– Потому что люди – гнусные воры, – процедил всадник. – Но они не только крадут, они запирают украденное на тридцать замков, хотя оно им только ненавистно и не нужно. Их священники, псалмы, кресты хуже цепных псов! Я не мог и близко подойти к тебе. Если бы ты хоть раз, гуляя у озера, снял свой крест…
Мэк прикусил губу. Что-то такое ему тысячи раз говорили священники и миссис О’Доннел…
– Значит, твой кот – это дьявол? – робко спросил он, и всадник громко расхохотался:
– Конечно нет! Это мой старый друг, Ирусан, король всех котов. Он и его слуги присматривали за тобой, пока тебя держали в клетке. А где он, кстати?
– Я его попросил. – Мэк нервно облизнул губы, взрослые редко хвалили его за самостоятельность. – Я попросил спасти тетушку Пэтси и дядю Джека. Они… они все еще там. – Он мотнул головой в сторону города и зажмурился. Отец притянул его ближе и коснулся губами лба.
– Хорошо, Мэкки. Ирусан всегда держит слово, и твои тетушка и дядя будут под его защитой, пока опасность не минует. Это они заботились о тебе?
Мэк кивнул.
– Значит, пришло время их вознаградить. Я дарую им отменное здоровье, чутье на ложь и удачу во всех делах. А теперь – нам пора.
Он свистом подозвал коня и посадил мальчика в седло, сам тут же вскочил на спину лошади и снова завернул Мэка в плащ.
– Я все еще не знаю, как тебя зовут, – смущенно сказал мальчик.
– Я Аррун, а это, – отец похлопал коня по шее, – тоже мой друг, Иней, сын Вьюги и Бурана. Его можно погладить.
Иней приветливо всхрапнул. Он был белее снега, его глаза – чернее ночи, а серебристые грива и хвост опускались до земли. Мэк осторожно выпростал руку из плаща и погладил шею Инея, удивленно прислушиваясь к своим ощущениям. Вокруг свистела метель, мальчик чувствовал мороз, но ему было не холодно.
– Папа, а я… умер? – нерешительно уточнил он, покосившись на полынью.
– Для людей – пожалуй, что да, – после паузы ответил Аррун.
– Тогда куда же мы едем?
– Домой. Мои подданные, мои братья и сестры, их дворы и семьи – мы все покидаем этот мир. Только я задержался, ожидая тебя.
– На одиннадцать лет? – прошептал Мэк.
– Одиннадцать? Это, наверное, очень долго, раз ты успел вырасти. Я все время ждал, пока ты дашь мне возможность, хотя бы позовешь меня…
– Я не знал, – ответил мальчик. Столько времени он потерял! – Мне никто не сказал, что я могу позвать тебя.
– Но в эту ночь ты позвал, и я сразу услышал. Ты так звал меня, – с нежностью сказал Аррун, крепче прижимая Мэка к себе. – Огонек, скажи, кто посмел так напугать тебя?
Страшное видение горящей церкви и воплей, полных невыносимой боли, снова явилось перед мальчиком. Грохот в небесах и на земле, жуткий свист, огонь, дым и кровь…
– Шерман! – прошипел Мэк, его рыжие волосы поднялись, будто вздыбленная шерсть. – Шерман! Он убил их всех!
Мальчик оперся руками о плечо отца и приподнялся на седле, впился взглядом в почерневший, подсвеченный заревом пожаров силуэт Блэкуита. Оттуда все еще доносился грохот, ослабленный расстоянием.
– И что, он не ответит за это?! – закричал Мэк.
– Это война, Огонек, – покачал головой Аррун. – И сегодня он – победитель.
– Он не победитель, он гад и убийца! Он должен за это поплатиться!
Отец приподнял голову Мэка за подбородок и спросил:
– Ты хочешь отомстить ему?
– Да!
– О, – с гордостью прошептал Аррун – Значит, ты воистину нашей крови!
