Пробудившийся: Дикий цветок
– Ты всё ещё пахнешь мной, но слабее. Твоя кожа без шерсти… она вроде и впитывает, но не удерживает. Как нагретый на костре камень, который быстро остывает на ветру. Жаль.
В голосе Люции прозвучала нотка разочарования, которая почему-то задела меня за живое. Я не хотел, чтобы её интерес, а значит, моя единственная защита в этом мире, угас. Инстинктивно, почти отчаянно, я сорвал тот самый фиолетовый цветок и растёр его между пальцами. Затем поднёс к носу, чтобы хоть на мгновение перебить её собственный аромат, который теперь определял моё существование здесь.
Случилось нечто, что перевернуло всё с ног на голову.
Запах герани, усиленный или искажённый миром Эмбрионы, ударил в мозг не просто терпкостью, а бурлящей волной. Концентрированной, физически ощутимой. Это был не просто запах. Послание. Химический сигнал, несущий в себе простую, но мощную команду: «Успокойся. Любопытствуй. Будь открыт».
Я увидел, что Люция вздрогнула всем телом, как от удара током. Её глаза расширились, зрачки превратились в чёрные точки, поглотившие синеву. Она сделала резкий шаг назад, судорожно тестируя носом воздух. Уши волчицы прижались к лохматой голове.
– Что это? – её голос сорвался на хриплый шёпот. – Что ты сделал?
– Я… просто понюхал цветок, – пробормотал я, ошеломлённый собственной реакцией. Аромат вокруг нас продолжал витать невидимым облаком.
– Нет! – Люция медленно покачала головой. Её дыхание участилось, став прерывистым и поверхностным. – Это не просто запах. Он пахнет… Ты пахнешь…
Волчица не смогла подобрать слов. Она таращилась на меня с новой, дикой смесью голода, изумления и чего-то похожего на страх. Собственный мускусный аромат, исходящий от антропоморфного тела, внезапно сталгуще, насыщеннее. Словно в ответ на мой вызов. Но, теперь в нём считывалась неуверенность. Я начал подозревать, что эффект герани, которую в моём мире используют в ароматерапии для снятия стресса здесь, в мире где запахи были языком и оружием, превращался во что-то большее. Это был лёгкий, но явно работающий на человекообразных волках феромон. Подавитель тревоги и ингибитор агрессии. Вызывающий любопытство и… открытость.
– Пахну чем? – настаивал я, чувствуя, как ускоряется пульс. Я замер, ожидая её реакции, в эпицентре созданного мной химического шторма.
– Ты теперь пахнешь… тишиной, – прошептала она. Голос альфы дрожал. – Тишиной в центре бури. Так не пахнет никто. Никто! Это… магия? Запретная?
Волчица больше не доминировала. Она была заинтригована, сбита с толку, поймана в ловушку нового, незнакомого аромата, который шёл вразрез со всеми инстинктами. Люция медленно, почти неуверенно, приблизилась. Уже не как охотник к добыче, а как исследователь к необъяснимому феномену. Её руки поднялись и коснулись моей груди. В этот раз без когтей, почти с нежностью и с опаской. Пальцы с мягкими подушечками скользнули по человеческой коже, ощупывая структуру, такую отличную от её собственной.
– Ты гладкий, – прошептала она. Рычание стало глубоким, вибрирующим мурлыканьем, полным изумления. – И тёплый. И… спокойный.
Её морда прижалась к моей шее, и влажный нос снова, жадно, вдохнул мой новый, усиленный запах. Волчица издала странный, сдавленный звук. Нечто среднее между стоном и рыком, в котором не читалось угрозы. Только капитуляция.
– Я хочу… понять тебя, – произнесла она голосом, полным незнакомой ей неуверенности и жажды познания. – Я хочу знать, какой вкус у такой тишины. Что за нею скрывается.
Язык, шершавый и горячий, провёл влажную полосу по моей шее от ключицы до уха. Ощущение было настолько интимным, что я, не выдержав, застонал. Мои руки сами потянулись к ней, запутавшись в густой, шелковистой шерсти спины. Под пальцами заиграли мощные, играющие мышцы, скрытые под бархатистой кожей.
В этот раз всё было иначе. Не было борьбы за доминирование. Было взаимное, почти научное исследование. Она прижималась к моему телу, но теперь движения были медленными, выверенными, будто волчица боялась спугнуть хрупкое равновесие. Её когти осторожно скользили по моей спине, не царапая, оставляя мурашки и следы лёгкого, возбуждающего давления. Горячие бёдра тёрлись о мои, и я чувствовал сквозь тонкую кожу туники жар её тела, сконцентрированный и влажный.
