И вот в опале сейчас Кирилл Полуэктович, но шапку перед ним лучше снять, а то, ведь, неизвестно как ещё дело повернуться может. Сказывают люди знающие, что простил государь Фёдор Алекксеевич опального боярина Матвеева и ждут того скоро в столице. А как Артамон Сергеевич снова в силу, так и Кирилл Полуэктович может разом из грязи да в князи… Хотя, вряд ли, Милославские не дадут ему подняться, но чем чёрт не шутит, пока бог спит. Артамон Сергеевич Матвеев не лыком шит,он из тех – кому лишь палец дай, так он руку по локоть отхватит. Поднимется опять и други его в гору поползут. Поэтому, лучше поклониться пониже, спина не обломится, а на душе поспокойнее будет.
– Что за девчонка?! – сдерживая беспокойство разгоряченного коня, рявкнул Нарышкин сверху на народ. – А?!
Из толпы несколько человек наперебой стали рассказывать боярину о страшных находках, дескать, подивись тоже с нами, господин хороший. Однако дивиться Кирилл Полуэктович не захотел, он замахнулся на толпу плетью и в мгновение ока люди разбежались. На дороге остались только Осип Носов да его ярыги.
– А вы чего?! – сверкнул сердитыми очами боярин. – Кто такие?!
– Из Разбойного приказа я, – ответил Носов, глядя на беспокойные копыта боярского коня.
– Зачем из Разбойного? – переспросил Нарышкин, опуская плеть.
– Велено розыск произвести про убитую девчонку, – сказал подьячий, осторожно поднимая глаза на Нарышкина.– Разузнать всё, как полагается, а тут ещё одну нашли… Дьяк Сабанеев распорядился… Федор Трифонович…
– Федька Сабанеев? – нахмурился боярин и потянул поводья коня. – Ваньки моего дружок? Вот, бездельник. Сегодня же скажу Хованскому, чтоб глупости прекращал. По дорогам тати бесчинствуют, а они с девчонками вошкаются… Нашли себе дело! Ох, нет на вас Государя строгого… Распустились… Плетью бы вас всех!
«Скажи, скажи, только, кто тебя послушает, – думал Осип Носов, глядя в спину уже скакавшего по дороге к селу боярина. – Нет сейчас у тебя силы. Как твоя дочь овдовела, так и вышла силушка боярская. И, вряд ли, когда ты опять наверху будешь, не поможет тебе Матвеев сейчас: внук твой – Пётр в очереди на престол последним стоит, а родит царица наследника, так Петра совсем за край отодвинут. Это тебе любой на Москве скажет…»
Дальше думу подьячего прервал скрип подъехавшей телеги. Встрепенулся Осип: хватит думать, работать надо… Скорбные находки быстро положили на телегу и повезли в Москву. Только в селе Преображенском заминка случилась: два мужика прямо на торной дороге вздумали колесо у телеги чинить. Пришлось их стороной объезжать, а там лужа глубокая. В ту лужу заднее колесо телеги и съехало. Крепко застряла телега. Пришлось всем спешиваться и лезть в грязь. Тут и местные мужики на помощь прибежали да всем миром телегу из чавкающего полона освободили. Освободили да поехали по дороге к городу вслед за той самой телегой, из-за которой пришлось с грязью повоевать.
Осип Носов ехал верхом около своей телеги и думал:
«Вот приеду сейчас в приказ, расскажу всё, а дьяк Сабанеев непременно спросит: что за девчонки и кто души их загубил? И чего я ему отвечу? Ничего… Никудышный ты человек, скажет мне дьяк, ничего тебе поручить нельзя… И правда его будет… Сущая правда… Стыдище… А чего я могу? Всех спросил: никто девчонку не знает, никто ничего не видел. У второй покойницы совсем лица не разглядеть. Если и знал её кто раньше, то теперь нипочём не признает… Зацепиться не за что… Вот, только, свечка, что в руке у неё была… Свечка…»
Подъехали к мосту через Москву реку. А там народу собралось: видимо-невидимо. И каждый норовит переправиться поскорее. Люди друг на друга кричат, лошади ржут, а тут еще какой-то умник стадо тощих быков к переправе подогнал. Быки, отвыкшие за зиму от вольного воздуха, смирно стоять не хотят, да и людей здорово пугаются. Носятся глупые животины – то туда, то сюда да истошно ревут. Никак пастух с ними совладать не может. И поделом ему: до Егория почти две недели, а он надумал скотину на волю выгнать. Разве так можно? Никакого понятия в людях не осталось.
