Второй и Первая

Как же мне хотелось хоть раз сказать ей, какая она красивая. Как сияют ее глаза, устремленные в небо. Как светится любопытством лицо, когда она смотрит на что-то новое, неизведанное. Каким внимательным и ласковым бывает ее взгляд. И как идет ей сейчас это скромное голубое платье с круглым вырезом. И еще много всего другого, что можно говорить лишь наедине в темной спальне.

За последний год она стала для меня самой прекрасной женщиной на свете, заслонившей собой мир. Все остальные ушли в тень. Нет, я замечал девушек, привлекательных и не очень, адекватно оценивал их и говорил комплименты, но они были как яркие картинки: плоские, абстрактные, не вызывающие во мне ни душевного отклика, ни интереса.

Я почти смирился. Оставалось лишь одно, что меня бесило до невозможности, – ее рабское преклонение перед Пашкой. Не знаю, был ли он ее первым мужчиной или нет, но она смотрела на него как на икону. Может быть, повлияло трудное детство? Пашка нам с Алексеем рассказал немного о ее жизни. После того, как ее родители погибли, Нику воспитывала бабушка. В шестнадцать лет она лишилась и ее. Веронику отправили в детдом, где она и прожила до совершеннолетия, потому что взять в семью взрослую девочку никто не захотел. Потом институт, общага, коммуналка.

Она во всем слушалась Пашку, никогда не перечила. Она больше была похожа на преданную собачонку, чем на невесту. Пашке это нравилось, а я пребывал в бешенстве. Из-за ее унизительной зависимости перед ним, неприкрытого обожания и детской восторженности. И даже если бы мысли о том, что я смогу ее отбить, посетили мою голову, увы – мне никогда бы этого не удалось сделать.

Поэтому я просто молчал и смотрел на море.

Ужин подходил к концу. На небе зажигались звезды, я принес кофе и пирожные. Кивком принял хвалебные оды моему кулинарному таланту, холодно заметив, что основные блюда готовил повар. Пора было уходить. Ольга подхватила меня под руку и, махнув на прощание голубкам, потащила вниз.

Я выдернул руку, как только за нами закрылась дверь каюты. Ольга одним движением расстегнула молнию на платье, и оно с шелестом упало на пол, открывая моему взгляду идеальную фигуру в кружевном белье. Девушка соблазнительно повела плечом, отбрасывая назад длинные волосы.

– Ты как хочешь, а я собираюсь напиться. – Я отвернулся и достал из шкафа бутылку. – Можешь составить мне компанию.

– Я лучше лягу спать пораньше, – хмыкнула она. – Если передумаешь, ты знаешь, где меня найти.

Хмуро кивнув, я вышел из каюты. Куда податься? Наверху влюбленные, они в любой момент могут спуститься в свою каюту, усыпанную лепестками роз. В другой спит Ольга.

Я залез в крошечную навигаторную и сел на пол, поджав колени. Бутылку поставил рядом. Сейчас я хотел просто побыть один. Впервые мне не хочется секса с красивой доступной девушкой. Что со мной не так? В глубине души я знал что. Сегодня решается не только судьба Павла и Ники. Моя тоже. Лишь будущее, открывающееся передо мной, не такое светлое и прекрасное, как перед ними. Смешно, я считал себя победителем по жизни, а сейчас скулю, как побитый щенок. Скорее всего, после свадьбы уеду к родителям в Америку. Эта мысль все больше кажется мне заманчивой. Не смогу жить рядом. Придется поддерживать отношения, приходить на дни рождения, крестины, пикники. Можно, конечно, поссориться с Пашкой, разорвать длительную крепкую дружбу. Но жить в одном городе – это сидеть на пороховой бочке, в любой момент ожидая встречи.

Решено – уеду. Очередной глоток виски заставил закашляться. Жаль бросать процветающий бизнес. Но сердце дороже. За год оно превратилось в рваную истрепанную тряпку, годную лишь на то, чтобы об нее вытереть ноги. Я стал злым, дерганным, озлобленным. Срываюсь по каждому поводу и без повода, вгоняя в панику служащих. Пора это прекращать.

