаю, – ответила спокойно, развернулась к парню и похлопала его по руке, – не переживай, я тебя давно простила.
– Так может, начнем заново? – Михеев сделал шаг в мою сторону, я резво отшатнулась. – Я люблю тебя, Белка, реально люблю. Этот год для меня стал самым ужасным за всю жизнь. Ты не представляешь, как я мучился…
Еще одна особенность нашего поколения – жалеть себя и преувеличивать свои страдания, не обращая внимания на других.
– Не-не, – замотала головой я, подняв ладони вверх, – о чем ты? Любовь прошла, как с белых яблонь дым.
С перепугу я соединила Есенина с Лебединским. Пропела «Пока-пока» и направилась по коридору к выходу.
– А была ли она?! – донеслось мне в спину злое, – мне кажется, ты никогда меня не любила!
Да, обвинить кого-то другого в своих ошибках – мы тоже это любим делать. Я, не оборачиваясь, пожала плечами и ускорилась. Не могу сказать точно – прав он или нет. Есть такой психологический термин – замещение, направленный на минимизацию страданий. В моем случае – замещение одной боли другой. Предательство любимого человека поблекло перед страхом остаться слепой. Как бы там ни было, с парнями придется завязать на некоторое время. Пока не разберусь с «мирами» в своих глазах.
Глава 3
Жизнь вошла в привычную колею. Я так приспособилась жить и учиться в очках, что, даже снимая их, умудрялась акцентировать внимание лишь на своем мире, отсекая ненужное, делая его незаметным фоном. Редко, ради веселья, я передвигала шторки, открывая левую сторону. В парке или набережной, где нет машин и мало прохожих.
Я бродила по улицам, иногда даже входила в дома тех, кто живет в «левом» мире, смотрела на людей, их быт, выискивала знакомые вещи. В общем, жизнь была похожей, но не совсем. Посуда и мебель была типичной. А вот техника другая. Печь на кухне работала не на газе, то ли на электричестве, то ли на другом топливе, названия которому я не знала. Под потолками кружили светящиеся шары, дававшие свет проводов к ним я не заметила. Транспорт был странным, без колес и знакомого двигателя, и перемещался по воздуху на высоте около полуметра от земли. Автобусы были похожи на древние ладьи, вытянутые и украшенные резьбой и завитушками.
В них садились люди и ехали, думаю, на работу. Где они трудились – неизвестно, так как ничего похожего на фабрики с высоты пятнадцатого этажа я не видела. Передо мной расстилался типичный провинциальный городок, никак не мегаполис. Москва, так и не ставшая столицей? Ее жители выглядели не слишком счастливыми, хотя, нельзя сказать, что вокруг царила нищета. Одежда была добротной, еда на столе разнообразной. Дома опрятными и чистыми.
Справа же ничего не происходило. Только лес сменил зеленый гардероб на желтый.
Однажды я стала свидетельницей странного события. Гуляя в парке, я сняла очки, чтобы протереть их от пыли, и вдруг заметила, что граница между нашим и левым миром словно раздвоилась, чуть сдвинувшись вправо, сузив наш и расширив левый мир. Я бы не обратила внимания, если бы в узкий проем не попала такса, которую выгуливал мужчина. Через пару секунд щель исчезла. И собака оказалась в левом мире. Хорошо хоть не вместе с мужчиной. Некоторое время я в ступоре смотрела, как животное, как ни в чем не бывало, потрусило в сторону одноэтажного дома. Хорошо еще, что оно попало в населенный мир, есть вариант, что люди его накормят.
– Тоби! Тоби! – я очнулась от задумчивости. Мужчина звал пса, ошарашенно оглядываясь вокруг. – Девушка, вы не видели таксу? Куда она побежала?
– Не видела, – выдавила из себя я хрипло. Даже если бы я и сказала правду, вряд ли бы мне поверили.
Я боязливо поежилась. Между мирами можно перемещаться? Щель была открыта буквально несколько секунд. Я бы при всем желании не успела до нее добежать. Стоп. О чем я думаю? Не хочу никуда бежать, мне и здесь хорошо. Конечно, если бы было возможно, чисто из любопытства, я бы посетила и правый мир и левый. Но обязательно бы вернулась обратно, к папе и маме. А так как проход я увидела впервые за много месяцев, значит, они открываются не часто. Где вероятность того, что я не застряну в другом мире на полгода или год?
Как бы я не гнала эту мысль, она крепко засела внутри. Нужно иметь огромную смелость, пылкое сердце, или, скорее всего, быть совершенно отбитым на голову безумцем, чтобы шагнуть в неизвестность. Зато можно увидеть то, что не видел никто – абсолютно новый, неведомый мир. И жутко страшно, и жутко привлекательно.
Увы, я такой смелостью не обладала. Для меня лучше синица в руке.
Кто бы мне сказал, что вскоре упорхнет и она.
– Ксения Игоревна Белкина? – у подъезда дома стояли двое ничем не примечательных мужчин в серых костюмах.
– Да, – я остановилась, но не спешила подходить к незнакомцам. Пусть я и нахожусь в собственном дворе, где меня знает каждая собака, от них исходила опасность.
– Нам нужно поговорить с вами.
– Я спешу домой, меня ждут родители, – приврала я. Мама с папой придут только вечером. В лучшем случае, в квартире сейчас находился брат.
Правый мужчина шагнул ближе и сунул мне под нос удостоверение в красной обложке. Я склонила голову. «Сотрудник федеральной службы безопасности Горцев…» Дальше прочитать не смогла, книжка была быстро спрятана в нагрудный карман.
– О чем? – голос предательски дрогнул. Первой мыслью была – что-то с родителями. Второй – брат куда-то влез. Вчера они с классом ходили в клуб. О себе я не думала.
– Завтра в девять утра ждем вас по этому адресу, – один из мужчин протянул мне прямоугольный листок картона, – не опаздывайте.
– Но завтра у меня занятия, – попыталась соскочить я.
– Пропустите, – голос мужчины замораживал холодом. – Не советую куда-нибудь уезжать. Мы найдем вас где угодно. И тогда разговор будет происходить в другом ключе.
Мужчины развернулись и направились к черной, припаркованной во дворе, машине. Я посмотрела на визитку, прочитала адрес. Он мне ничего не сказал. Не Лубянка, слава Богу, но все равно непонятно. Что им надо? Хоть бы намекнули.