Операция «Тайфун»: Капкан для «Тайфуна». Стилет для «Тайфуна»

В сумерках в район Знаменки отправилась группа разведчиков-диверсантов. Перед выходом старший группы поинтересовался у Трофимова, как выглядят эти самые «катюши». Трофимов дал пояснения.

Г. Вязьма. Штаб 16-й Армии

В этот вечер Рокоссовский успел провести совещание со всеми командирами частей Вяземского гарнизона. Присутствовал даже командир 43-й смешанной авиадивизии генерал-майор Захаров. Дивизия числилась только на бумаге, все полтора десятка разнотипных истребителей и бомбардировщиков, ранее базировавшихся на разных аэродромах, были собраны под Вязьмой, на аэродроме «Двоевка».

В городе и окрестностях находилось четыре постоянных склада боеприпасов и множество временных, куда выгружались прибывающие эшелоны. Имелись запасы топлива, продовольствия, медикаментов, и они увеличивались с каждым часом. Рокоссовский дополнил приказ прекратить отправку эшелонов с грузами кроме Брянска и Калуги также на Сычевку и Ярцево.

Поздним вечером обзвонил группы войск, занимающие оборону на дальних подступах к городу. Пограничники, контролирующие большак Знаменка – Вязьма и мосты через Угру, доложили, что противник присутствует на южном берегу реки только моторизованной разведкой. Серьезных попыток захватить мосты не предпринимает. Собрано около трех тысяч бойцов и командиров, из состава выходящих из окружений частей Резервного фронта. Из них формируется стрелковый полк. Требуются боеприпасы для обеспечения этого полка. В город автотранспортом полка отправлены раненые из числа окруженцев.

Комбриг Заикин доложил, что дивизия оборону на рубеже реки Жижала занимает. На позициях находится уже два стрелковых полка, противотанковый дивизион, два зенитных дивизиона. Части окапываются.

Рокоссовский для снабжения указал ему ближайший склад боеприпасов в Пыжовке, до которого от позиций дивизии было около двадцати километров.

На большаке Холм – Жирковский – Вязьма, юго-восточнее Хмелиты продолжали укреплять оборону 87-й погранполк, остатки 143-й танковой бригады, полк 248-й дивизии. В течение дня на позиции вышли остатки полков 248-й дивизии. Пограничниками задержано множество бойцов-одиночек и мелких подразделений, идущих в тыл, общим количеством около двух тысяч человек. Все они направлены на пополнение частей 248-й дивизии. Расстреляно восемь паникеров и агентов врага, засланных под видом отступающих бойцов в тыл Красной Армии. Установлена связь с 242-й дивизией 30-й Армии.

На северном направлении продолжают укреплять позиции запасной полк, пограничники и части 220-й дивизии. По докладу командира пограничного полка, вечером на рубеж начали выходить подразделения 18-й стрелковой дивизии. Этот участок Рокоссовский считал наиболее уязвимым. Тот был самым протяженным, и оборона не опиралась на инженерные заграждения Ржевско-Вяземской оборонительной линии, проходившей западнее и севернее позиции. Но в данный момент усилить его было нечем. Радовало, что командир пограничного полка остановил несколько эшелонов на перегоне Новодугино – Касня и подчинил себе несколько подразделений разных частей Резервного фронта, следовавших на юг. Таким образом увеличив численность группировки почти на две тысячи человек. Им также требовались боеприпасы.

Для доставки боеприпасов Рокоссовский задействовал автомашины городского гарнизона и зенитчиков.

Он с надеждой ждал утра. Два полка и дивизион противотанкистов ему были нужны как воздух. Но еще важнее ему нужны были автомашины автобата. Нужно было максимально ускорить доставку частей из-под Ярцева. У него еще оставалось одно абсолютно неприкрытое направление. Это северо-восток – на Гжатск.

Кстати, Гжатск!

Он вспомнил слова комиссара и решил максимально использовать эту информацию.

Был у него в штабе один майор. Числился штабным, но должностью тяготился. А вот когда Рокоссовский и его штаб летом формировали под Ярцевым сводную группу, этот майор показал себя умелым командиром, способным сплотить людей, повести их и выполнить задачу, проявляя при этом разумную инициативу и не боясь взять на себя ответственность. Рокоссовский оценил эти качества и представил майора к ордену Красного Знамени. Майор награду получил и просился из штаба в боевые части. Но Рокоссовский тогда почему-то его не отпустил. Как чувствовал, что он ему понадобится.

