Тайна Соснового холма

И он обернулся к ней, посмотрел прямо открытым взглядом, как на равную, и даже казалось, что сейчас он заговорит, как нормальный человек, или уж точно что-то ответит, но он промолчал, а Ингигерда от нетерпения аж подалась вперёд.

– Ты слышишь меня? Арн? Я же знаю, что слышишь! Скажи мне… Умоляю… Или я сама себя буду считать безумной…

– Да…

Плечи её поникли, она сцепила пальцы в замок, глаза её загорелись от облегчения, от веры в себя.

– У тебя ещё что-нибудь болит?

От этого вопроса он удивлённо дрогнул бровями, конечно, она спросила его совсем не о том, о чём спросил бы любой другой при случае.

– Нет… голова иногда… по утрам…

– Ты не мёрзнешь по ночам? Тебе хватает еды? И… – Он, отворачиваясь, согласно кивнул головой, и Ингигерда заторопилась: – Арн, Арн, о, боги… – Быстро потерла лоб пальцами. – Пообещай мне, скажи мне честно, ты не тронешь больше моего отца? – Арн быстро повернул к ней голову, смотрел прямо в глаза, и Ингигерда, заметив тёмный синяк на его скуле, растерялась вдруг почему-то. – О, Тор, о чём я говорю? О, отец… – Смутилась и отвернулась, качая растерянного головой. – Ты же пришёл убить его, а я спрашиваю…

– Ингигерда? – Она вздрогнула и вскинулась на зов старшего брата. Он стоял у входа в дом и выглядел хмурым до предела. – Иди сюда!

Ингигерда поспешно вскочила и быстро пошла к дому, овчарка несколько шагов провожала её лёгкой трусцой, но потом вернулась к хозяину.

– Да, Хоган? – Ингигерда глянула в его лицо снизу, боясь расспросов.

– Ты разговариваешь с ним, да? Он говорит с тобой? – Она отрицательно замотала головой. – Я же видел!

– Я… Я спросила его, а он… Он ничего толком не может ответить… Он…

– Но ты же знаешь его имя! – Хоган перебил её решительно и поверх плеча глянул в сторону конюшни.

– Я?! – Ингигерда опешила. С чего это он взял?

– Ты сама говорила.

– Когда? – Вспоминала усиленно, когда же это она проболталась о его имени, о том, что он хоть что-то ей говорит. Иногда, конечно, но она в тайне надеялась, что когда-нибудь сможет разговорить его, думала, что он, может быть, доверяет ей больше, чем кому бы то ни было на этом дворе.

А теперь? Что же теперь? Несдобровать ему, если Хоган узнает, а он, как видно, уже всё знает.

– Я не помню, Хоган. – Ингигерда улыбнулась растерянно.

– Ты болела тогда и сказала… Арн, ты назвала его Арном. Это его имя? Он сам тебе сказал? Ты разговаривала с ним?

Отпираться было бесполезно, он, в самом деле, знал его имя, выходит, она сама проговорилась. О, Фрейя! Что же ей делать теперь?

– Он сказал мне только имя, он вообще ничего больше не говорит…

Но глаза Хогана уже опасно сузились, всё также глядя в сторону конюшни, и Ингигерда прекрасно знала, что это означает. Заговорила быстро срывающимся голосом:

– Хоган, пожалуйста…

– Значит, безумный? – Согласно чуть-чуть кивал головой Хоган, и Ингигерда уже боялась его взгляда. – Прикидывается больным? Все головы ломают, а он… – говорил чуть слышно, но не высота его голоса пугала сейчас Ингигерду. А Хоган усмехнулся и повторил: – Безумный… – Перевёл глаза на сестру. – Я ещё узнаю, что у тебя с ним за отношения…

Обошёл её стороной, решительно направляясь как раз туда, куда Ингигерда больше всего боялась, туда, куда он всё время смотрел поверх её плеча.

Что за обвинения? Какие это ещё отношения? Что он говорит? И что он собирается делать?

