Пробудившийся: Дикий цветок

Глава 9. Такой как есть, обратно не засунешь

Пробуждение возвращало меня в мир медленным, мучительным подъёмом со дна омута ночных кошмаров. Первым встрепенулось обоняние. Плотный, многослойный смрад проникал в ноздри, формируя тошнотворный фон реальности. Сладковатая вонь разложения. Резкий дух мочи, которой Тентекрыл метил территорию. Железный привкус запёкшейся крови. Как убитого монстра, так и нашей с волчицей. Следом вернулся слух. Свист ветра в расщелинах скал за пределами пещеры. Треск затухающих углей костра и… ровное, глубокое дыхание неподалёку.

Я лежал на грубой, пропитанной смертью шкуре какого-то зверя. Каждая клеточка организма словно участвовала в несанкционированном протесте. Боль ощущалась не просто единой волной, а симфоническим оркестром агонии. Ожоги на груди и руках, хоть и затянутые новой кожи, пылали глухим, настырным жаром. Раны от когтей Тентекрыла, глубокие рваные полосы на бедре, плече и боку, отдавали тупой, разлитой болью, отзываясь при малейшем движении. Под вершиной всех физиологических пыток подавала «голос» непривычная, глубинная пустота. Чувство, словно меня вывернули наизнанку, выскребли дочиста и вернули в прежний облик. Сила, что пробудилась в момент схватки со слепой тварью, была подобна удару молнии. Ослепительная и сокрушительная, она оставила после себя выжженную землю, да запах озона. Я ощущал себя пустой скорлупой от грецкого ореха. Повернул голову вправо и моё сердце, несмотря на весь негатив, сделало тихий, восторженный бумкс. Люция. Живая…

Волчица, прислонившись к стене пещеры, сидела в позе сторожевого воина, в которой, видимо, и уснула. Лохматая голова была склонена на грудь. Длинные серебристые пряди шерсти на лбу спадали на закрытые веки. Правая рука альфы перевязана грубыми лентами, подозрительно похожими на остатки моей рубахи, сжимала рукоять боевого ножа, лежавшего на коленях. Левая, в таких же примитивных «бинтах», была прижата к ране на боку. Даже в забытье́ мощное и поджарое тело хищницы излучало готовность к драке. Утренний свет, робко пробивавшийся сквозь вход пещеры, выхватил из мрака блики на её шерсти. Здесь серебро, там сталь, ниже пепел. Он поиграл на мышцах плеч и соблазнительных бёдрах, переносясь на изгиб шеи, туда, где шерсть была чуть короче и напоминала пух. Я долго любовался равномерным движением женской груди, чувствуя незнакомое доселе чувство… Не просто облегчение, а глубокое, пронзительное умиротворение. Моя альфа была рядом со мной и дышала. А я был живой, чтобы это увидеть.

Попытка приподняться на локте обернулась провалом. Резкая боль в рёбрах заставила громко ахнуть. Звука, разлетевшегося эхом в пещере, оказалось достаточно. Волчьи уши на макушке Люции мгновенно насторожились, повернувшись, словно локаторы. Глаза распахнулись – без тени испуга, в молниеносной боевой готовности. Взгляд метнулся к входу, оценивая угрозу, и только потом упал на меня. В пронзительных, голубых глазах с вкраплением жёлтых точек не было ярости. Была лишь усталость, прошитая стальными нитями долга, и пристальная, почти тактильная оценка моего состояния.

– Ты… не умер, – констатировала она.

– Не уверен… Дебаты на эту тему ещё ведутся, – попытался я пошутить, тут же испортив шутку новым, болезненным стоном.

Волчица отложила нож в сторону. Было заметно, что даже это простое движение далось ей нелегко. Она подползла ко мне на коленях. Нос, холодный и влажный, словно речная галька, коснулся моей шеи. Она сделала глубокий вдох, оценивая запах. Потом волчья морда скользнула вниз, к обнажённой груди, обнюхивая края ожогов и раны на плече. Я уже знал этот ритуал. Так волки проверяют состояние раненых.

– Твой запах… полностью переписан, – произнесла Люция, отодвинувшись, чтобы посмотреть мне в глаза. – Раньше ты пах… пустотой. Тишиной между нотами. Теперь… пахнешь грозой, что только что отгремела. А ещё дымом, озоном и кровью. Чужой. И… своей. Даже больше своей.