«О год от года всё дурнее народ становится, – думал подъячий, свысока поглядывая на незадачливого пастыря, – совсем соображения в людях не осталось. И чего дальше будет?».
В общем, столпотворение у моста вселенское. И тут уж не до дум с размышлениями – надо к мосту пробиваться. Попёр вперёд Осип Носов, с локтями да с криком, а за ним телега да подручники его. До хрипоты подьячий наорался, но телегу переправить смог. Правда, чуть не сошёлся Осип на кулачки с красномордым торговцем свиными кожами. Дородный купец сразу же грудью попёр на худенького подьячего, но ярыги подоспели да так ловко отодвинули буяна в сторону, что тому только и осталось: издали зубами щелкать да кровью плеваться, потирая ноющие бока.
На дороге, перед стеной Белого города, Осип велел возчику Ефиму повернуть к Пречистенским воротам, в сам поехал к Средним торговым рядам, что у кремлёвской стены. Там торговали свечами и воском.
2
– Посмотри-ка, Мартын Савватеев, – спросил подьячий, показывая лысому сморщенному старичку ту самую свечку – Чего скажешь?
Мартын Савватеев так долго торговал свечами, что уж и забыл, когда началась эта торговля. Ни дня старик не помнил из своей жизни, чтоб он не продавал свечей. Получалось, что только родился Мартын, так сразу же к свечному прилавку и встал. И знал этот торговец о свечах всё и даже, поди, более того.
– Так, – повертел в руках свечку старик. – Из воска свеча. Дорогая. Не чета сальной… Сальную-то сделать пара пустяков: фитильки в корытце положил, салом плавленым залил, а как остынет, режь да обрабатывай до круглости. А с восковой свечой так не получится. С ней мороки много. Воск сильно ко всему прилипает… Ой, сильно… Воск, он, сам понимаешь… Вот, помню…
– А как же эту свечу сделали? – Осип решил немного поторопить разговорчивого торговца да направить его мысли в нужное русло.
– Так, – торговец почесал пальцами лоб, – известно как: сперва воск расплавить надо, потом фитилёк взять да опустить его в расплавленный воск, подержать там немного и вынуть…
– И готово? – нетерпеливо переспросил подьячий.
– Щас, готово, – засмеялся старик. – Больно, шустёр ты. Надо остудить немного воск на фитильке и опять в горячий расплав сунуть, а потом еще раз всё то повторить, и ещё… Много раз так надо делать, пока свеча нужной толщины не получится. Сделать свечу из воска мороки много, да и без умения тут никак. Тут на авось надеяться нельзя: только терпение и умение. Потому и дорогая она. Не чета сальной…
– Послушай, Мартын Савватеев, – вздохнул Осип, понимая, что вряд ли много пользы получит от такого разговора с мудрым торговцем, – а ты не знаешь, кто эту свечку сделал?
– Эту-то? – Мартын поднял огарок повыше, прищурился и стал разглядывать. – А кто ж его знает? На Москве теперь умельцев таких пруд пруди. Это раньше умельцев можно было по пальцам перечесть, а теперь всяк себя знатоком мнит. Почитай, в каждой обители свой свечник имеется… Сам знаешь, без свечи в храме нельзя, потому и стараются все знающего свечника приветить.