Люция внезапно отступила на шаг. Глаза волчицы пылали в лунном свете. Но, теперь это был огонь одержимости.
– Сними это, – прорычала она, но в тоне сквозила просьба, мольба.
Я скинул футболку. Она рассматривала мой голый торс с полным отсутствием шерсти. Во взгляде не было ни капли отвращения. Только жгучий, ненасытный интерес, смешанный с благоговением.
– Покажи мне, – прошептала она. – Покажи мне всего себя. Без уловок. Без запахов. Просто… себя.
Я взял её руки и приложил их к своей груди, потом к животу. Женские пальцы дрожали, скользя по моей коже.
– Вот, – сказал я, и мой голос прозвучал хрипло. – Я весь тут. Голый. Без запаха и без защиты. Простой человек.
– Нет, – волчица покачала головой. Её дыхание стало прерывистым, горячим. – Теперь у тебя есть защита. И запах. Твой собственный. И он… сильнее когтей.
Люция резким движением, сбросила с себя тунику. Тело волчицы было великолепным и пугающим в своей зверино-человеческой мощи. Густая серая шерсть покрывала её от плеч до самых ступней, скрывая и в то же время откровенно подчёркивая каждую выпуклость мышц, каждую впадину. Соски на пышной груди казались тёмно-серыми, почти чёрными. Сейчас они затвердели и налились, приподнимая тонкую, короткую шерсть вокруг ореолов. Ниже в основании живота, шерсть образовывала густой, аккуратный треугольник, скрывающий её женственность.
Волчица подошла вплотную. На этот раз наша кожа встретилась без преград. Ощущение шокирующе-сексуальное, почти невыносимое. Жар её тела, удивительно мягкая, как бархат, шерсть, под которой играют напряжённые мускулы. Люция казалась невероятно сильной. Осознание этого, смешанное с её нынешней уязвимостью, заставляло кровь приливать к паху, возбуждая до колоколов в голове.
Я провёл руками по её спине, вниз к основанию позвоночника, где начинался хвост. Он был пушистым, тяжёлым и невероятно живым. Когда я коснулся его у самого основания, Люция вздрогнула всем телом, издав тот самый глубокий, довольный, вибрирующий рык. Хвост тут же обвился вокруг моей ноги, словно притягивая меня ещё ближе, властно и нежно одновременно.
– Сейчас, – прошептала она, опуская меня на груду шкур, приготовленных для ночлега на открытом балконе. Лунный свет оставался единственным свидетелем предстоящего, заливая серебристую шерсть молочным сиянием.
Ласки самки были медленными, тщательными и дотошными. Она исследовала моё тело языком, словно пытаясь запечатлеть его вкус, текстуру и отклик. Каждое прикосновение когтей её пальцев было выверенным. Не царапающим, лишь обозначающим границы, по которым каждый раз пробегал разряд наслаждения. Волчица была удивительно нежной, но в этой нежности всё равно проскальзывала звериная, сдерживаемая суть. Готовность в любой момент снова обратиться в бурю, если наш эксперимент выйдет из-под контроля.
Когда она приняла звенящий от предвкушения член, это было не вторжение, а медленное, неотвратимое, захватывающее дух, погружение. Внутренние мышцы лона, удивительно сильные, эластичные и будто живые, сжали меня с такой силой, что я закричал от почти болезненного наслаждения. Она двигалась в новом, почти медитативном ритме. Бёдра работали плавно, но неумолимо, словно прилив, подчиняющийся луне. Голубые глаза не отрывались от моих. В них читалась не только страсть, но и глубокое, почти одержимое любопытство. Люция изучала каждую мою гримасу, каждый сдавленный стон, каждую судорогу наслаждения, как учёный, фиксируя данные о новом виде.
Её рычание нарастало, становясь громче, глубже, переходя в сплошную, грудную вибрацию. Я вцепился в шерсть на бёдрах, чувствуя, как теряю контроль над телом и разумом. Она наклонилась. Горячее дыхание обожгло моё ухо. Голос прозвучал хрипло и прерывисто:
– Так вот кто ты… Вот твой истинный запах… Запах наслаждения… Потери контроля… Он… Пьянит…
Слова, смешанные с рычащей вибрацией, стали для меня триггером. Я кончил, выкрикивая её имя, вцепляясь в шерстяные ягодицы так, словно волчица была единственным якорем в бушующем море из ощущений. Её оргазм отразился в ушах мгновением позже. Не воем, как в прошлый раз, а долгим, сдавленным, глубоким стоном. Горячая плоть сжалось вокруг члена в серии мощных, волнообразных спазмов, выжимая из меня последние капли.
