– Ваш кофе, – Леночка поставила передо мной мою любимую чашку и блюдечко с вкусным даже на вид рассыпчатым печеньем. – Сама пекла, но не волнуйтесь, в нём нет ничего выходящего за рамки рецепта.
Это был единственный намёк на то, что я в курсе ведьмовской природы своей помощницы, и был он сделан очень мягко, без нажима, спокойно. Всё-таки у меня совершенно замечательная секретарша, и если она сумеет сохранить – хотя бы на работе – эту дистанцию, то я не стану её ни на кого менять.
– А я и не волнуюсь, – я с удовольствием попробовал на самом деле очень вкусное печенье, – ты же у меня не только красавица, но и умница!
Вот так! Намёк дан, комплимент сказан, да и это «у меня» тоже должно сыграть свою роль. Да, вот такой вот я циничный негодяй, но я никогда и не претендовал на роль идеального мужчины. Да и Леночка, если честно, не девочка-ромашка, а в перспективе так вообще…
– Итак, кто у нас там сегодня? – я отодвинул пустое блюдце и допил кофе.
– Некий господин Изюмов, Савелий Григорьевич, – уже не подсматривая в ежедневник, отчиталась Леночка, – я запомнила, потому что очень уж фамилия забавная, вкусная такая. Мне почему-то кажется, что мужчина с такой фамилией должен быть маленьким и кругленьким.
– Толстячок с лысиной и румяными щёчками, да? Пожалуй, соглашусь. И чего хотел господин с вкусной фамилией? – улыбнулся я.
– Ничего конкретного не сказал, попросился на консультацию, – на всякий случай сверившись с записями, ответила девушка. – Он записан на двенадцать.
– Сам по себе? Откуда он обо мне узнал? Ты спросила?
– Конечно, – Леночка укоризненно посмотрела на меня, – я всегда интересуюсь, откуда люди о нас узнают, это никого не удивляет, так как все об этом спрашивают. Конкретно господин Изюмов сказал, что вас ему рекомендовал господин Зимин.
– Зимин… Зимин… – я задумчиво побарабанил пальцами по столу. – Не помню такого совершенно. У тебя ничего о нём нет?
– Это нотариус, – моментально ответила Леночка, – Фёдор Ильич Зимин. Он ещё к вам приходил по поводу достоверности документов на наследство, помните? Года три назад.
– А, этот… – я тут же вспомнил симпатичного немолодого нотариуса, – а разве его фамилия Зимин? Почему-то она совершенно не задержалась у меня в голове. Слушай, а свари мне какое-нибудь зелье для укрепления памяти, а? А то я что-то стал забывать имена – а в моей работе это никуда не годится.
Я, конечно, и сам могу такое сварганить, но зачем напрягаться, если есть те, кому это будет только в радость? Ну и заодно проверю, что сварит мне моя ведьмочка: не добавит ли в зелье совершенно случайно лишних ингредиентов. Не то чтобы я Леночке не доверял, но ведьма – это диагноз, они не могут не пакостить или не действовать в своих интересах при малейшей возможности. Это не плохо и не хорошо, это просто данность, которую нужно или принять, или не иметь с этим племенем вообще никаких дел. Второе пока невозможно, значит, нужно действовать по принципу «доверяй, но проверяй».
– Не вопрос, Антон Борисович, – Леночка кивнула, – я изучу матчасть и постараюсь в ближайшее время сделать. Я просто пока не очень умею, но если что, у меня есть, с кем проконсультироваться.
– И с кем же? – если она сейчас назовёт кого-нибудь из знакомых ведьм, ни за что эту отраву пить не стану. Это Леночка может побояться, а её товарки по цеху даже не задумаются и попробуют на меня как-нибудь повлиять. Та же Стелла, да будет лёгким её путь за Кромкой, ни за что не упустила бы такую возможность.
– С Фролом Дормидонтовичем, конечно же, – Леночка подняла на меня кристально честные зелёные глаза, – а вы про кого подумали?
– Про ведьм, – не стал кривить душой я, – но Синегорский в качестве консультанта меня устраивает больше, врать не буду.
– Вот и замечательно, – кивнула секретарша и уточнила, – кроме господина Изюмова к вам записана госпожа Вестур.
Тут в голосе Леночки мелькнули странные нотки, и я подозрительно на неё посмотрел, мол, давай, выкладывай уже!
– Агата Вестур, – повторила она, явно ожидая от меня какой-то реакции.
– А кто это?
– Вы хотите сказать, что не знаете Агату Вестур?!
– Судя по твоей реакции, должен, но – увы, даже представления не имею, о ком ты говоришь.
– Марафоны «Отпусти своё прошлое»…
– И?