– Могла бы прямо сказать, что я безбожно воняю, – я снова попытался ухватиться за спасительный якорь иронии.

Альфа почему-то не улыбнулась. Усталый взгляд был тяжёл и серьёзен.

– Так что это всё-таки было, Александр? Тот… облик. Зверя. Я учуяла его тень в тебе, ещё в Саду у кошки. Но вчера… было что-то иное. Это была плоть. Сталь. Смерть.

– Честно? Понятия не имею, – ответил я с горькой иронией, глядя на покрытый копотью потолок пещеры. – Это было… словно падение. Увидел эту тварь над тобой… заметил кровь и… внутри что-то перемкнуло. Или сломалось. Как будто я всё время носил в себе клетку со зверем, а ключ от неё был… в моём страхе за тебя.

– Пробудившийся, – изумлённо прошептала волчица. Это слово прозвучало не как титул, а как приговор и пророчество одновре́менно. В голосе Люции смешались благоговение, ужас и первобытная гордость. – Легенды… не лгали. Первый за тысячу лет сын Изначального Зверя.

– И что бы это значило, Люция? – спросил я, с трудом поворачиваясь набок. Боль тут же напомнила о себе, но я продолжил пристально пялиться на волчицу. – Для тебя. Для твоего клана. Для… Эмбрионы.

– Это значит, что песок в часах нашего мира перевернули, – Люция отвела взгляд. Пальцы волчицы бессознательно гладили мою руку. – Для клана… ты становишься одновременно славой и проклятием. Ты спас альфу стаи – это честь. Но твоя сила… не от мира сего. Она дикая и никому не подконтрольная. Для волков организация и порядок, это основа существования. А ты теперь – воплощение хаоса.

Альфа снова посмотрела в мою сторону. В её взгляде появилось что-то новое, хрупкое.

– А для меня… – Люция замолчала, подбирая слова. – Ты для меня умер ещё в тех розах. Я уже оплакала тебя, понимаешь? А потом… увидела, как ты рождаешься заново. Из крови и ярости, чтобы вклиниться между смертью и мной. Ты уже не тот человек, с которым я делила шкуру в казармах. И не алхимик, которым стал у пантер. Ты кто-то… третий. Новый.

– И как тебе этот… новый? – выдохнул я, затаив дыхание. От ответа волчицы сейчас зависело всё.

– Не знаю, – честно призналась она. – Но… хочу узнать. Вернее, должна.

Она наклонилась, и губы, покрытые тончайшей, как бархат, кожей, коснулись моего лба. Этот поцелуй был лёгким, почти невесомым, но прожигал насквозь, словно раскалённый металл. Не поцелуй страсти, печать. Печать прощения, принятия и страшной, неизбежной ответственности, которую мы взваливали на себя сейчас. Оба.

Возвращение в Древоград обернулось в отдельный вид изощрённой пытки. Мы выбрались из логова Тентекрыла, предварительно отрубив его чудовищную башку́. Люция, приложив неимоверные силы, сделала это ножом. Мы привязали голову к шесту и потащили её меж собой, как жуткий трофей и неоспоримое доказательство. Каждый шаг был подобен удару молота по наковальне тела. Пусть и догнав в росте волчицу, я снова был человеком. Хрупким, уязвимым, с ноющими суставами и горящими лёгкими, которые, казалось, были доверху набиты битым стеклом. Пробуждение в зверя вычерпало из меня все ресурсы, оставив лишь истощение и смутную, сладкую память о былой мощи, что бушевала во мне.

Спустя два дня, когда два измождённых, покрытых корками запёкшейся крови, пыли и пепла призрака вышли из Леса Теней и предстали перед воротами Древограда, нас встретила изумлённая тишина. Охрана на стенах, два юных волка с ещё не обветренными мордами, застыли, как изваяния. Крылья носа обоих затрепетали, улавливая знакомый запах Люции, и мой – новый, зловещий и дикий. Потом их взгляды упали на голову Тентекрыла… и тишина сразу же взорвалась.