Люция обессиленно рухнула на меня. Тяжёлая и мокрая от пота. Шерсть была влажной, горячей, отдающей запахом общей страсти. Дыхание частой и прерывистое. Мы лежали так долго, слушая, как, постепенно успокаиваясь, бьются наши сердца. Ветер шептал что-то на своём языке в листве гигантских деревьев.
– Ты… – начала альфа, но замолчала, будто не находя слов, и ткнулась мордой в моё плечо.
– Я, что? – всё ещё не в силах прийти в себя, переспросил я.
– Ты не должен уметь так пахнуть, – прошептала она, и в голосе снова послышались нотки опасений. – Так, беспородные не пахнут. Так пахнет… сила. Не физическая. Другая. Та, что была давным-давно запрещена.
Она подняла голову и посмотрела на меня. Взгляд стал серьёзным, почти суровым.
– Этот цветок… Забудь о нём. Не показывай никому и не рассказывай, что произошло. Понял? Если Старейшины или, что хуже, Лисы или Пантеры узна́ют… – она недоговорила, но угрозу я осознал. Случайно я наткнулся на нечто запретное этого мира. На магию? Возможно. На тонкую магию запахов. Ту, что могла влиять на разум, на инстинкты и на саму суть таких сильных существ, как Люция.
Она снова легла на спину, прижавшись к моему боку. Хвост всё ещё по-хозяйски обвивал мою ногу. Волчица заснула мгновенно, с лёгким, мурлыкающим посапыванием. Я же лежал и смотрел на чужие звёзды и луны, думая о цветке. Об обычной герани. Неужели, один-единственный, почти сорняковый цветок мог так кардинально повлиять на волчицу? Как он смог так сильно изменить поведение? Что же тогда могут сделать другие растения? Те, что растут в этом мире и пропитаны его магией от корней до пестиков? Я вспомнил о семенах помидоров в своём рюкзаке. «Кровавые королевские». Что, если я проращу их здесь, в этой почве, под кроваво-красным светом двух лун? Какими они вырастут? Какие свойства приобретут?
Мои мысли прервало лёгкое, почти неслышное движение в тени на балконе соседнего дома дерева. Я повернул голову и замер. Там в глубокой тени, стояла та самая пантера, которую я видел днём. Её гладкая, угольно-чёрная шкура сливалась с мраком, и только глаза – два зелёных, холодных огонька – горели в темноте, пристально разглядывая нас. Меня и спящую Люцию. Она определённо видела всё. И по тому, как пантера медленно и демонстративно облизнулась, проведя длинным розовым языком по клыкам, я понял… Она подглядывала не просто так. Оценивала. Впитывала информацию. Её интерес ко мне, как к диковинке, теперь был подкреплён тем, что она только что видела… И, я был в этом уверен, учуяла на все сто процентов.
Пантера мягко улыбнулась. Точнее, пасть антропоморфной красотки растянулась в беззвучном, хищном оскале, полном обещаний и угроз. Затем она развернулась и бесшумно растаяла в темноте, оставив после себя чувство леденящей тревоги и чёткое осознание: что-то случится. Для подозрительно дамочки я был не просто беспородным. Я был носителем запретного знания.
Глава 4. Идея пришла ко мне в голову, но абонент был недоступен
Следующие несколько дней пролетели в странном ритме рутины и постоянного, щекочущего нервы ожидания. Я был окончательно провозглашён кем-то вроде ручной обезьянки в логове Пепельной Стаи. Сухарики быстро закончились, но я успел подружиться с волчатами, показывая им фокусы с исчезающей (в рукаве) пятирублёвой монеткой, что они восприняли как высшую магию. А уж знаменитый трюк с отрыванием большого пальца, возвёл меня в детских глазах на вершину магического Олимпа. Торк, хоть и ворчал каждый раз, делился со мной жареным мясом. Запах Люции на теле работал как пропуск в местное общество.
Постепенно я начал улавливать тонкие ритмы жизни Стаи. Их быт был сплетением грубой силы и трогательной, почти наивной, простоты.
