Пробудившийся

– Твоё логово, – сказала Люция, указывая на груду шкур в самом тёмном и, как я понял, самом неудобном углу. – Здесь ты будешь ждать, пока вождь соизволит принять. Это может занять день. А может, и целый оборот лун.

Я посмотрел на шкуры, потом на свои джинсы с футболкой, пропитанные потом, страхом и заметной грязью от обоих миров. Да и мочевой пузырь настойчиво о себе напомнил.

– Спасибо за «гостеприимство», – сказал я с самой ядовитой вежливостью, на какую был способен. – А где здесь у вас… туалет?

Люция наклонила голову, уши насторожились.

– Туа… что?

«О великий владыка науки и белоснежной сантехники. Неужели я попал в мир, не знающий унитазов».

– Место, где справляют нужду, – пояснил я, чувствуя, как пылает лицо. – Маленькую и большую.

Понимание мелькнуло в голубых глазах, сменившись лёгким презрением. Надеюсь, не к моей природе, а к неосведомлённости.

– А-а-а, тебе нужны Утилизирующие Чаши? Неужели ты думал, мы справляем нужду, где приспичит, как бродячие твари?

Волчица кивнула в сторону одного из меньших стволов, вплетённых в основу здания. На его коре слабым синим цветом светился символ, напоминающий воронку из лиан.

– Там внутри – полое дерево-симбиот. Его соки расщепляют любую органику за считаные мгновения, превращая в питательный субстрат для Древограда. Это эффективно и гигиенично. Мы же не дикари, чтобы гадить в собственном логове.

Волчица помедлила и с усмешкой, в которой сквозило всё то же любопытство, добавила:

– Хотя учитывая твоё отсутствие запаха, возможно, тебе оно и не нужно. Ты как призрак. Но, раз уж гигиена для тебя не пустой звук – чаши ждут.

– Спасибо, что прояснила, – проворчал я. – Буду знать, что я призрак, которому разрешили цивилизованно испражняться.

– Снова ты изрекаешь странности, – заметила Люция. В её голосе звучало не раздражение, а то самое любопытство, которое, казалось, была основной реакцией на меня. Волчица сделала шаг, сократив дистанцию до нуля. Грудь почти касалась моего лица. От женского тела исходило тепло, как от печки.

– Ты действительно ни на кого не похож, Александр. Никакой маскировки. Никакой лжи в запахе. Ты… словно голый. Душевно и физически.

Люция приблизила морду к моей шее и глубоко, с наслаждением вдохнула. Дыхание обжожгло кожу.

– Чувствую дождь. И что-то… сладкое. Тревожное. Как спелый плод, который вот-вот упадёт.

От подобной близости перехватило дыхание. Это было пугающе и притягательно порочно. Инстинкт кричал об опасности, но тело отзывалось на близость дикого, могучего существа.

– У нас… людей… подобного нет, – с трудом выдавил я. – Мы не читаем друг друга по запахам.

Волчица отпрянула. Голубые глаза расширились от неподдельного изумления.

– А как вы тогда… понимаете друг друга? Как выбираете, кому доверять? Как узнаете, что партнёр хочет вас? Что он силён? Что здоров?

– Мы… разговариваем, – сказал я, чувствуя себя невероятно глупо. – Смотрим в глаза. Слушаем интонацию.

– Слова? – Люция издала странный звук. Нечто среднее между фырканьем и укором. – Слова – пустой ветер. Их можно подделать. Запах – правда. Запах – это сама жизнь. Твой запах… вернее, его отсутствие… как немая комната. Это сводит с ума.

В этот момент в логово ввалились другие члены отряда – Торк и Грон. Волк, облегчённо крякнув, сбросил с плеч тушу саблезуба. Тут же запахло железом и смертью.

– Устроим пир, Люция? – проворчал Грон, жёлтые глаза которого буравили меня. – В честь нашего… гостя. Посмотрим, как он переварит пищу настоящих воинов.

– Устройте, – кивнула Люция. Тон волчицы снова стал командирским. – Но сначала ему нужно отмыться. Он пахнет чужим лесом, потом и страхом. Торк, своди его к Озеру Зеркальной Воды.

Волк, тот самый, что был поменьше, скривил морду.

– Зачем? Всё равно беспородный. Никто не приблизится к нему, чтобы обнюхать.

– Потому что я так сказала! – холодно возразила Люция. В её голосе зазвучала такая сталь, что Торк прижал уши и поджал хвост. – И я официально заявляю – Беспородный под моей личной защитой. Значит, он должен пахнуть так, как я решу. Веди. А если он «случайно» утонет, твоя шкура украсит стену моей спальни.

