– А кому? Кому? Кому – надо?
Но Арн отвернулся, прикрывая глаза, словно не желая больше разговаривать, и Ингигерда разозлилась ещё больше, стиснула зубы, позвала требовательно, как обычно звала рабыню, когда надо было помочь одеться:
– Арн! Арн? – С каждым разом всё громче и увереннее. – Арн?
Он повернулся, открывая глаза, но прошептал совсем другое:
– Пить…
Она вздрогнула от удивления, от стыда за себя. Он же болен! Чего она хочет от него? Какие могут быть вопросы? Как его можно заставлять сейчас?
– Сейчас…
Налила в чашку воды из кувшина, поднялась на колени, подбираясь к больному ближе. Она не стала поить его с ложки, она приподняла его голову от подушки и поднесла к губам чашку с водой.
– Пей! Сам пей, ты сможешь.
И он смог. Стукнул зубами по глиняному краю, вода прохладой ударила по губам, сделал глоток один, потом другой, пока не выпил всю чашку. Поднял глаза на Ингигерду, глядя снизу и близко, шепнул, отстраняясь:
– Спасибо, красавица…
Руки её вздрогнули при этих словах. «Красавица»! Она помогла ему лечь, укрыла одеялом, сидела на подогнутых ногах, смотрела в бледное лицо, а в ушах это его последнее слово продолжало звучать: «красавица». Опять и опять.
Отец и мать говорили ей это слово иногда, но это родители, а он чужой. И голосом говорил совсем не таким, а мягко, словно улыбаясь. А сам не улыбался нисколько.
Она нахмурилась, собрала посуду и поднялась на ноги, выбежала на улицу, даже не заметив прилипшую солому на одежде, пока мать позже не сделала ей замечание.
Глава 3
Ингигерда никому и словом не обмолвилась о том, что Арн ей рассказал, да и можно ли было то бессвязное и непонятное принимать всерьёз.
Сам пришёл сюда, выдав себя за торговца, припрятав меч, желая одного – убить отца. А теперь говорит совсем непонятное: ничего плохого отец не сделал ему, и смерть хёвдинга Инвальдра совсем не ему нужна.
А кому тогда? И за что? Кто может мстить за себя руками чужого? Что за бред! Сущий бред больного!
Она думала об этом, когда вышивала праздничную рубашку для старшего брата в подарок. Скоро приедет он. Его вместе с дружиной привезут из похода корабли Аймунда конунга. Хоган всегда возвращается из таких походов с богатой добычей и всегда привозит что-нибудь любимой сестре в знак внимания: браслет, перстень, амулет, серьги, расшитый платок или пояс, гребень…
Ингигерда мечтательно улыбнулась и оторвалась от вышивки, наблюдая за матерью, прядущей шерсть. День подходил к вечеру. Скоро рабыни позовут за стол, а после ужина, с наступлением ночи, надо ждать прихода утра, когда прекрасная Суль, управляя колесницей Солнца, появится на небе, и два быстроногих коня – Ранний и Быстрый – Арвак и Альсвин – помчат огненный шар через весь небосвод. Начнётся новый день.
* * *
С каждым днём осень всё больше и больше охватывала землю, получала её в свою власть безраздельно, и лето смирилось, иногда лишь слабыми попытками пытаясь пригревать среди дня, овевало опушку леса тёплым ветром или дарило солнечный погожий денёк. И тогда жители усадьбы успевали просушить сено, промокшее в последний дождь, перебрать припасы на зиму.
В один из таких тёплых дней на двор выбрался Арн, завернувшись в плащ, сидел у конюшни на солнышке, а у ног его лежала овчарка Скальди. Сам он ни на кого не смотрел, глядел куда-то поверх ворот усадьбы на качающиеся на ветру макушки сосен. Жители усадьбы с опаской поглядывали в сторону чужого человека. Все знали хорошо, кто он такой, и тихо переговаривались друг с другом, осуждая господина за то, что он сохранил жизнь чужаку, про которого никто толком ничего не знал. Никто и не думал, что он выживет, а он ничего, поднялся, даже сам, на своих ногах выбрался на улицу.
Инвальдр хёвдинг стоял в дверях дома, заложив большие пальцы обеих рук за пояс и наклонив голову, исподлобья наблюдал за Арном. Молчал. В дверях показалась дочь хёвдинга, встала за спиной отца, проследила за его взглядом.
– Отец… О! – удивилась Ингигерда, заметив Арна на дворе.
Вышел! Он сам вышел! И Скальди рядом!
– Значит, будет жить, – медленно, словно думая вслух, проговорил хёвдинг. Ингигерда согласно кивнула.
– Что ты сделаешь с ним, отец?
Хёвдинг промолчал, будто не услышал вопроса дочери. Ингигерда прошла чуть вперёд, присела на корточки и позвала собаку. Скальди навострила лохматые уши, лениво поднялась и подошла, приветливо виляя пушистым хвостом. Девушка стала гладить овчарку по голове, что-то говорила ей негромко.