Сначала послышался лёгкий шёпот, потом громкие возгласы, следом – вой. Ворота распахнулись, и мы вошли в гущу волков нашего клана, выстроившуюся по стойке смирно. Антропоморфные звери смотрели на Люцию с гордостью и восторгом, а на меня с плохо скрываемым страхом, замешенным на суевериях. Я слышал обрывки фраз, долетавшие до меня сквозь гвалт: «…Тентекрыла – одни?… с Беспородным… они убили… смотрите на голову… но как?… он пахнет… пахнет древней кровью…»

Агран ожидал нас на центральной площади, у подножия гигантского древа-дворца. Вождь стоял, опираясь на боевой топор. Массивная фигура человекоподобного волка отражала само воплощение незыблемой власти. Единственный глаз, жёлтый, пронзительный, медленно скользнул по Люции, оценивая её состояние и несломленный дух, затем уставился на меня. Вождь шумно обнюхал воздух. Широченные ноздри расширились, втягивая мой новый, опасный аромат.

– Люция Пепельной Стаи. Клан гордится тобой. Ты принесла славу Волкам и избавила землю от монстра, – голос вождя звучал низко и гулко, словно эхо подземных толчков. В нём не было ни радости, ни печали за дочь. Только холодный расчёт. – А ты, Беспородный… Александр. Вернулся. И принёс с собой не только трофей, но и бурю собственного нутра.

– Он спас мне жизнь, отец, – голос Люции прозвучал громко и чётко, нависая над гулом возбуждённой толпы. Она сделала шаг вперёд, становясь между мной и Аграном, выставляя себя живым щитом. – Это он в одиночку победил Тентекрыла. Александр… Пробудившийся. Легенды не врали.

Слово, произнесённое вслух, здесь, перед всем кланом, повисло в воздухе. Тяжёлое и звенящее, словно нависшая гильотина. Агран даже не дрогнул, но его кисть, сжимавшая древко топора, побелела от напряжения.

– Вот как? – медленно, растягивая слова, произнёс вождь. – Значит, старые песни не врали.

Жёлтый глаз впился в меня, словно пытался прочесть моё будущее на измождённом лице.

– Ты принёс доказательство своей силы и весть о грядущей смуте, чужак. Отныне твой статус «гостя клана» навсегда упразднён. Ты Наследие. Живое напоминание о силе, что ходила по Эмбриону ещё до рассвета наших родов. Потому… ты величайшая угроза установленному порядку. Пока не докажешь, чью сторону примешь, останешься здесь. Под стражей. И под моею защитой. Всем разойтись!

Понятия не имею, есть ли в Древограде тюрьма, но меня туда не повели. Под надзором Грона я вернулся к той же казарме, где жил. Правда, теперь у входа стояли два крупных волка, с седыми шрамами и холодным взглядом. Мне принесли еду. Мясо, коренья и воду. Поменяли повязки на ранах. Но! Делали всё это молча, с отстранённой осторожностью дрессировщиков, имеющих дело со спящим драконом. Я перестал быть диковинкой, зато стал загадкой, которую не желали разгадывать. Или оружием, которое опасались брать в руки.

Я проспал, вероятно, целые сутки, проваливаясь в глубокие пучины без сна. Когда проснулся, тело ещё ломило, но острая боль уступила место глухой, разлитой истоме. Дверь открылась, в помещение вошла Люция. Она двигалась медленнее, чем обычно, но, с присущей самке, женской грацией. Раны волчицы были аккуратно перевязаны свежими бинтами. Серебристая шерсть вычищена до блеска. Альфа пахла дымом очага с горьковатой примесью трав. В руках Люция держала миску с дымящимся бульоном. Молча, одним только взглядом, она отпустила стражу, и те, кивнув, вышли, притворив за собой дверь.

– Как ты? – спросил я, со скрипом приподнимаясь на своей постели из шкур.

– Кости целы. Яд отступил. Целители говорят, что раны быстро затянутся, – ответ получился весьма лаконичным, словно рапорт военного. Люция поставила миску рядом со мной и села на краешек ложа. – Твоя… кровь. Или то, что ты в меня втёр. Старейшины не понимают как, но признаю́т: это сработало. Магия, непохожая на нашу.

– А что… насчёт этого? – я слабым жестом указал вокруг, на мою, по сути, клетку.

– Клан… в смятении, – альфа вздохнула. Наверно впервые я увидел на её мордочке не тень воина, а женщину, несущую тяжкую ношу. – Ты герой, спасший одну из лучших воительниц. По закону стаи тебе обязаны жизнью. Но твоя сила… не вписывается в нашу иерархию. Она вне её. Для волков важен порядок. Сила, которую можно измерить и поставить на определённое место. Твоя сила как ураган. Её нельзя приручить. Ей можно лишь подчиниться или… попытаться её уничтожить. Агран… отец… прагматик. Он пытается понять, как использовать твой ураган, не будучи им же сметённым.