Не помню, наверное, я заснул там, на полу, скрюченный в три погибели. Потому что, проснувшись, болела не только голова, но и все тело. Было темно и тихо. Предполагаю, знаменательное событие уже свершилось. Меня тошнило, корежило и ломало. Было так фигово, что даже сердечная боль притупилась. Я кое-как доковылял до своей каюты и упал на кровать. Надеюсь, Ольга вовремя откатилась.

Я открыл один глаз. Голова раскалывалась на тысячу осколков. Мерзкое солнце вгрызалось прямо в мозг, сверля раскаленным буром. С закрытыми глазами я вышел из спальни и попытался на ощупь найти туалет. Только ледяная вода поможет мне сейчас.

Хватит! В последний раз я потакаю своей слабости. Это все равно ничего не изменит, так зачем же разрушать себя еще и таким способом? Уж лучше сразу головой в море.

Качаясь, словно за бортом девятибалльный шторм, я прошел через маленький коридорчик.

– Черт! – рявкнул я и ухватился за чью-то фигуру. Именно она преградила мне путь. Шум рассыпавшихся приборов показался адским громом. – Кто это еще?.. – Я сжал хрупкие плечи и чуть приоткрыл один глаз.

Ну, конечно! Только ее здесь не хватало! Сияющей, цветущей, пахнущей счастьем и цветами…

– Сергей, тебе плохо? – обеспокоенно произнесло «мое мучение». – Приготовить кофе? Или крепкий чай?

– Лучше помолчи. – Я неосознанно обхватил ее крепче и прижал к себе, наваливаясь сверху.

Боже, как же хорошо… Можно свалить на сон, похмелье, помутнение рассудка. На все что угодно, только бы еще хоть немного постоять вот так, с дергающимся сердцем, дрожью, пробегающей по коже, прижимая девушку к себе, представляя, что она моя. Еще хотя бы минуту, секунду, мгновение…

Но она уже выпутывается, отталкивает меня, пищит что-то недовольное. Я со вздохом разжал руки и лишь тогда почувствовал, что что-то твердое и острое давно втыкается в живот. Опустил взгляд.

– Что это? – Я обвинительно ткнул в маленький поднос, зажатый между нами.

– Я готовила завтрак для Паши и Ольги, – пролепетала Вероника. – Они заказали еще тосты. Вот я и…

– Что? – тут же взвился я. – Ты служанка?! Пусть сами себе делают тосты, руки не отвалятся.

– Но мне же не сложно…

– Хватит строить из себя рабыню! На моем судне слуг нет, так им и скажи. Нет, я сам скажу.

Пошатываясь, я поднялся на палубу. Ника плелась сзади. Пашка с Ольгой развалились на диванчиках перед накрытым столиком. На Оле было лишь лиловое бикини. Пашка весело рассматривал ее голые коленки и щедро вываливающуюся грудь. Неудивительно, что Нике пришлось сбежать.

– Утречко, – пробормотал я, взял стоявшую около Ольги чашку и одним глотком ее опорожнил. – Как вы пьете эту гадость?

– Ника такая простушка, совсем не умеет варить кофе, – весело мурлыкнула Ольга, картинно забрасывая ногу на ногу.

Я бросил взгляд на Павла. Тот даже не подумал защитить свою невесту.

– Ей и не нужно уметь – на кухне стоит вполне приличная кофеварка, – отрезал я мрачно. – Я сам чаще варю кофе в ней, чем в турке.

– Я не смогла ее запустить, – проблеяла овечка, стоящая за мной. – Там столько кнопок.

– Пашка, ты же знаешь, как ею пользоваться, много раз сам варил.

Почему-то я был дико зол. Раньше я бы сказал Нике что-то унизительное, вроде ее дремучего невежества, но сейчас притворяться уже смысла нет. Да и устал…

Павел пожал плечами. Он был расслаблен и доволен. Ночь, видимо, удалась. Против меня, хмурого, задерганного, с диким похмельем, он был похож на довольного султана, которому прислуживают одалиски. Ника неуверенно примостилась рядом, ставя поднос на стол. Краем глаза я заметил блеснувшее в утреннем свете кольцо. Захотелось поднять голову к небу и громко завыть.