– Ладно, раз так, – махнул рукой Осип и уж потянулся огарком, но старец осадил его. – Пойду…
– Что ты нетерпеливый какой? – поскрёб он ногтем свечу. – Не суетись. Есть вошь, так будет и грош. Учись терпению, парень, молод ты ещё, чтобы всё делать с бою да с порыву. Негоже так. Час потерпишь да век проживёшь. Кто свечу эту сварил – не знаю, но кое-что о ней тебе расскажу. Смотри: воск темный…
– И что с того? – подьячий нахмурился, стараясь понять, а куда это старик клонит. – Тёмный и тёмный…
– Если на солнышке воск вытапливают, то он светленький, этот же вытапливали в темном месте горячей водой. Потому он темный да с меленькой крошкой кое-где. Вон, смотри… А ещё зелень особая на свечке видна от того, что в котле медном варили воск. Понял? Давай по рядам походим да воск похожий поищем… У нас тут много чего продают.
Все ряды обошли подьячий с торговцем, но дельного ничего не нашли. Много свечей на столах разложено: и потолще есть, и потоньше; и по цвету разнообразий не счесть, но в точности похожего на воск нужной свечи ничего не нашлось. Продавцы свечей осматривали огарок и только плечами пожимали, дескать, не знаем – кто такой воск выплавил. А один посоветовал по обителям походить.
– Монахи часто только для себя воск варят, – сказал знаток, возвращая подьячему огарок. – Вот у них поискать надо. Этот воск не для продажи варили… Темноват он да грязноват, больно… Из всяких остатков, поди, сварено.
И сразу же поддержал умного свечника Мартын Саватеевич.
– Тебе сейчас надо идти по храмам да поспрашивать там о свечах такого цвета, – сказал он, показывая подьячему на дорогу. – А как найдёшь цвет подобный, так там и умельца отыщешь, который воск плавил. И еще: фитилёк в этой свечке, уж больно, интересный. Обычно его просто скручивают из льняной нитки, а этот, видишь, косичкой сплели. Вот тебе ещё одна примета…
Сразу же от свечного ряда поскакал Осип в село Преображенское. Теперь он знал, как надо искать злодея.
«Буду все храмы обходить, что недалеко от села Преображенского устроены, – думал Осип, подъезжая к мосту. – Там где-то девчонка свечу схватила. Не издалёка же её труп привезли… Найду похожую свечу, а там уж не растеряюсь… А ежели кто заартачиться, так я его подвал нашего приказа на дыбу сведу, там язык у любого развяжется. Мне бы сейчас только умельца свечного отыскать, а дальше всё как по маслу пойдёт».
Быстро переехать мост через реку опять не получилось. На этот раз отряд стрельцов переправу заполонил. В поход, видно, служивые собрались. По мосту тащили тяжёлые пушки и да доверху гружёные возы. Спорить со стрельцами за право первенства проезда Осип не решился. Стрелец – это не торговец кожами, он с горячей руки и из пистоля в лоб пульнуть может или бердышем под рёбра угостить. Со стрельцом шутить, это как с медведем обниматься: если и не придушит, то клок мяса со спины непременно вырвет. Подьячий спешился и отошел с дороги к крепостной стене, как раз к тому месту, где своей очереди ждали другие путники.
– Куда это они собрались? – спросил Осип молодого коробейника.
– Сказывают, в Казани неспокойно, – пожал плечами коробейник. – Туда, поди, и пошли… Им ведь как: куда скажет Государь туда и иди да оглядывайся поменьше, а будешь оглядываться, так и головы не сносить.
В это время стрельцы принялись закатывать на мост большую пушку, и тут у них случилась беда: при въезде на первый плот поломалось колесо. Раздался треск, пушка грузно осела на один бок, из сильно покривившегося колеса выпали спицы. Вокруг орудия занялась суматоха. Одному стрельцу прижало ногу, и он истошно кричал. Товарищи страдальца суетились рядом, громко ругались и, мешая друг другу, пытались поднять тяжёлое орудие. И никак у них не получалось справиться с коварной тяжестью. Народ плотной толпой обступил место сражения стрельцов с непокорной пушкой. Осип тоже хотел подойти поближе к этой баталии, но тут взгляд его упал на купол невысокого деревянного храма, устроенного как раз за углом крепостной стены.