Например, гигиена. Я ожидал увидеть нечто примитивное, типа вылизывания. Но волки подходили к ней с тщательностью педантов. По утрам у колодцев выстраивались очереди. Воины и прочие члены клана тёрли шерсть грубыми мочалами из коры и пахучим, похожим на мыло, корнем. По окру́ге тут же разлетался густой запах с нотками хвои и чего-то острого. Антропоморфные волки вычёсывали колтуны специальными гребнями, оскаливаясь и ворча, если попадался плотный узел. Это был не просто элемент туалета, а ритуал глубоко сложившегося социума. Молодые волки чистили шерсть старшим, демонстрируя уважение. Пары чесали друг друга, и в этих движениях сквозило больше интимности, чем в иных поцелуях. Оголялись волки друг перед другом без малейшего стеснения, что вынуждало меня невольно краснеть.
Завтрак был делом быстрым и утилитарным. Пищу – холодное вчерашнее мясо и густую похлёбку с кореньями – раздавали у большого котла. Но и здесь был свой порядок. Первыми подходили старейшины и воины с рангом повыше. Потом – основная масса бойцов. Молодёжь и слуги довольствовались тем, что осталось. Никакой толкотни, никаких споров. Все знали своё место в этой цепочки.
Сон также был коллективным. Многие спали, сбившись в кучи, словно щенки. Первую ночь я провёл в стрессе – слишком много тел, запахов, звуков. Но потом осознал эволюционный смысл этого действа. Они экономили тепло, а главное – любая угроза, обнаруженная одним, мгновенно будила всех вокруг. Сон антропоморфных волков был чутким, прерывистым. Они постоянно ворочались, рычали во сне, прижимались друг к другу.
Весьма щекотливой для человеческого воспитания была одна деталь в жизни стаи. Несмотря на наличие Утилизирующих Чаш в каждом из ДревоДомов, волки метили территорию в определённых местах. Все. От вожака до крохотного щенка. Для стаи это был не акт стыда, а форма коммуникации. Я видел, как юная волчица, нервничая, подходила к специальному «месту» и оставляла свою метку рядом с отметиной уважаемой воительницы. Почти как подросток, ставящий лайк под фото кумира в соцсетях. Запах был их новостной лентой, и они «читали» её куда внимательнее, чем я ещё недавно листал ленту Дзена.
Передо мной разворачивался мир, построенный на полном доверии к инстинктам. Мир, где прикосновение значило больше слов, а запах – больше формального приказа. Я, человек, запертый в клетке нравственных условностей, с завистью и трепетом наблюдал за этой дикой, пугающей и невероятно искренней свободой.
Основным развлечением в этом царстве уникальной растительности стало изучение флоры. Я проводил часы, бродя по Древограду, в пределах видимости «опекунов», и каталогизировал в блокноте местную растительность. Мир Эмбрионы казался мне ботаническим безумием. Например, я нашёл аналог мяты, от которой немели кончики пальцев. Потом наткнулся на подобие земного алоэ, чей сок затягивал царапины за минуты. А запах цветка, напоминающего белладонну, так вообще вызвал в желудке мгновенные приступы тошноты. Я собирал образцы в треснутые горшки из-под воды. Делал подробные записи в блокноте, на полях которого рисовал облики встреченных по пути, человекоподобных существ.
Вечерами в казарме я долго разглядывал карту, начертанную на выделанной оленьей шкуре. Древоград был изображён на ней в центре, как гигантское дерево. К югу от него простирались «Танцующие Степи». На востоке «Хрустальные Пики». На западе «Лес Шепчущих Теней». А на севере… огромное белое пятно с надписью: «Холод Безмолвия».
– А там что? – спросил я у Торка.
Волк, чистивший кирасу, мрачно взглянул на карту.
– Земли, где даже магия замерзает. Говорят, там спят древние чудища, что обитали на Эмбрионе до нас. Возможно, всё это сказки и там нет ничего. Неважно. Это не наша земля.
Так, по кусочкам, я собирал мозаику этого мира. А тот был огромен, дик и полон загадок. Земная наука разбивалась об Эмбриону, словно волна о скалу. Помимо антропоморфного разнообразия видов, этот мир был наполнен и привычными обитателями фауны, расположенными ниже в пищевой цепи. Разумные, человекоподобные расы не заменяли собой классический животный мир. Они, как и человечество, превалировали над ними.
