– Именно так, – ответил профессор, – это подтверждается тем, что ни разу за время изучения нашей вселенной мы не увидели ни малейшего признака деятельности других цивилизаций. А телескопы сейчас такие, что мы видим галактики на расстоянии более четырех миллиардов световых лет. И ничего. Пусто.
Я поежилась. Меня всегда пугала необъятность и чуждость термина вселенная. Что значит бесконечность? У всего есть конец в окружающем мире. Самым близким понятием бесконечности для меня являлось число пи, но и оно где-то заканчивалось, ограничиваясь мощностью вычислительной техники, способной измерить количество цифр после запятой.
Физика в школе прошла мимо. То ли учитель не смог увлечь, то ли мне больше по сердцу гуманитарные науки. А обо всех этих непонятных фантастических мирах я краем уха слышала лишь от Васьки, когда она рассказывала о своих любимых компьютерных играх. Но никогда, даже в страшном сне я не допускала, что подобное может быть в реальности.
– А откуда берутся эти альтернативные миры?
– Хороший вопрос, – профессор снял очки и принялся медленно протирать стекла вытащенным из кармана платочком, – наша цивилизация много раз стояла на перепутье. Метеорит, погубивший динозавров, извержения супервулканов, множество массовых вымираний, войны, катаклизмы… и так далее. Так вот. Теория гласит, что на каждый переходный узел образуется новая вариация, которая идет по другому пути развития. – Николай Ильич вздохнул. Взял маркер и принялся чертить прямо на столе. Благо тот был с пластиковой столешницей. – Начнем с этого, – он нарисовал кружок, потом провел из него две линии, – метеорит упал на землю, – еще один кружок, – пролетел мимо, – кружок.
– Что стало с ящерами – неизвестно, будем продолжать тот кружок, который мы знаем, там, где они вымерли, – он провел штрих пунктиры, расширяя огромное дерево с сотнями веточек, подписывая те, которые он знал. В итоге получилась громадная паутина, исходящая из одной точки.
– Я поняла принцип, – произнесла задумчиво. – То есть, пойду направо – произойдет одно, налево – другое…
– Нет, – усмехнулся профессор и рукавом вытер свои художества, не обратив внимания на темные пятна, оставшиеся на халате, – не так. Направо или налево – роли не играет, все равно ты придешь в одно и то же место, просто разными путями. Все немного сложнее.
Он пожевал губами.
– Если до этого момента теория о мультивселенных более-менее общая, то далее идут лишь мои личные предположения.
Я заинтересованно склонила голову и оперлась подбородком на ладонь, приготовившись слушать.
– По поводу метеоритов или извержений понятно, – сам себе кивнул Николай Ильич, – по поводу людей… Иногда, раз в тысячу или меньше лет, рождаются люди, ломающие ход истории. Ты же в курсе, что любой человек неосознанно выплескивает в мир энергию? – я кивнула, в книгах по психологии об этом много пишут. – Хорошую или плохую. Одних называют донорами, рядом с ними становится легче на душе, они излучают положительную энергию, других – энергетическими вампирами, те распространяют отрицательную. Это, конечно, все условно… Но я отвлекся. Продолжим… В мире накапливается темная или светлая энергетика, которая собирается в один комок и спонтанным образом воплощается в каком-то случайном гомо сапиенс. Светлом или темном, опять же условно. И этот человек становится узловым элементом истории. От его поступков и идет очередное ответвление.
– Александр Македонский, Иисус Христос, Гитлер… – пробормотала я.
– Вполне может быть, – ответил профессор, – но не точно. Кто знает, может быть, эти люди-узлы не остались на страницах истории, и мы о них не знаем…
Я задумчиво качнула головой. Он прав.
– После поступков этих ключевых людей, хороших или плохих, – Николай Ильич уточнил, – для истории нет разделения на плюс или минус, она потом, спустя века, сама корректирует, что было хорошо для мира, а что плохо… так вот, накопленная энергия разряжается. Как аккумулятор. А затем опять копится сотни лет…
– Интересная теория, – произнесла я медленно. – То есть те миры, которые я вижу, это наша Земля, но там история пошла по другому пути? И они сами тоже ветвятся и снова, и снова…
– Да, и так до бесконечности, – улыбнулся профессор.
Я сняла очки и потерла веки. Все равно сейчас я видела лишь комнату в подвале, в правой и левой части глаза была темнота – мы же глубоко под землей.
– А почему я вижу только три альтернативных мира? Если их множество?
Николай Ильич пожал плечами.
– Предполагаю, что ты видишь определенный сдвиг в пространстве, соответствующий деформации твоего зрительного нерва и повреждения глаз. Эти три ответвления вышли из одного узла. Оно произошло недавно, так как люди, о которых ты говорила, очень похожи на нас, и бытом, и внешним видом.