Когда вызванный майор прибыл, Рокоссовский оглядел его и сказал:

– Наступил момент, когда пришло твое время, майор. Смотри! – он указал карандашом на карте точку. – Это Гжатск! По развединформации, восьмого октября к городу подойдет дивизия СС «Райх». Удержать город у нас сил нет. Но и сдавать без боя нельзя. Противник подойдет к городу с юга, с Юхновского большака. Твоя задача! Прибыть в город, на основании моего приказа возглавить его оборону. Приказ сейчас будет готов. Подготовить позиции для обороны города с юга. Разрешаю с завтрашнего дня останавливать все поезда, идущие на запад, и использовать все ресурсы, которые они будут перевозить. Действовать будешь самостоятельно. Когда возможности обороны иссякнут, отводи войска на Можайский или Волоколамский рубеж. По срокам задачу не ставлю, не знаю, что за силы и средства у тебя будут. Сколько сможешь, столько и держись! Каждый час, выигранный тобой, увеличивает шансы и у нас здесь под Вязьмой, и у войск под Москвой, которые, я уверен, сейчас начнут собираться на Можайском рубеже.

Уже поздно вечером, перебирая в памяти, что он сделал и не забыл ли чего, он вспомнил один существенный момент.

Поднял трубку и попросил телефонистку соединить его с первым секретарем обкома партии, на что телефонистка ответила, что обком эвакуировался в Можайск несколько часов назад. Положив трубку, тяжко вздохнул – вот теперь уж точно он один будет за все в ответе.

Вечером этого же дня в Вязьму приехал Трофимов в сопровождении лейтенанта ГБ Иванова. Дежурный по управлению НКВД сообщил им, что комиссар убыл или в Москву, или в штаб фронта. Штаб Западного фронта находится севернее Гжатска, но по информации, имеющейся у него, в ближайшие сутки или даже часы он переместится в район Можайска.

Задание оказалось невыполненным. Иванов и Трофимов вернулись к порталу.

5 октября 2016 г.

Район Вязьмы

В «Таракане» Трофимовых кроме Ларисы разместились Инна и Ольга. Ольга села сзади, чтобы быть поближе к раненой. Между ней и раненой женщиной посадили детей. Пока стояли у портала, успели их немного покормить тем, что оставалось еще у самих попаданцев. Дети, почти сразу как тронулись, заснули. Их накрыли курткой. В машине Богомолова разместились Гладкий и Ракутин. Старшина ординарец сел в «Урал» к Саше Сараеву.

Колонна прошла портал, и во всех трех машинах зазвучали на все лады падающими эсэмэсками мобильники. Несмотря на глубокую ночь, минутой позже пошли звонки от абонентов, получивших сообщение о появлении их в сети. Лариса, находясь за рулем машины, ответила только дочерям, после чего выключила телефон. Ольга и Инна не были стеснены подобными обстоятельствами, поэтому могли позволить себе более содержательные беседы, уходя от объяснения причин своего исчезновения. Андрей Гладкий заранее предупредил об этом всех коллег-попаданцев.

Минут через пятнадцать в себя пришла раненая. Ольга поинтересовалась ее состоянием и представила присутствующих в машине. Незнакомка назвалась Верой и негромко поблагодарила женщин, сердцем чувствуя, что они ей и ее детям свои. И ей не нужно бояться за себя и, главное, за детей, которые спали рядом с ней, заботливо накрытые пятнистыми куртками. Машина ярким светом фар пронзала черную осеннюю ночь, глотая колесами километры незнакомой асфальтовой дороги, а внутри было тепло и негромко играла незнакомая музыка. И кошмар, который случился буквально пару часов назад, стал казаться далеким и совсем не из ее жизни. Они остановились на ночлег у одинокой старушки на окраине деревни, через которую она с детьми шла в Вязьму в надежде сесть на любой поезд и уехать подальше на восток от грохота догоняющего их фронта. От Москвы до Горького путь ей казался уже не таким страшным и сложным. Кошмар случился, когда на пороге дома внезапно появился солдат в шинели мышиного цвета с незнакомым автоматом в руках, и лающим немецким языком приказал всем выйти на улицу. А там уже вовсю хозяйничали солдаты в такой же форме. Кто-то тащил кур, где-то визжала свинья, надрывалась лаем чья-то собака, замолчавшая после хлопка выстрела. Вера, схватив детей за руки и выйдя из дома, сразу же бросилась за сараи и спряталась в высокой, давно не кошенной, сухой траве. Дальше было поле, где спрятаться или незаметно перебежать днем было просто невозможно. Если бы их начали искать, нашли бы непременно. Вера рассчитывала в траве дождаться темноты и уйти из деревни. Но им не повезло. Недалеко от места, где они спрятались, немцы начали готовить огневую позицию. Было холодно, верхняя одежда осталась в избе. Хотя та и не была зимней, и даже осенней ее можно было назвать с натяжкой, но сейчас и она, и дети оказались практически раздетыми. Она прижала детей к себе, стараясь их согреть, и шепотом уговаривала их молчать и не выдать себя. Ночь бы они не выдержали и или замерзли бы, или погибли бы, пытаясь выбраться из сухостоя, предательски трещавшего при любом движении. Но через некоторое время после наступления темноты, когда, казалось, они окончательно замерзали и силы покидали их, на дороге со стороны Семлева показались фары многочисленной автоколонны. Еще через минуты немцам стало откровенно не до шорохов за спиной. Начался бой. И Вера решила, что это их единственный шанс. Все же опасаясь, она с детьми практически ползком, с трудом двигая замерзшими и затекшими от многочасовой неподвижности руками и ногами, выбралась из травы и двинулась в поле, подальше от немцев и от разгорающегося боя, располосовавшего темное небо пулеметными трассами. Уже отойдя, как ей казалось, на приличное расстояние, она осмелела и поднялась во весь рост, таща детей за руки. Они еще отбежали на некоторое расстояние, когда в небе вспыхнула осветительная ракета, и секундами позже что-то рвануло ее левую руку, и она, еще не отошедшая от длительного сидения в неподвижности и на холоде, не удержалась на ногах и упала. И это спасло ее жизнь. Уже падая, она почувствовала и услышала свист пролетающих над ними пуль. Еще не понимая, что с ней случилось, она возблагодарила Бога за то, что ее дети слишком малы и стрелок целился только в нее, видя в мерцающем свете падающей ракеты лишь силуэт взрослого человека. Секундами позже, на уже ее лежащую, накатила боль в левой руке, и одновременно она почувствовала, как по той потекло что-то теплое и закапало на землю. Она поняла, что случилось, но прежде чем осмотреть себя, окликнула детей и ощупала их, удостоверившись, что их не зацепило.

