Единство

– Давно, – ответила Маргарет. Почему-то только родители называли её «Марго». Все остальные близкие люди, включая Эбби, обращались к ней как к «Мэгги». Может быть, мать с отцом видели в такой форме имени что-то более глубокое и проникновенное, чем в уменьшительно-ласкательных сюсюканьях.

Маргарет откинулась на спинку кресла и подумала, какая славная поездка ей предстоит. Со следующего года начнётся летняя практика в Центре по изучению Основы. Конечно, это необходимо для обучения врачебному делу, но времени для отдыха будет куда меньше. Так что пока стоит пользоваться случаем.

Самолёт начал выруливать на взлётно-посадочную полосу. Это происходило почти незаметно. Только в самый первый момент, когда он тронулся с места, почувствовался толчок, да и картина за иллюминатором пришла в движение.

Маргарет флегматично наблюдала за подготовкой к взлёту. Наконец, самолёт выехал на нужную полосу, развернулся и замер.

Секунды текли медленно, точно песок в стеклянных часах. И вот, самолёт стронулся с места. Маргарет не слышала нарастающего рёва двигателей и не ощущала вибрации. Отец говорил, что теперешние материалы позволяют подавлять эти побочные эффекты, дабы сделать полёт наиболее удобным для пассажиров. Через иллюминатор было видно, как самолёт набирает скорость. Травяное поле, окаймляющее полосу, бешеным зелёным потоком неслось навстречу Маргарет.

В какой-то момент оно начало отдаляться, уходить куда-то вниз и в сторону. Вот уже видна лента полосы, на которой они только что разгонялись. Маргарет отвернулась от иллюминатора и снова закрыла глаза.

Но почти сразу же после того, как она это сделала, самолёт резко дёрнулся. Он дёрнулся с такой силой, что Маграрет наверяка выбросило бы из кресла, не будь у неё ремня безопасности. И сразу же самолёт начал клониться вбок. Маргарет резко открыла глаза и увидела, что на экранах вспыхнула красным надпись: «Внимание! Аварийная ситуация! Сохраняйте спокойствие!»

– Леди и джентльмены! – неожиданно заговорили динамики. – Мы начинаем подготовку к аварийной посадке! Сохраняйте спокойствие! Выполняйте наши указания! Приведите спинку кресла в вертикальное положение и уберите столик! Снимите галстуки и расстегните воротники! Снимите все предметы, которые могут нанести…

В следующую секунду всё оборвалось. Единственная мысль, которая успела прийти в голову Маргарет, звучала: «Как же так?..». Эта была простая, неожиданная и ни с чем не связанная мысль.

2. История Павла Антонова

25 июня 2128 года

Весь день на улице было мерзко и слякотно. Эта погода пришла в Москву всего неделю назад, но уже успела порядком надоесть всем её жителям. Температура упала чуть ли не до десяти градусов, а промозглый ветер заставлял несчастных москвичей мёрзнуть ещё сильнее. Метеорологи только разводили руками. Они уверяли, что время летнего солнца ещё придёт, но затруднялись ответить точно, когда именно это случится. Пока же обитатели Москвы старались одеваться потеплее и побольше времени проводить в спасительном тепле помещений.

Пашка резко застегнул ветровку и вышел в слякоть. Сейчас он даже не замечал холода, потому что внутри у него всё кипело. Опять это случилось! Последний экзамен за сессию, и на нём он получил восемьдесят шесть баллов! Наверное, если бы ему поставили восемьдесят баллов, или даже семьдесят шесть, как в прошлом семестре, было бы не так обидно. А тут не хватило всего одного балла до «отлично». И так всегда!

Но самое грустное было то, что неудача произошла именно с уголовным процессом, который вёл Иван Петрович Суханов. Он всегда очень хорошо относился к Пашке. Да и вообще, Иван Петрович был неплохим человеком. Он очень ясно всё объяснял, был не прочь пошутить и поведать истории из жизни в бытность свою действующим офицером полиции. А вот экзамены Иван Петрович принимал серьёзно. У него сложно было провалиться, но ещё сложнее было получить отличную оценку.

Пашка заскрипел зубами от досады. А ведь был последний вопрос! Казалось бы, тот, который он знал. Хотел блеснуть эрудицией, порадовать Ивана Петровича… А чём всё кончилось?

– Здорово, Паш! – знакомый голос отвлек его от неприятных мыслей.

Пашка обернулся. Из дверей университета выходил не кто иной, как Вовка Чигорин. Они с Пашкой оба были второкурсниками, но Вовка учился на факультете управления, а Пашка – на юридическом. Кроме того, Вовка был на год старше, но это никак не мешало их дружбе.

– Здорово, Вов, – Пашка пожал ему руку. – Какими судьбами тебя сюда занесло? У вас же, вроде, всё уже закончилось?

– Да вот, формальности улаживал, – ухмыльнулся Вовка. – Ещё с той сессии. А ты чего тут делаешь? Сдавал что-то?

– Сдал, – ответил Пашка. – Восемьдесят шесть баллов.