– Но ответвление произошло не позже тысячи лет назад, – уточнила я, вспомнив, что Москве всего 875 лет. Профессор согласно кивнул.
– Сколько таких, как я?
– Мы знаем точно лишь о трех, – ответил Николай Ильич, – неизвестно, сколько их было на самом деле. Наш отдел специально создан для проверки вот таких отклонений. Есть отдел, где работают с предсказателями, медиумами, гадалками. Есть другие отделы…
– С ума сойти… – ошеломленно выдохнула я.
– Ага… На земле и на небе, мой друг, есть много всего, что и не снилось нашим мудрецам, – перефразировал он Шекспира.
Сегодня меня отпустили домой, а вот уже завтра мне сообщили, что я уезжаю в командировку, на две недели. Вместе с тем самым майором Горцевым, профессором и парой коллег из лаборатории.
– Сначала мы облетим Московскую область на вертолете. Для самолета слишком маленькое расстояние. Потом отправимся на юг. – Пояснил Горцев в машине, когда мы ехали на аэродром в Подмосковье. Логично, развитие любой цивилизации начинается с юга.
– Что я должна искать?
– Все, что похоже на фабрики, научные центры, конструкторские бюро. Все нестандартное. Технику, оборудование, оружие…
– Ясно.
– Лучше, если будешь рассказывать обо всем, что видишь интересного, – произнес профессор, до этого времени молчавший и отрешенно смотревший в окно, – Леночка, – он кивнул на женщину около сорока лет, ехавшую с нами, – прекрасная стенографистка, будет за тобой записывать. И у нее всегда включен диктофон.
Я кривовато улыбнулась и принялась говорить.
– В левой части мы выехали за город, в правой – по-прежнему лес. О! В левой мы обогнали колесницу с людьми.
– Притормози, – крикнул Горцев водителю, – медленней. Посмотрим, куда они свернут.
Пару сотен метров мы ехали наравне с повозкой из левого мира. Потом наша дорога повернула влево, а повозка полетела прямо. О чем я и сказала.
– Останови! – крикнул Горцев водителю и мне:
– А ты выходи и беги за ней.
Машина остановилась на трассе. Я вышла и осторожно перелезла через высокий бордюр, благо была в джинсах. Повозка уходила все дальше.
– Быстрее! – рявкнул за спиной Горцев. Я быстро оглянулась, из машины за мной вышел он и Лена с диктофоном в руках. Профессор и водитель остались сидеть внутри. Я побежала по полю за удаляющейся колесницей, пачкая сапожки в грязи, цепляясь за кочки и траву. Стало немного обидно. Беречь меня никто не собирался.
И тут колесница исчезла. Просто была и вдруг ее не стало. Словно провалилась сквозь землю. Я растерянно остановилась и сказала об этом Горцеву.
– Иди вперед и ищи, куда она делась, – его глаза загорелись азартным огнем.
Я подошла к тому месту, где видела ее в последний раз и увидела тоннель, резко уходящий под землю. В нашем мире на этом месте росли деревья. Действительно – провалилась сквозь землю.
– Ладно, разберемся потом, – Горцев отметил на карте координаты, – давай обратно в машину.
Неделю мы летали над Московской областью, постепенно расширяя круг. На севере было пусто, а вот на юге жизнь попадалась все чаще. Мы пролетали над множеством подобных Московским городами и поселками с низкими аккуратными домиками. Даже в правой части я увидела небольшую деревеньку, чистенькую, игрушечную, как с картинки. Спустившись на землю, я поняла, что в ней нет ничего примечательного. Добротные, в основном деревянные дома, скотные дворы, минимум механических приспособлений. Почти что натуральное хозяйство.
– Не будем терять время, – буркнул Горцев в ответ на мой рассказ и загнал обратно в вертолет, – похоже этот мир отсталый.
– Ну, мы увидели только первое поселение, – мягко возразил Николай Ильич. Я помалкивала. И так пару раз уже сцепилась с надзирателем. Я хотела домой, к родителям, а мне дали лишь позвонить пару раз. Мобильные телефоны нас заставили сдать еще при посадке в вертолет. Ночевали мы в каких-то заброшенных пансионатах, где из еды были только каши и сухие пайки.
Если это все моя дальнейшая жизнь, то на фиг такую работу.
Мы долетели на вертолете до Курска, где пересели на самолет и полетели в Краснодарский край. Горцев решил продолжить с юга. Я напомнила, что моя командировка должна была длиться две недели. На что мне была дана рекомендация заткнуться и выполнять свои обязанности. Да и еще таким тоном, что отпало всякое желание возражать. Николай Ильич и Елена сидели тихонько и не возмущались. Скорее всего, дольше работали и привыкли к такому хамскому отношению.