Зажав свободной рукой рану на левом предплечье, она, уже не имея возможности тащить детей за руки, голосом погнала их дальше от деревни.

Где-то впереди поперек направления их движения, слева от дороги, по которой пришла колонна, двигалось несколько машин. Вера понимала, что раз кто-то вступил в бой с немцами, это свои. И это спасение ее и детей. Главное – детей. Поэтому она не остановилась даже для того, чтобы какими-то лоскутами одежды перетянуть рану. Они бежали по полю, и она молила всех богов дать ей возможность добежать и не упасть. И одновременно срывающимся от бега голосом говорила детям, чтобы они бежали к этим машинам, даже если она упадет. И ни в коем случае не останавливались.

Они не успели. Последний из трех грузовиков прошел, когда им оставалось метров пятьдесят. Вера пыталась кричать, но силы уже покидали ее. Бойцы, силуэты которых она видела в кузовах, ее не увидели и не услышали.

От отчаяния она заплакала, когда увидела, что вслед этим грузовикам едут еще машины. Собрав остатки сил, уже на одной воле она добежала с детьми до колеи прошедшей колонны, и тут сознание покинуло ее.

Придя сейчас в себя и поняв, что ее рана кем-то заботливо и умело перевязана, дети спят рядом с ней, осознав, что они вместе в этой странной машине, в которой так уютно, тепло и мягко, слыша незнакомую музыку, в компании незнакомых, странно выглядевших, но говорящих по-русски женщин, от которых просто осязаемо текут потоки любви, заботы и участия к ней и ее детям, она успокоилась, вспоминая все происшедшее с ней страшным кошмаром, и уснула теперь уже спокойным сном. Почти как дома.

Перед тем как разъехаться по домам и квартирам, заскочили в ночной мини-маркет. Гости из прошлого, став в свою очередь попаданцами, остались сидеть в машинах на стоянке, продолжая, как и в дороге, рассматривать новый для них мир через стекла машин. После магазина договорились о своих действиях на завтрашний день. Кроме этого Ольга уговорила приехать в дом к Трофимовым своего коллегу-хирурга, который осмотрел раненую женщину. После чего высказал все, что он думает о своих некоторых товарищах по работе и всех присутствующих, при этом, как настоящий интеллигент в присутствии дам, сумев обойтись вполне литературными аналогами загибов на великом и могучем. По поводу состояния раненой высказался о необходимости переливания крови и вообще с обязанностью поставить компетентные органы в известность из-за огнестрельного ранения. Успокоил его лишь Андрей Гладкий, предъявив доктору удостоверение и заверив, что утром все разрешится, в том числе и вопрос с раненой. Доктор еще поворчал и пообещал завтра же, если товарищ полковник решит вопрос в рамках закона, заняться раненой. А сейчас перечислил Ольге, что нужно купить в ночной аптеке и сделать немедленно. Ольга с мужем повезли доктора домой и на обратном пути должны были привезти необходимые медикаменты. И выполнить все, что прописал доктор.