– Ладно, – Инвальдр перевёл на дочь тёмно-синие строгие глаза. – С собакой ты подружилась, а что мне делать с её хозяином?
– Что делать? – удивилась Ингигерда и поднялась в рост, глянула снизу. – А что с ним делать?
– Я тоже не знаю, что с ним делать. Я посылал людей по всему побережью разузнать о нём. Его видели, он продавал соль, ходил по нашему берегу всё лето, но, как и у нас, нигде не называл своего имени и имени своего отца. Странный парень… Он либо лгун, либо явился сюда с одной целью: убить меня.
– Почему? – Ингигерда нахмурилась, отдёрнула руку от собаки, и браслеты на запястье её мелодично звякнули. – Убить – тебя, отец? За что?
– Я не знаю. Я впервые в жизни вижу этого парня. Может, когда-то я знал его отца? Я не помню. – Хёвдинг вздохнул, чуть прищуривая глаза, продолжая всё также смотреть на Арна. – Он хотел убить меня, но причины не сказал. Я хочу это выяснить. Я хочу знать, что я сделал ему или его семье. Это не даёт мне покоя.
– Как, отец? Я пыталась говорить с ним – он молчит, он словно и не понимает, что я ему говорю. – Ингигерда склонила голову чуть на бок, всматриваясь в лицо отца, глядела против солнца. – Бюрн говорит, он… – замялась на миг, – он потерял разум! – Она вскинула ладонь к виску, сделав многозначительный жест, понятный любому. – Он выжил из ума после того удара…
– Ну-у, – Инвальдр усмехнулся. – Об этом судить ещё рано, он только в первый раз показался солнцу… А парень он везучий. – Улыбнулся хёвдинг. – Сначала я не убил его, а теперь ещё он и выжил после такого. Я узнаю, кто он такой и зачем хотел моей смерти… Убить его просто. – Инвальдр посмотрел в глаза дочери. – А что, если он принадлежит славному роду, и, убив его, я наживу врагов? Мне будут мстить! А зачем мне новые враги?
Ингигерда согласно покивала головой, шепнула:
– Ты прав, отец.
Конечно, он прав! Иначе его и не выбрал бы никто хёвдингом этих земель. И как хёвдинг, он должен всё подмечать наперёд и видеть значительно дальше.
Ингигерда сжала в кулак защитный амулет, висевший на груди поверх платья, и перевела глаза на Арна. «Кто ты такой? Кто?»
* * *
С каждым днём состояние его становилось всё лучше, он больше двигался, ровнее и увереннее ходил, по словам Бюрн стал есть, как здоровый человек. Но всё это видно было только внешне.
Работая на дворе, Ингигерда исподволь следила за ним, он окреп только телом, а сам по-прежнему не разговаривал ни с кем, окружающих почти не замечал, и на все вопросы Бюрн оставался хладнокровно спокойным. Если бы он был нормальным, он бы замечал внимание к себе и, конечно же, отвечал бы хоть как-то на заботу старой рабыни.
«Он спятил… Спятил!» – говорила сама себе Ингигерда, перебирая на липовых досках разложенную на просушку салаку. Она же сама видела, как отец ударил его по голове, и удар был очень сильным. Любой другой человек испустил бы дух сразу, но не этот… Вспомнились слова отца: «везучий парень». А может, он, и в самом дел, везучий? Зачем-то же Один сохранил ему жизнь.
При мыслях об этом Ингигерда сразу же вспоминала его глаза, пронзительные, серые, они словно в саму душу глядели. Что-то магическое было в них, а может, это была болезненная лихорадочность, раз они казались такими странными. Тролль! Недаром он явился во время дождей, и никто не знает, кто он такой. И имя у него какое-то…
– Хм… – хмыкнула вслух Ингигерда, и молодая рабыня-помощница подняла удивлённые глаза. Но Ингигерда и не заметила вопросительного взгляда на себе. Если он тролль, то только жди беды от него, пока он вновь не вернётся восвояси, обратно в свой лес, под свои мхи болотные.
Ох, и принесёт он ещё несчастий этому дому, ох, и не к добру он появился здесь.
Медленно Ингигерда перевела глаза на сидевшего Арна. Сгорбившийся всклокоченный человек плохо просматривался в тени кузни, а рядом вскинутая голова овчарки с навостренными ушами.
Ингигерда отвела взгляд, вернулась к делу, переворачивала и осматривала каждую рыбину со всех сторон. Если та высыхала полностью, кидала её в плетёный короб, это уже запас на зиму. Главное, не просмотреть влажных или сырых мест, особенно там, где жабры и плавники, иначе до зимы рыба покроется плесенью, и её придётся скормить собакам.
Снова перевела глаза к кузнице и невольно замерла. Из дверей вышел Асольв, вертел в руках какую-то только что выкованную безделушку. Он всё свободное время торчал у кузнеца, всё выдумывал что-то и просил сделать. Заметил Арна, остановился, что-то говоря ему.