От волнения, от страха за Арна, от обиды и даже злости в груди заворочался предательский кашель. Ингигерда закрыла лицо ладонями, откашливаясь, и через пальцы видела, как Хоган поднял Арна на ноги за грудки на уровень своего лица, а потом бросил на стену конюшни. Хотелось закричать, остановить его, но кашель, хриплый, раздирающий лёгкие, не давал и продохнуть, не то что закричать.

В дверях дома показалась госпожа Гейрид с бледным лицом и огромными глазами, обхватила за плечи, повела к огню, начала чем-то поить. Ингигерда, кашляя, пыталась ещё что-то сказать, объясняла, показывая руками, но Гейрид не поняла дочери, увела в постель, ругая за прогулки на улице.

Уняв кашель, она долго лежала, уткнувшись носом в рысий мех, думала. А вечером дрова к огню занёс Арн, молча разложил их вокруг, чтобы просыхали. Ингигерда огромными глазами смотрела на него, следила за лицом, за руками.

Хоган сделал из него раба, нагрузив обязанностями по дому, значит, да и синяков на лице его прибавилось. Но он был жив, а это значит, что он так и не сказал ничего.

* * *

С того дня жизнь несговорчивого Арна изменилась. У него появились дела по хозяйству, из задержавшегося гостя он превратился в раба. Выметал двор, и дружинники, охраняющие усадьбу, посмеивались над ним, самые смелые ставили подножки, подзывали к себе, а потом гнали пинками под общий смех и измывательства. Он колол и носил дрова в дом, на кухню, к очагу. Больших дел ему не поручали, всё же рабочих рук хватало на дворе, поэтому много времени у него оставалось свободным.

Тогда он сидел у конюшни и что-то строгал старым ржавым ножом из кузни. Или просто сидел, завернувшись в плащ, смотрел на сосны, а рядом неизменно его овчарка.

Но даже эти незначительные перемены стали важными для него. Когда через три дня Ингигерда столкнулась с ним на дворе нос к носу, она изумилась. Исчезла та пустота в глазах, что пугала её всегда, тот отстранённый остановившийся взгляд сменился прямым открытым взглядом серых глаз. Увидев её, он даже попытался сказать что-то, но только губы шевельнулись, он промолчал, но даже это молчание было уже не тем молчанием, что прежде, быстрый взгляд в сторону указал на то, что кто-то видит их.

Ингигерда оглянулась – опять Хоган! Быстро пробежала мимо. Он что, задумал следить за ней?

В доме Хоган подсел к ней на лавку, и Ингигерда опасливо отодвинулась, подбирая на колени новую рубашку, что сшивала теперь по боковым швам.

– Хочу спросить тебя… – Хоган подобрал с лавки моток цветных ниток, зажал клубок в ладони, а пальцами второй руки оттянул нитку. Она зазвенела, как натянутая струна.

Ингигерда глянула сбоку и опустила руки с шитьём, пальцы её дрожали, не слушались.

– Что случилось, Хоган?

– Я давно наблюдаю за тобой… и за ним… – добавил для чего-то.

– За кем? – удивилась Ингигерда.

– Ты хорошо знаешь, о ком я говорю. Сегодня вы опять с ним…

– Мы – с ним? – Она вскинулась, поражённая, подняла огромные глаза на брата. – Тебе показалось, Хоган, у меня с ним ничего нет и не было. Тебе показалось… – повторила зачем-то, собираясь встать, но брат удержал её за локоть, вернул назад.

– Куда ты торопишься? Разве ты уже дошила рубашку?

Ингигерда промолчала, строго поджимая губы, старалась не глядеть на Хогана, но его глаза внимательно следили за её лицом.

– Ему шьёшь? – спросил шёпотом.

– Да ты что, с ума сошёл? – Ингигерда попыталась вскочить на ноги, возмущённая нелепым обвинением. Щёки её пытали вмиг прилившим румянцем.

Ничего себе, братец! Шить рубашки, значит, в тайной связи признаваться! Как он может такое ей говорить? Да чтобы она, сама, да с этим?!

– Да сядь-сядь ты, успокойся, – шёпотом продолжил Хоган, озираясь, чтоб не видели другие, – что ты сразу вскакиваешь?