Мне позволили, наконец, отлить и повели мыться. Дорога к озеру была недолгой, но слегка унизительной. Торк шёл впереди, ворча что-то о «трате времени на червя». Я плёлся сзади, едва удерживая равновесие на узких, качающихся мостках. Озеро располагалось в естественной чаше, образованной переплетёнными корнями гигантских деревьев. Вода в нём была тёмной, почти чёрной и неподвижной, словно стекло, отражающего первые звёзды темнеющего неба.

– Вот, – буркнул Торк, указывая на озеро когтем. – Мойся. Я подожду. Только не вздумай ссать в воду. Некоторые отсюда пьют.

С больши́м облегчением я скинул рюкзак. Потом, поколебавшись, стал стягивать с себя влажную и грязную майку. Под пристальным, брезгливым взглядом Торка я чувствовал себя голым перед лицом медкомиссии в военкомате. Моё бледное, лишённое шерсти тело казалось в этом мире чем-то уродливым, неестественным.

– Фу, – выдавил Торк, разглядывая меня. – Прямо как голый слепыш. Или гигантский опарыш. Брр.

– Спасибо, что отбил аппетит, – огрызнулся я, заходя в воду прямо в джинсах. – Надеюсь, твой эстетический вкус особо не пострадает.

Вода была ледяной, словно иголки впивались в кожу. Однако я все равно окунулся с головой, пытаясь смыть с себя не только грязь, но и ощущение чужеродности. Под водой было темно и тихо. Я задержал дыхание, пытаясь унять дрожь как от холода, так и от накатившей волны отчаяния. И что мне теперь делать? Зачем я вообще нужен в мире когтей и запахов?

Когда вынырнул, протирая глаза, увидел, что Торк уже не один. На берегу, прислонившись к корявому стволу, стояла Люция. Она сбросила доспехи и осталась в одной короткой, обтягивающей тунике из мягкой, тёмной ткани. Я… не мог отвести глаз. До этого дня я и подумать не мог, что так быстро стану поклонником фурри. Тело антропоморфной волчицы было произведением искусства дикой природы. Мускулистое, гибкое, с мощными плечами, узкой талией и сильными бёдрами. Короткая, густая шерсть пепельного оттенка не скрывала, а подчёркивала каждый рельефный мускул волчицы, делая её похожей на статую, высеченную из серебра и плоти. Она смотрела на меня тяжёлым, изучающим взглядом. Как у хищницы, оценивающей новую, не до конца понятную добычу.

– Чище? – спросил я, пытаясь скрыть смущение и новый приступ страха, смешанного с чем-то другим, тёмным и тревожным.

– Чище, – согласилась волчица. Томный голос в вечерней тишине прозвучал глухо. – Теперь ты пахнешь водой. И… собой. Голым.

Люция медленно вошла в воду. Вода обтекала её ноги, не вызывая дрожи. Босые лапы с мягкими подушечками и острыми, чёрными когтями бесшумно ступали по дну. Дамочка подошла так близко, что я почувствовал исходящее от неё тепло, затмевающее даже холод воды.

– Ты спасла мне жизнь, – сказал я тихо, стараясь не пялиться на мокрую от брызг шерсть на обнажённой груди. – Я… благодарен.

– Я лишь выполняла свой долг, – отрезала волчица, сияющие глаза которой буравили во мне одну огромную дырку. – В Лесу Теней гибнут только дураки или изгои. Ты не выглядишь дураком. Недоумком – да. Но не дураком. Значит, будешь изгой.

– В моём мире это называется «жертва обстоятельств».

– Обстоятельства – это запах ветра и сила когтей. Всё остальное – слабость.

Волчица медленно, почти небрежно провела когтем мне по груди. Острый кончик прочертил тонкую белую линию на коже, которая тут же налилась красным. Боль была острой и ясной. Но, не казалось мне элементом агрессии. Это было… заявление. Подобно метке.

– Ты не боишься? – её рычание стало низким, вибрационным. Оно отзывалось где-то глубоко внизу живота, пробуждая естественные для мужчины инстинкты.

– Боюсь, – признался я дрогнувшим голосом. – Но… мне… интересно.

Глаза волчицы вспыхнули в сумерках. Золотыми искрами в синеве.

– Интересно? – она наклонилась ближе. Волчья морда почти касалась моего лица. Горячее, влажное дыхание обожгло щеку. – Ты хочешь узнать, на что это похоже? Быть с волчицей? Понять, что значит подчиниться?

Моё сердце колотилось так, что, казалось, вырвется из груди. Я кивнул, не в силах вымолвить слово. Страх и возбуждение сплелись в тугой, болезненный узел.