– Поплаваешь со мной, детка?

Да, я точно должен ей что-нибудь прикупить. Ольга не дура и прекрасно догадалась о своем истинном месте в нашей четверке. Она служила бампером между нами, отвлекала внимание, перетягивала взгляды. Умничка. Почему я не влюбился в нее?

– А не слишком ли холодная вода, милый? – ответила красавица, вставая и потягиваясь стройным телом. – Конец сентября все-таки.

Я содрал майку, оставив одни шорты, и направился на корму, бросив через спину:

– Зачем тогда взяла бикини?

– Ты меня раскусил, – рассмеялась девушка, ныряя вслед за мной.

Вода действительно бодрила нереально. И мозги прочищала лучше любого аспирина. Вечер мы все-таки закончили в одной постели, а утром я купил ей брошь с сапфиром. В расчете.

До свадьбы оставалось две недели. Я изо всех сил держался вдали от бутылки, хотя даже заснуть иногда было невыполнимой задачей. Оставалось с головой погружаться в работу, проводя ночи в ресторанах. Я даже принимался готовить текущие заказы, чем приводил в шок поваров и официантов. Зато руки и голова были заняты.

Никогда не думал, что меня может согнуть в бараний рог банальная прозаическая любовь, воспетая в романах. Всегда считал себя выше этого. Кому сказать – засмеют. Серьезных увлечений в подростковом возрасте у меня и не было. В школе девчонки сами бегали за мной. Я был сыном богатых знаменитых родителей, и, пусть я их почти не видел, репутация играла свою роль. Наверное, именно это меня и испортило. Говорят, что лучше пережить тяжелую болезнь, вроде свинки или первой любви в раннем возрасте. А чем позже ею заражаешься, тем серьезнее последствия. Я не переболел любовью в юности, поэтому сейчас она меня просто убивала.

Я не принимал участия в приготовлениях к свадьбе, хотя Светлана периодически пыталась меня подпрячь. Как бы сильно я ни любил Пашкиных родителей, как бы близки мы ни были, я не мог позволить себе лишний раз видеть жениха и невесту. Моим подарком будет предоставление своего лучшего ресторана на целый день, плюс кухня и выпивка. Щедрый подарок, даже для меня. Я дошел до предела, до той степени безумия, которая стирает границы. Я боялся, что, выпив рюмку на свадьбе, я сорвусь и размажу лицо жениха кулаком или, еще хуже, признаюсь всем. Пусть меня поднимут на смех, пусть будет скандал, пусть друзья отвернутся от меня, но я уже не мог держать это в себе.

Я метался по квартире, как тигр, запертый в клетке. Хотелось выть от тоски, ломать мебель, биться головой о стену. Наверное, я дошел до ручки, потому что в какой-то момент мне пришла в голову дикая мысль – хорошо бы, Пашка исчез. Испарился. Разлюбил Нику, изменил ей, заболел неизлечимой болезнью, попал в аварию, в конце концов. Что угодно, что могло бы их разлучить хоть на время. А потом я что-нибудь придумал бы. Например, позвонил бы Натке, уговорил ее встретиться с Павлом. Они расстались по какому-то пустячному поводу: то ли ей подарок на День святого Валентина не понравился, то ли он опоздал на свидание. Я бы ей даже приплатил, только бы она согласилась.

Какой же бред лезет в голову! Я ужаснулся своим мыслям и постарался выбросить их из головы, стереть из памяти, но они, как заноза, засели внутри.

Павел – мой самый близкий друг. Мы неразлучны со школы. Именно его родители заботились обо мне, пока мои разъезжали по гастролям, оставляя на долгие недели единственного сына сначала с бабушкой, потом с няней, а в конце концов и одного. Именно Пашкин отец учил меня рыбачить и ездить на мотоцикле. Именно его мачеха учила меня готовить и гладить себе рубашки.

Светлана появилась в нашей жизни, когда нам с Павлом было по десять лет, и заменила нам обоим мать. Ее трехлетняя Маринка стала для нас младшей сестрой, куколкой, которую мы баловали нещадно. Я глубоко уважаю и люблю эту семью, и скорее сам прыгну с небоскреба, чем причиню им вред.