– Ну, молодец, поздравляю, – сказал Вовка. – Пошли, обмоем!

– Пойдём, – не стал спорить Пашка. Сейчас ему очень хотелось посидеть в компании друзей. Это отвлекало от неприятных мыслей.

Местом, где происходило обмывание, традиционно был бар общежития Гуманитарного Университета в Москве. Оно располагалось за основным корпусом. Для того, чтобы попасть туда, нужно было обогнуть корпус и пройти по улочке между ним и каменным забором. За этим забором было ещё какое-то здание. Никто не знал, кто им владеет и чем там занимаются.

Пока они шли по дороге, Пашка вглядывался в забор. Да, так и есть, новая надпись. Рядом со старым: «Полицаи – бандиты!», теперь красовалось «Семёнова в отставку!». Наблюдательных камер тут не было, а машины ездили редко. Так что под покровом ночи кто-то вполне мог отважиться на такое, не опасаясь быть узнанным. Да, кое-что изменилось, за те четыре дня, что его, Пашки, не было в общаге!

– Кстати, как там Адриан? – спросил Вовка.

Адрианом звали Тёму Волкова, однокурсника Пашки.

– Он шёл отвечать первым, а потом сразу свалил, – ответил Пашка. – Не иначе как сражаться с еретиками.

Вовка рассмеялся. Они с Пашкой прекрасно знали, что Тёма обожает реконструкции по Средневековью. Этой забаве было уже больше сотни лет. Во времена Всемирного Хаоса, понятное дело, было не до этого, но потом ролевые игры начали возрождать. Во времена Рахимова упор делался на военное искусство коренных российских народов, во имя памяти предков и высокого морального духа нации. Потом, после Июньской революции и победы «умеренных», очередь дошла и до средневековых рыцарей – тамплиеров, госпитальеров и тевтонцев. Так что Тёме было, где разгуляться.

Вовка тоже был большим знатоком реконструкций. Не далее как два месяца тому назад он участвовал в турнире, проходившем под Тулой, и даже привёз оттуда какую-то награду. Пашка порадовался за друга и не сильно удивился. Он не раз видел на тренировках, как хорошо Вовка владеет мечом.

Бар никогда не пустовал. То тут, то там за столиками, поодиночке, попарно, а ещё чаще компаниями, сидели студенты. В воздухе витали клубы и переплетались тонкие серые линии сигаретного дыма. Сигареты двадцать второго века уже не содержали табака. Вместо них использовались какие-то заменители, безопасные для здоровья и создающие приятные ароматы. Но Пашка всё равно не курил, не испытывал желания. Друзья поначалу удивлялись, но потом привыкали к этой его особенности.

Столик в углу, за которым традиционно собиралась их компания, сейчас не простаивал. За ним сидели Никита Пиминов и Джавад Раисов. Там же расположились две девушки: четверокурсница Надя Купанова и Нина Симоненко, пятикурсница, которая только-только сдала государственные экзамены и теперь на законном основании получала удовольствие от жизни. Обе подруги были с юридического факультета и при этом, как и подобает настоящим подругам, разительно отличались друг от друга. Надя была, что называется, кнопкой. Маленькая хрупкая девчушка с тонким, почти детским голоском. Иногда, когда она говорила, возникало ощущение, словно она чем-то растрогана или вот-вот заплачет. Нина же была совершенно другой. Высокая длинноногая девушка с густыми золотистыми волосами была предметом внимания практически всей мужской половины университета. Но, насколько знал Пашка, её сердце уже кому-то принадлежало. Нина мало говорила о своём друге, но, как успел понять юноша, отношения между Ниной и этим самым другом были довольно серьёзными.

Впрочем, Пашку это не сильно интересовало. У него уже была Катя. «Кстати, – подумал он, – надо бы позвонить ей, вдруг удастся пересечься. Можно позвать на какой-нибудь фильм…»

Он осмотрелся. За другим столиком, неподалёку от них, расположилась бодрая компания первокурсников. Видимо, они тоже сдали экзамены и теперь расслаблялись. Пашка отчётливо вспомнил, каким замученным головастиком он был во время своей первой зимней сессии. Вспомнил и улыбнулся.

Подойдя к барной стойке, Вовка заказал себе безалкогольный коктейль, а Пашка взял грейпфрутовый сок. Двадцати одного года-то ни одному из них пока не было, так что пить им ещё не полагалось. Да и вообще, Пашка спокойно обходился без спиртного. Голова от алкоголя становилась просто никакой. За всю жизнь Пашка напился один-единственный раз. Это было в конце декабря за несколько дней до Нового Года, когда в университете кипело всеобщее праздненство. Тем вечером они где-то втихаря затарились бутылками и тайком протащили их в универ. В результате, Пашка, конечно, не учинил погрома, но высказался по поводу многих вещей, в чём-то раздражавших его. Коснулся он и нынешней политики в целом, и личности президента Семёнова в частности. Хорошо ещё, что его слышали только друзья. Конечно, революция ознаменовала собой приход гласности и свободы. А Ушаков, ректор Гуманитарного Университета в Москве, был даже дружен с лидером партии «Справедливое дело» Валентином Михайловичем Томилиным, который всегда отличался вольнодумством. Однако слишком резкая критика нынешней власти в учебных заведениях всё равно не поощрялась.