Люция издала низкий, одобрительный горловой звук. Нечто среднее между мурлыканьем и предупредительным рыком. Она схватила меня за затылок. Не грубо, но с такой силой, что не оставалось сомнений – сопротивление бесполезно. Внезапный поцелуй был не лаской. Это было завоевание. Он был не таким, как у людей. Горячий язык, шершавый, словно наждак, вторгся в мой рот с властной, животной непосредственностью.

«Вот чёрт, – промелькнула обожжённая адреналином мысль, – у неё же язык, как у кошки».

Этот лёгкий, абразивный контакт был одновременно шокирующим и невероятно возбуждающим. Язык скользил по моему языку и нёбу, оставляя за собой странное, щекочущее раздражение, которое моментально пробегало по телу, заставляя кожу покрыться мурашками. Не было и намёка на плавную, скользящую нежность человеческого поцелуя. Только чистый, нефильтрованный инстинкт и физиология иного вида.

От волчицы исходила аура дикой, неистовой силы, и я почувствовал, как воля окончательно тает под этим напором. Когти Люции, не острые, чтобы ранить, но ощутимые, впились мне в спину, прижимая к её шерстяному, мускулистому телу. Запах, такой близкий и ошеломляющий, ударил в голову сильнее крепкого алкоголя. Хвоя, дым, мокрая шерсть и что-то неуловимое, чисто женственное, но смертельно опасное. Поцелуй был не просто прелюдией страсти. Он был сенсорной перегрузкой, грубым и прекрасным напоминанием, что я целуюсь не просто с волчицей, а с женщиной.

Люция оторвалась от моих губ, её дыхание сбилось. Глаза пылали холодным огнём.

– Теперь ты понял? Закон стаи. Сильный всегда ведёт. Слабый всегда подчиняется. Я сильнее!

Она толкнула меня назад, к пологому берегу, где дно сменялось мягким, влажным мхом. Я рухнул на спину, она тут же оказалась сверху. Бёдра волчицы – мощные, покрытые густой, серебристой шерстью, под которой я чувствовал стальные мускулы, – сдавили мои с такой силой, что перехватило дыхание. Когтистые пальцы на моей груди, не причиняли боли, лишь напоминая о своей остроте.

– Я всегда доминирую, – прорычала она прямо в ухо, и моё тело содрогнулось от этой вибрации. – Ты принимаешь. Это не обсуждается. Понял, Беспородный?

Мой разум, отчаянно цеплявшийся за остатки рациональности, за последние крохи моего прежнего «я», завывал от протеста. «Она же не человек. Хотя тело и человеческое. У неё вон морда, клыки, когти и хвост!» Но, моё тело кричало обратное. Каждый нерв был натянут словно струна, а возбуждение было таким острым, что граничило с болью. Я смог только кивнуть. Она была хищником, я – добычей. В этом осознании был своё, извращённое и пьянящее наслаждение. Кайф оттого, что можно перестать думать, оттолкнув образ Александра-неудачника и просто… чувствовать.

Волчица сорвала с меня мокрые джинсы одним резким движением. Ткань расползлась с тихим шелестом. Её набедренная повязка исчезла не менее быстро. Я рассмотрел Люцию во всей её шокирующей, животной красоте. Тело волчицы казалось идеальным гибридом звериной силы и человеческой грации. От мощных, изящно оформленных бёдер и вверх по телу её покрывала серебристая шерсть, на ощупь удивительно мягкая и плотная, как дорогой бархат. Но, на груди, плечах и животе мех становился короче и тоньше, демонстрируя гладкую, горячую кожу, сквозь которую проступал рельеф стальных мускулов. Кубики пресса волчицы играли при каждом движении, а высокая, упругая грудь с тёмными, почти чёрными ареолами сосков тяжело вздымалась. Я, заворожённый, провёл руками по бокам, ощущая под пальцами бугры напряжённых мышц и удивительную бархатистость шерсти. Взгляд скользнул по удлинённой морде, с влажным чёрным носом и приоткрытой челюсти, из которой виднелись острые белые клыки. Высоко посаженные ушки настороженно подрагивали. В синих глазах горел не просто хищный огонь, но и осознанное, разумное желание.

Мысли пронеслись, как электрические разряды: «Мы что, будем заниматься здесь сексом? Сработает ли это… физиологически?» Моё тело, судя по концентрированному напряжению в паху, не видело особых проблем. Напротив, оно откликалось на её звериную сущность с первобытной готовностью.