***
Люция была постоянно занята. Патрули, тренировки, какая-то своя жизнь, в которую я был посвящён лишь отчасти. Зато ночи… они полностью принадлежали нам. Той самой страстной тишине, что я нечаянно создал с помощью цветка местной герани. После того вечера между нами что-то определённо изменилось. Волчица больше не доминировала надо мной столь явно. С её стороны отношения ко мне всё ещё казались игрой. Исследованием. Люция приходила ко мне, когда в казарме стихали звуки, и каждый раз мы занимались любовью. Да, да… Это процесс уже нельзя было назвать просто сексом. После страстных баталий волчица требовала, чтобы я рассказывал ей о своём мире. Мне нечего было скрывать, хотя моя жизнь мало походила на увлекательный роман. Я рассказывал о «растениях, которые не пахнут», о «городах из камня», о транспорте и компьютерах. Пока говорил, её шершавый язык скользил по моей коже, а когти выписывали замысловатые узоры на груди. Люция была словно одержима соединением двух реальностей – моих слов и её ощущений.
В одну из подобных ночей я решился на новый эксперимент. Достал из рюкзака пакетик с семенами. «Кровавые королевские».
– Что это? – спросила Люция, уши которой насторожились от интереса. Волчица лежала на животе. Мощная спина была исчерчена следами старых шрамов, а пушистый хвост лениво покачивался.
– Семена помидоров. Из моего мира. Я сам их селекционировал.
– По-ми-доров? – Люция растянула слово, словно пробуя его на вкус. – Они пахнут?
– Ещё как пахнут. И на вкус… они словно лето. Сочные и кисло-сладкие.
– Лето не имеет вкуса, – возразила волчица, воспринимая мои слова, как всегда, буквально.
– У нас имеет, – улыбнулся я. – Я очень хочу их здесь посадить.
Она перевернулась набок, опершись на локоть. Голубые глаза внимательно изучали меня.
– Зачем? Ты рассчитываешь остаться здесь навсегда, чтобы собрать плоды?
Её слова повисли в воздухе тяжёлым камнем. Мы ни разу не говорили о будущем. О том, что будет, когда вождь решит мою судьбу, или когда интерес волчицы к новой игрушке угаснет.
– Может… и останусь, – ответил я тихо. – А если нет… пусть от меня хоть что-то останется. Кроме царапин на твоей совести.
Волчица фыркнула, но спорить не стала. На следующее утро она сопроводила меня к небольшому, хорошо освещённому участку земли между корнями дерева-казармы. Это было её личное пространство, куда никто не смел соваться.
– Здесь, – сказала она. – Копай.
У меня не было инструментов, поэтому копал почву сухой веткой. Земля была рыхлой, тёплой, живой и насыщенной магией. Я посадил несколько семян, мысленно шепча им те же слова одобрения, что и на балконе родного мира: «Растите, парни. Удивите тут всех».
В этот момент я кожей спины почувствовал присутствие нового зрителя. За нами снова наблюдали. Но, на этот раз не пантера.
Появление Аграна, вождя Пепельной Стаи, нельзя было не заметить. Это существо было огромно, даже для антропоморфного волка. Его шкура была тёмно-серой, почти чёрной, вся в шрамах. Незрячий глаз перекрывала молочная пелена. От волка исходила аура такой неоспоримой власти, что воздух вокруг становился гуще. Вождя сопровождала свита старейшин.
Люция стремительно выпрямилась, приняв стойку «смирно», прижав уши и опустив хвост. Я последовал примеру, чувствуя, как начинают дрожать коленки.
Агран медленно подошёл поближе. Единственный жёлтый глаз буравил меня словно насквозь.
– Так вот, он каков, – голос был похож на звук перекатывания валунов. – Беспородный, от которого пахнет моей лучшей воительницей. Мне уже нашептали, что ты умеешь творить необычные вещи. Некие фо-ку-сы. И, говорят, что у тебя нет своего запаха. Но… от тебя пахнет.
Волк глубоко вдохнул, влажные ноздри расширились.
– Пахнет… странно. Лесом, которого нет. И… тишиной. Люция говорила правду.
Я перевёл дух. Значит, она всё же докладывала обо мне. И, судя по всему, не выдала мой секрет с тем цветком.
– Меня зовут Александр. Многие в прежнем мире звали Сашок, или Саня. – доложил я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Я не знаю, как оказался в этом мире.
– Знания не всегда равны силе, – резюмировал Агран. – Иногда сила в незнании. Ты загадка. А загадок в моём клане я не приветствую. Их либо разгадывают, либо уничтожают.
Люция напряглась, как струна, но промолчала. Хвост волчицы начал нервно дёргаться в разные стороны.