В это время на кухне срочно готовился ужин на столь немалую компанию. На ночь у Трофимовых, кроме самой хозяйки и семьи Гладких, оставались генерал Ракутин и Вера с детьми. Старшина был отправлен на ночлег к Сараеву, который жил на этой же улице. Одновременно с приготовлением ужина активно использовалась ванная комната. Первыми мыли детей, следующей в очереди была Инна, далее Лариса и потом совместными усилиями они смогли помыть Веру. Проблем с переодеванием детей не было никаких, в доме Трофимовых хранились все уже вышедшие из пользования вещи внуков, таких же двойняшек. Сложнее было с Верой, но и ей подобрали вещи младшей дочери, с которой Вера была примерно одного роста. Вещи были практически новыми, просто, по мнению дочери, вышли из моды.

Андрей опекал генерала. Он не стал изобретать ничего нового, нашел в интернете и поставил сначала хронику парада 7 ноября 1941 года, потом 24 июня 1945-го и 9 мая 2015-го. Сработало безотказно. Константин Иванович даже забыл про свое постоянное желание курить. В целом время для них пролетело незаметно, и когда они все же завершили просмотр продолжительным перекуром на веранде, подошла их очередь принимать водные процедуры. К чести генерала, как и положено военному, в его тревожном чемодане нашлась свежая смена белья. После банного дня загруженными работой оказались обе стиральных машинки. Последние вызвали крайний интерес не только Веры, ради этого даже вставшей с постели, но и генерал с интересом наблюдал за процессом стирки.

Дети поели первыми, и их отнесли в спальню на второй этаж. Остальные свежевымытые, а мужчины и свежевыбритые и благоухающие разными оттенками одеколонов, разместились в кухне за столом на поздний ужин. Вера тоже пришла за стол. В красивом платье выше колен. Чего она сильно стеснялась. Тем не менее ужин под бутылочку коньяка для снятия стресса прошел на ура.

В девять утра, как и договаривались, Лариса Трофимова повезла Андрея в местный отдел ФСБ. Ольга Богомолова провела процедуры Вере. Дети осваивали залежи игрушек в доме Трофимовых. Ракутин и присоединившийся старшина смотрели подборку фильмов о войне. Александр Сараев, решив вопрос отгулами на работе, на своем «Урале», захватив Сергея Богомолова и собранные семьями деньги, двинул на оптовые базы и аптеки. Кроме этого, и для чего, собственно, ему нужен был грузовик, он собирался позаимствовать на время у знакомого поисковика приобретенную им за совершенно смешные деньги во времена развала СССР и вывода войск из Европы полевую кухню. Поисковики использовали ее в особо крупных походах. Но сейчас был не сезон, и она была свободна. В данной ситуации, сложившейся с двумя ротами у портала, когда греть воду для обслуживания раненых и готовить пищу для почти двух сотен человек приходилось на кострах, это был крайне удачный вариант.

Андрей вышел из машины у здания, к которому его привезла Лариса, оглядел его и уверенно двинулся ко входу. Нажав кнопку звонка, он посмотрел в зрачок камеры, висевшей над входной дверью. Вторая камера смотрела на него из удаления справа от входа.

– Слушаю вас, – раздался немного искаженный динамиком голос.

– Я – полковник ФСО в запасе Гладкий, – Андрей развернул перед объективом камеры удостоверение, – мне срочно требуется оперативная связь с секретариатом ФСО по крайне важному и конфиденциальному делу.

– Одну минуту! – динамик отключился. Оператор созванивался с руководителем подразделения.

Двумя минутами позже раздался щелчок электрозамка, и голос в динамике продублировал:

– Входите!

Андрей вошел в помещение, обменялся приветствиями с дежурным, очно предъявил свое удостоверение, дежурный внес его данные в журнал и показал дверь помещения, где стоял телефон правительственной связи.

– Полковник Дегтярев! – еще бодрым с утра голосом ответила Андрею трубка аппарата.

– Доброе утро, Дмитрий! И оно может для тебя стать еще добрей, если ты внимательно и до конца выслушаешь меня.

– Здравствуй, Андрей! Ну, давай, удиви меня.

Андрей достаточно подробно описал все происшедшее с их компанией в последние дни.

– В общем, Дмитрий, нужен выход на самый верх. И вариант через тебя мы с Алексеем посчитали наиболее быстрым, – закончил повествование Гладкий.

– Андрей! Ты взрослый человек, ты зачем мне позвонил? – после небольшой паузы переспросил Дмитрий замолчавшего Гладкого. – Ну, как бы я давно уже не мальчик. И ты, кстати, тоже. Поэтому я и не понимаю смысла твоего звонка.

– То есть ты не поверил?

– Ну а сам-то как думаешь? Это тебе терять уже нечего, ты – пенсионер. А мне хотелось бы еще послужить. И пересказ сказок начальству вряд ли будет этому способствовать.