Волчица издала глубокое, грудное урчание, похожее на мурлыканье огромной кошки, и провела шершавым, опаляющим языком по моей шее. От ключицы до самого уха, оставляя на коже влажный, горячий след. Ощущения на грани боли и наслаждения.

Люция не была нежной. Её движения были резкими, властными, полными первобытной страсти. Когда она приняла меня внутрь, это было похоже на удар молнии. Глубоко, по-звериному глубоко, без прелюдий или условностей. Внутренние мышцы лона сжали меня с неожиданной силой и упругостью, приспособленной для совершенно иной биологии. Это было туго, горячо и непривычно, но шквал ощущений был настолько оглушительным, что места для анализа не осталось. Она двигалась в ритме, от которого захватывало дух. Шерстяные бёдра работали, словно поршни. Ногти, больше похожие на когти, впивались мне в плечи, оставляя красные полосы. Танец доминирования и подчинения. К своему удивлению, я полностью отдался ему, находя в страстном процессе странное, освобождающее спокойствие. Этот секс казался мне чистым инстинктом. Ритуалом, в котором человеческое «я» растворялось, уступая место чему-то более простому и настоящему. В чём была своя, дикая правда.

Я смотрел ей в глаза. В них было не только огонь наслаждения, но и то самое неутолимое любопытство. Она изучала меня. Даже сейчас. Изучала мои реакции, мои сдавленные стоны, то, как человеческое тело отвечало на звериную страсть. Для волчицы, возможно, это был всего лишь эксперимент. Познание существа из другого мира, лишённого запаха, но не лишённого… отклика.

Рычание стало громче, урчание – глубже, переходя в низкий, вибрационный гул. Женское тело на мне напряглось, и Люция издала протяжный, гортанный вой, который звучал песней плоти, торжеством силы. Этот звук стал триггером и для меня. Мир взорвался в вихре белого пламени. Я закричал, вцепившись в мокрую шерсть её мощных плеч, полностью поглощённый штормом, который та во мне вызвала.

Тяжёлое, горячее тело волчицы прижалось ко мне, согревая остывающую кожу. Дыхание человекоподобной волчицы у моего уха было частым и ощутимо горячим. Мы лежали, слушая, как ночной ветер шелестит листьями и где-то далеко завывает другая волчица, которой вторили новые голоса.

Затем она поднялась. Движения Люции снова стали собранными и точными. Лишёнными той страстной плавности, что была минуту назад. Она натянула тунику, даже не глядя на меня. Будто только что мы совершили нечто обыденное.

– Теперь ты пахнешь мной, – сказала Люция просто, словно констатируя погоду. – Это даст тебе защиту. Другие будут знать, что ты под моей опекой. Пока я этого хочу.

Волчица повернулась и ушла, не оглядываясь. Серебристый силуэт растворился в темноте между деревьями.

Я лежал на мху, весь в царапинах, с ноющей спиной и головой, полной хаоса. От меня действительно пахло волчицей. Дикой, сильной, неприступной Люцией. Я осознал, что только что пережил самый честный, самый животный и самый унизительный секс в своей жизни. И, чёрт побери, самый восхитительный из них. Это была встряска, которая словно стёрла пыль прежней жизни.

Торк, который всё это время стоял на страже, подошёл и бросил изодранную одежду.

– Ну что, опарыш, – в голосе волка теперь сквозило не столько презрение, сколько налёт уважения, смешанный с брезгливостью. – Теперь ты помечен. Запах нашей Альфы ни с чем не спутаешь. Поднимай зад. Нас ждёт пир. И саблезубый, зажаренный с кореньями. Посмотрим, выдержит ли твой желудок мужскую пищу.

Я оделся. Моя футболка и разодранные в пяти местах джинсы пахли лесом, водой, кровью и ею. Я был помечен. Как вещь. Как собственность. И странное дело, в этом было что-то освобождающее. В мире, где все решали запахи и когти, быть «вещью» дочери вожака было куда безопаснее и проще, чем быть просто «Беспородным». Я посмотрел на своё отражение в чёрной воде озера. Измученное лицо, дикие глаза, свежие царапины на плечах и шее. Не просто Александр Воронов, хронический неудачник с дипломом ботаника. Я стал… загадкой. Странным, беспородным существом, на котором дочь вождя поставила свою метку.

В моём рюкзаке всё ещё лежали семена «Кровавых королевских». Я ухмыльнулся своему отражению. Посмотрим, что об этом всем подумают местные гурманы. Возможно, мой путь в этом мире проляжет не через грубую силу когтей, а через тихую, подрывную силу знаний. И, что более важно, через благосклонность волчицы с пронзительными голубыми глазами, для которой я был желанной загадкой.

Пир обещал стать чрезвычайно интересным.