– Её все знают, – убеждённо сказала Леночка, – у неё миллионная аудитория, между прочим.
– Рад за мадам Вестур, но я – не все, запомни это, меня эти бабочки-однодневки не интересуют, – я помолчал и добавил, – от меня-то она чего хочет?
– Не знаю, – Леночка пожала плечиками, – я разговаривала с её помощницей, она сказала, что у госпожи Агаты к вам личный разговор.
– Личный? Это уже интересно, впрочем, наверняка какая-нибудь чушь вроде просьбы собрать информацию об очередном любовнике, – я тяжело вздохнул, – терпеть не могу такую работу, но реанимация дома в Сосновой потребует расходов, так что, если просьба будет не совсем противной, то возьмусь… А знаешь, что…
– Что?
– Свари-ка мне ещё кофе, покрепче, – я уселся в кресло и потянулся, – пока нас не посетил наверняка замечательный во всех отношениях господин Изюмов. И дай мне ещё твоего вкуснющего печенья. А потом позвони Алексею, пусть берёт Фреда и едет сюда, а то когда я уезжал, они ещё только усаживались завтракать. Разленились за отпуск!
– Хорошо, – смех девушки напомнил мне звон серебряных колокольчиков, – сейчас всё сделаю, Антон Борисович.
Следующие минут сорок я занимался тем, что изучал пришедшие на мою личную почту письма, пил кофе и совершенно непозволительно объедался печеньем. Оно у Леночки получилось ничуть не хуже, чем у Инны Викторовны, хотя мне казалось, что соперничать с ней не сможет никто и никогда.
– Антон Борисович, – ожил интерком, – к вам господин Изюмов.
– Проси, – отозвался я и со вздохом убрал в стол тарелку, на которой остались только крошки.
Дверь открылась, и в кабинет вошёл человек, в котором без особого труда угадывался бывший спортсмен, точнее – боксёр. На это совершенно недвусмысленно указывали сильные руки и ноги, специфическая сутулость и слегка приподнятые плечи. Нос визитёра был сломан как минимум дважды, левую бровь пересекал старый шрам. Наверное, если бы посетитель был одет в дорогой костюм, то выглядел бы нелепо. Но его необычная внешность, как ни странно, прекрасно гармонировала с настоящими лагерфельдовскими джинсами и тонким кашемировым свитером, обтягивающим широкую спину. Дорого, стильно и в полном соответствии с образом. Уважаю…
– Здравствуйте, господин Широков, – проговорил он, подходя к столу, – я Изюмов.
– Савелий Григорьевич, рад приветствовать, – я пожал протянутую руку, отметив про себя то, что пожатие было именно таким, какое я люблю: короткое, крепкое, без излишней демонстрации силы, но и не вялое. – Присаживайтесь, прошу вас.
– Спасибо, – Изюмов, внешность которого абсолютно не соответствовала той, что я себе нафантазировал, опустился в кресло для посетителей, – мне порекомендовал вас Фёдор Зимин, хотя вы, наверное, его не помните.
– Почему же, – я улыбнулся, мысленно поблагодарив Леночку, – нотариус, немолодой такой, с роскошной седой шевелюрой?
– Надо же, – Изюмов неожиданно широко улыбнулся, продемонстрировав прекрасные зубы, белизна и сохранность которых наводили на мысли об их ненатуральности. – А он был уверен, что вы его не вспомните. Думаю, ему приятно будет узнать, что он ошибся.
– И чем же я, по мнений уважаемого Фёдора Ильича, могу вам помочь?
– Дело у меня достаточно необычное, – помолчав, начал Изюмов.
– Ко мне с другими не приходят, – я развёл руками, мол, и рад бы чем попроще заняться, но кто ж мне даст-то? – Готов вас выслушать, Савелий Григорьевич. Может быть, чай или кофе? Знаете, одна моя знакомая, очень достойная дама, утверждает, что с чашкой кофе любые разговоры проходят легче. И вы знаете, она права, я сам убедился.
– Тогда, если можно, кофе. Крепкий и без сахара, – ответил Изюмов, заработав себе ещё один плюсик.
– Леночка, будь добра, два кофе. Мне как обычно, а нашему гостю крепкий и без сахара, – распорядился я, нажав клавишу интеркома.
– Одну минутку, Антон Борисович!
Буквально через несколько минут, за который мы с Изюмовым пришли к выводу, что зима в этом году удивительно хорошая, в меру холодная и снежная, а весна, скорее всего, будет ранней и тёплой, девушка поставила перед нами поднос с двумя чашками кофе, сахарницей и молочником.
– Так что же привело вас ко мне, Савелий Григорьевич? – вернулся я к деловому разговору, сделав глоток кофе, в который плеснул немного молока.