За столиком его приняли как родного брата. Никита, Пашкин однокурсник, уже тоже сдал экзамен. Для этого он даже пошёл отвечать раньше Пашки, чего за ним обычно не водилось. На вопрос, как он сдал экзамен, Никита только ответил, что ушёл довольный. Это значило «удовлетворительно» – от 60 до 73 баллов. Студенческая градация оценок времён двадцатого века до сих пор была в ходу: «ОТЛ» – «Обманул Товарища Лектора», «ХОР» – «Хотел Обмануть – Разоблачили», «УД» – «Ушёл Довольный» и «НЕУД» – «НЕ Удалось Договориться».

– А ты как, сдал? – спросил он у Пашки.

– Разоблачили, – пожал плечами Пашка. – Восемьдесят шесть.

– А, со шпорой попался! – ухмыльнулся Джавад.

– Не, он у нас пай-мальчик! – хохотнул Вовка. – Сам всё зубрит и сам всё отвечает.

– Самое неприятное, когда вот так ставят, – заметила Надя. – Когда у тебя восемьдесят баллов, это твёрдая четвёрка. Не так обидно. А когда могло бы быть пять, а поставили на балл меньше, и получилось четыре, тут, конечно…

– Да ладно тебе, – вмешался Никита. – Сдал и сдал. У меня вон хвост… Придётся в следующем году сдавать… Да и фиг с ним! – он с удовольствием затянулся.

Следующей темой для обсуждения стал Надин День Рождения. Она пригласила своих друзей домой отпраздновать его вместе с ней, и те с восторгом восприняли это приглашение. Отличный повод встретиться на каникулах, тем более что дел больше никаких нет.

Ещё одной интересной новостью стала предстоящая поездка Вовки на какую-то ролевую игру под Дзержинском. Последние три года там периодически проводилось что-то подобное. Более того, некие предприимчивые люди ухитрились приспособить под игровые нужды здание одного старого завода. Завод всё равно был уже давным-давно заброшен, а стены ещё оставались крепкими. Что может быть лучше, чем проводить там игровые сражения?

Впрочем, некоторые заядлые ролевики считали окрестности Дзержинска заговорёнными: там периодически происходили какие-то сюрпризы. Например, Вовка поведал, что однажды вблизи территории, где проходила очередная реконструкция, поздним вечером сломался автобус. Автобус этот был непростым. Он вёз с десяток полицейских на какое-то мероприятие. Полицейские, разумеется, были в броне, с дубинками и щитами. Пока водитель пытался починить мотор, пассажиры, на свою беду, вышли размяться после долгой дороги.

Размяться тогда удалось не только им. В это время по лесу шел отряд реконструкторов, вооружённый железными мечами, боевыми топорами и прочим «антиквариатом». Заметив фигуры в шлемах и со щитами, отряд решил, что это условные противники, и сгоряча разгромил их.

Однако на этом странности не закончились. После того, как стало известно о победе, все члены реконструкции в ту же самую ночь исчезли из окрестностей Дзержинска в неизвестном направлении, организованно отступив на заранее подготовленные позиции. Оставалось лишь гадать, почему реконструкции в тех краях так и не прикрыли, но Вовка предположил, что их организаторы нашли общий язык с полицией. Или, как ещё иногда звали в народе служителей закона, с «полицаями».

Пашка, правда, не любил это прозвище. Оно заставляло его вспоминать о предателях, которые почти два века назад помогали фашистам порабощать русских людей. Всё-таки не все полицейские заслуживали такого прозвища. Хотя та власть, которой они служили, Пашке тоже не во всём нравилась. Во-первых, он считал, что именно благодаря Никитину, Семёнову и им подобным страна лишилась сильной армии, многих отраслей промышленности и теперь никого не интересует, кроме как в качестве источника сырья и транспортного узла между Европой и Азией. Во-вторых, идеи великодержавности и патриотизма, на которых Пашка воспитывался десять лет своей жизни, до революции, теперь вытеснялись постулатами о «новом мире», о международном согласии, всеобщем благополучии, а также о терпимости к Восприимчивым. Впрочем, как раз к ним он не питал особой вражды. Да и какая может быть вражда, когда теперь они повсюду? Скоро в каждом классе, в каждой студенческой группе будет хотя бы по одному Восприимчивому.

Но сейчас об этом думать не хотелось. Во-первых, в той компании, где они сейчас находились, Восприимчивых не было. Во-вторых, они пока не представляли для него проблемы.

– Эх, вот поднатаскаем тебя и тоже возьмём на ролёвку! – заявил Вовка, обращаясь к Пашке. – Никакие засады нам не будут страшны! Всех порвём!

– Да ладно тебе, – покачал головой Пашка.