«Стрельцам я ничем помочь не смогу, – думал подъячий, выбираясь из толпы, – и на тот берег мне теперь быстро не переправиться. По всему видно: застряли служивые надолго.Пойду-ка я, лучше, вон в том храме свечи посмотрю. Чем чёрт не шутит…»
Храм был деревянным и тесным. Всего в два маленьких оконца, тускло светившихся под самой крышей. В алтаре за престолом горели свечи. Когда Осип переступил порог храма, свечные огоньки наклонились и затрепетали, словно крылья испуганных бабочек, но быстро успокоились и опять стали гореть ровно и ясно. Возле ризницы подметал пол церковный служка. Вот к нему-то и подошёл подьячий со своей заботой.
Служка повертел в руках огарок свечи да сразу как-то скривился лицом.
– Разве такую свечу Господу кто поставит? – прошелестел он, укоризненно качая головой и глядя на ровненькие золотистые стебельки огоньков на церковных свечах. – Господу светленькие свечи ставят, а здесь грязь одна… Свеча, она же о присутствии божьем нам напоминает, а потому светленькой и чистенькой должна быть, а эта… Тьфу. Прости меня, Господи. В храм такую свечу, разве, нехристь какой принесёт. Прости, Господи, ещё раз. Такую только в чулан тёмный поставить…
Служке хотелось поговорить, и он стал рассказывать о каких-то случаях со свечами неправильными, но Осипу было сейчас не до историй. Он вышел из храма и остановился, глядя на суету возле моста. Пушку там приподняли, стрельца покалеченного вытащили, положили на носилки и куда-то понесли. Три стрельца пробовали приладить к пушке новое колесо, но колесо никак не садилось на ось, так что проезда по мосту до сих пор не было. А народу возле въезда на мост собралась тьма тьмущая. Все волнуются, бубнят под нос себе разные нехорошие слова и очереди ждут. Но пробиваться на другой берег подьячему надо непременно. Иначе нельзя. Около села Преображенского ему надо искать, кто такую свечу мог сделать. Только там и можно нужный след отыскать. А пока следа не найдёшь, под очи начальства лучше не попадаться. Делать нечего, надо тоже в очередь становится. Подьячий принялся отвязывать коня, чтобы пойти поближе к мосту, и тут кто-то тронул его за плечо. Осип резко обернулся и увидел высокого русоволосого, широкоскулого парня с крупным носом и выпуклыми как у рака глазами. Под правым глазом незнакомца красовался свежий синяк.
– Слышал я тут, как ты в храме свечкой интересовался, – добродушно улыбнулся парень. – Покажи. Я многих свечников знаю, и отец мой свечи уж, почесть, двадцать годов делает. Покажи-ка, чего там у тебя за свеча. Может, помогу чем…
Подьячий сначала глянул на парня с недоверием, потом решил: мир не без добрых людей, любая помощь всегда во благо и достал из сумки огарок.
– Конечно, знаю! – радостно закричал добровольный помощник. – Гришка Задрыга такие горячей водой делает! Вон зелёные полосы! Это котёл у него медный. Его работа! Вот стервец! Нет бы как другие, на солнышке да не торопясь, воск топить, а этот всё куда-то спешит. Торопыга, одним словом! Я ему говорю, мол, чего воск такой грязный, а он отвечает: грязный, но дешевый и пахнет от него не как от сального светильника. У меня люди знающие такие свечи с превеликим удовольствием берут. Хитрый Гришка, словно лиса, побывавшая в капкане…
– Слышь-ка, – Осип выхватил из рук парня огарок, – быстро веди меня к своему Задрыге!
– Так далеко ехать-то, – нахмурился доброхот, – не успеем до темна…