– Я предлагаю тебе пройти обряд Обоняния, – объявил вдруг Агран. – Испытание, которое определит твою суть. Твою истину. Если пройдёшь, получишь статус гостя нашего клана. А нет…
Вождь недоговорил, но смысл был кристально понятен. Обряд обоняния? Это как? Испытание запахами? Моё сердце упало. В мире, где многое решали феромоны, я, лишённый тонкого нюха, был слеп и нем.
– Я согласен, – сказал я в спину уходящего Аграна, понимая, что выбора у меня нет.
Как объяснила Люция, испытание состоится на закате, в Круге Предков. Священное место в самом сердце Древограда. Там росло древнейшее дерево, буквально испещрённое ритуальными символами. У меня оставалось несколько часов, и я решил пойти ва-банк. Если уж мне предстояло испытание запахами, я подготовлю своё оружие. Я отпросился у Люции «для страстной молитвы своему богу». Отмазка, которую волчица, подозрительно косясь на меня, приняла. Я тут же отправился в ту часть леса у озера, где видел цветы местной герани.
Но. На этот раз я искал не только её. Я искал всё, что могло бы помочь. Подавить страх. Вселить уверенность. Или, на худой конец, ошеломить противника. Рядом с озером обнаружил заросли уже знакомого местного алоэ. «Живучий сок», как я его про себя назвал. К своему изумлению, возле алоэ обнаружился и аналог жасмина. Белые, нежные цветы с пьянящим, сладким ароматом, который отдавал не просто сладостью, а неким наркотическим головокружением. Нареку их – «Дурманная сладость».
Я сорвал пару цветков герани, жасмина и отломил кусочек алоэ. Вернувшись в укрытие на балконе, я приступил к импровизированной алхимии. У меня не было колб, но была бутылка и немного воды. Я растёр цветы в густую пасту, смешал с соком алоэ, который, как я надеялся, выступит стабилизатором, и получил небольшое количество мутной, ароматной жидкости. Мой первый опыт «зельеварения» в мире магических трав. Потом нанёс несколько капель себе на запястья и шею. Запах был странным и сложным. Эдакая успокаивающая горечь герани, сладкий дурман жасмина и свежесть алоэ.
Понятия не имел, как это сработает. И сработает ли вообще. Но, вера в науку, пусть и магическую, была моим единственным козырем.
Когда меня привели в Круг Предков, там уже собралось большинство членов Стаи. Сотня волков сидела по кругу, их глаза блестели в свете факелов. В центре, на большом камне, восседал Агран. Рядом с ним на кожаном троне разместилась старая, почти слепая волчица с седой шерстью. Как мне пояснили, Ша-Нур – обонятельница, хранительница запахов памяти клана.
Люция стояла у границы круга. Мордочка волчицы была каменной маской. Но я видел, как напряжены её плечи.
– Подойди, Беспородный, – прорычал Агран.
Я шагнул в центр. Ша-Нур медленно поднялась и, опираясь на посох, подошла. Её полуслепые глаза были мутными, но нос, казалось, видел всё.
– Дыши, дитя иного мира, – прошептала она хриплым голосом. – Позволь запахам рассказать твою правду.
Старушка начала нарезать круги вокруг меня, словно я был новогодней ёлочкой, глубоко вдыхая. Племя замерло.
– Я чувствую… страх, – начала она. – Чистый, как вода из родника. В которой нет лжи. Он… целиком признаёт свою слабость.
Затем седые усы возле носа сморщились.
– Я чувствую… Люцию. Её метку. Глубокую, но… увядающую. Как цветок, сорванный на заре. Она что, связала с тобой свою честь? Так пахнет… долг.
Ша-нур остановилась прямо передо мной.
– А это что? – голос старой волчицы стал громче. – Странный запах. Сложный… Искусственный? Нет… сотворённый. Зачем ты принёс его с собой?
Моё сердце заколотилось. Она учуяла зелье!
– Горечь, что успокаивает нервы… Сладость, что кружит голову как вино… И сила жизни, что залечивает раны… Ты… смешал запахи!
В толпе пробежал гул возбуждения. Смешивать запахи и создавать новые – было для племени не просто искусством. Это была ересь для одних и признаки высшей алхимии для других.
– Он колдун? – выкрикнул кто-то из толпы.
– Молчать! – рявкнул Агран, и круг снова затих.
Ша-Нур приблизила свой нос к моим запястьям, вдыхая ещё глубже.