Иней громко заржал и взвился на дыбы, ударив копытами по льду. Аррун расхохотался, взвыл ветер, конь заплясал, взламывая лед и взбивая волны. Мэк завизжал от восторга, вцепившись в серебристую гриву.
– Сегодня, – голос Арруна вплелся в вой метели, – смертные в последний раз почувствуют на своей шкуре месть нашего рода.
Всадник подхватил Мэка и подбросил в воздух. Мальчишка вскрикнул от страха и с изумлением понял, что парит в воздухе, а вьюга качает его, как на волнах.
– Лети, Огонек, и делай с ним что хочешь – а я напомню его своре о том, что такое гнев Ледяного Короля!
– Это единственный уцелевший дом, сэр, – сказал капитан Холлден, стуча зубами.
Глубокой ночью вдруг ударил такой мороз, что, казалось, кости треснут. На деревеньку, где Шерман планировал разместить свою ставку, обрушился снежный буран, превративший ночь в непроглядную тьму, в которой выл ледяной ветер, а снег несся с такой скоростью, что резал кожу, как бритва.
– Останки уже вынесли, – добавил Холлден. – Скоро прибудут полковые кухни, сэр.
Великий полководец с грустью посмотрел на ремень. Похоже, что от жареных куриц, сочных стейков и ростбифов пора отказаться.
– Хорошо, Холлден. Пришлите мне мяса и хлеба.
– Да, сэр. Я приказал растопить камин в комнате на втором этаже. – Поколебавшись, капитан спросил: – Сэр, вы уверены, что было целесообразно?..
– Холлден, – отрезал генерал. – Вы рассуждаете, как поп. Если мы хотим закончить войну скорее и с меньшими жертвами с нашей стороны, то нам нужно научить риадцев бояться. Они сопротивляются, потому что считают себя героями освободительной войны. А два-три Блэкуита быстро вылечат их от излишнего патриотизма.
Его офицеры засмеялись шутке великого человека. Один Холлден мрачно молчал. Он недавно сообщил, что чертовы католические псы вцепляются мертвой хваткой в каждый фут земли, а в некоторых кварталах даже перешли в наступление, особенно когда на город обрушился мороз. Пока солдаты Империи чуть ли не на ходу околевали от холода, риадские выродки как будто вовсе его не замечали.
– Занесите это в свои мемуары, Холлден! – все еще смеясь, воскликнул Соммерсон. – Мы пишем историю, и вы просто обязаны сохранить эти слова для благодарных потомков!
– Ну-ну, расшутились, – добродушно проворчал Шерман, поднялся в свой «кабинет», захлопнул дверь и чуть не подпрыгнул: комната оказалась жилой. В кресле у камина сидел миловидный рыжий мальчик, одетый в зеленое и красное. Он молча исподлобья рассматривал Шермана. Генерал, в свою очередь, подозрительно уставился на мальчика. Во-первых, тот выглядел чересчур опрятно для ребенка, пережившего бомбардировку, во-вторых, он был одет очень легко, но ему, видимо, было вовсе не холодно.
– Фу, – наконец постановил мальчишка, изучив генерала во всех подробностях и не проникшись к нему особой симпатией.
– Мальчик, ты как сюда попал? – спросил Шерман.
Мальчик перебрал руками по подлокотнику, подбираясь ближе к генералу, и выдохнул ему в лицо:
– Ты их всех убил.
– Кого? – озадачился генерал. Щенок ему разонравился, к тому же мало ли кого могли подослать с кинжалом или пистолетом враги короны и ее величества. Шерман отступил к двери и опустил руку на пистолет в кобуре.
– Легко убивать других, ничего не зная о смерти, да? – сказал ребенок. Он смотрел на Шермана, не мигая, как змея, и глаза у него были неестественно темно-зелеными. Или так казалось из-за бледного лица и света от пламени в камине?