– А ты? – снова задал я главный, мучивший разум вопрос. – Что именно ты видишь, Люция? Не как воин Клана. Ты, лично.

Люция долго вглядывалась в меня. Молча. В полумраке казармы глаза волчицы светились, словно два куска полярного льда, в которых пылал огонь сомнений.

– Я вижу… что уже бесконечно устала, – прошептала она. – Устала от этой борьбы. От борьбы с тобой. От борьбы с собой. От борьбы за то, чтобы втиснуть тебя в рамки, которые тебе явно тесны́.

Волчица протянула руку и положила свою ладонь поверх моей. Её пальцы обхватили мои с такой осторожной нежностью, что перехватывало дыхание.

– Когда я увидела, как ты меняешься… как из тебя вырывается тот зверь… я даже не испугалась. Лишь почувствовала… облегчение. Как будто, наконец-то увидела истинное лицо того, к кому тянулась всё это время. И сейчас… когда я вдыхаю твой запах, не чувствую угрозы. Зато чувствую… право. Моё сердце и все мои инстинкты находят, наконец, точку опоры.

Эти слова стали бальзамом, который проникали глубже любой из целебных мазей. Они достигли той самой выжженной пустоты внутри и начали по капле заполнять её приятным теплом. Я потянул её к себе. Она не сопротивлялась. Тяжёлое, тёплое тело, пахнущее жизнью и силой, прижалось ко мне. Под тонким ароматом трав я улавливал истинную сущность самки – вереск, сталь, дикий мёд и что-то неуловимо-женственное, что заставляло сердце биться чаще.

В наших объятиях не было ярости, борьбы за доминирование или отчаяния. Была только нежность. Медленная, почти робкая. Очередное исследование друг друга. Я целовал её морду, проводил губами по линии скул, чувствуя под тонкой шерстью твёрдую кость. Целовал губы, ощущая уникальную текстуру. Мои руки скользили по спине волчицы, лаская густую, прохладную шерсть, считывая знакомый рельеф мышц и шрамов. Летопись нашей страсти и общих сражений. Я избегал забинтованных мест, касаясь лишь здоровых участков горячего тела.

Она отвечала тем же. Шершавый и невероятно горячий язык ласкал мою шею. Затем заскользил вниз, к ключицам, исследуя впадину между ними. Когти альфы были убраны. Она водила по коже мягкими, как бархат, подушечками, вызывая мурашки и заставляя нутро трепетать. Волчица, ласками, изучала человеческое тело с удивительной, почти научной тщательностью. Каждый рубец, каждую родинку, каждый изгиб мышц, будто заново составляя карту собственной территории.

– Ты такой… мягкий, – прошептала она. Дыхание возбуждающе обжигало мне кожу. – И такой… прочный. Как сплав, выкованный одновременно из горного хрусталя и несгибаемой стали.

– Наверно… Это и называется «быть человеком», – улыбнулся я, запуская пальцы в густую, прохладную гриву на её затылке.

– Нет! Это называется «быть собой», – поправила она, опуская голову ниже.

Ласки Люции ощущались мной растянуто и медитативно. Она не торопилась, как это обычно бывало, достичь финала. Альфа словно хотела впечатать в памяти каждый мой вздох, каждый стон и каждую судорогу наслаждения. Когда она взяла в рот член, это был акт максимального доверия и отдачи с её стороны. Шершавый язык обвил его основание, медленно продвигаясь к головке. Я застонал, впиваясь пальцами в плотную шкуру. Она словно чувствовала малейшую реакцию моего организма, любое изменение ритма, бережно ведя меня к краю, но, не позволяя сорваться, растягивая удовольствие до болезненной остроты.

– Я хочу тебя, – выдохнула она, поднимаясь и располагаясь сверху. Мощные бёдра плотно обхватили мои. – Но, на этот раз… я не стану брать. Я буду… делить.

Она медленно, с наслаждением вслушиваясь в каждое ощущение, опустилась на звенящий от напряжения член. Распалённое лоно показалось мне невероятно тугим. Видимо, я увеличился не только в росте, но и в причинных размерах. Внутренние мышцы самки, сильные и тренированные, сжали член с такой силой, что я застонал. Получился звук не только глубочайшего наслаждения, но и какого-то запредельного, почти мистического единения. Она не стала двигаться сразу, а замерла. Голубые глаза были закрыты, а на морде застыло выражение глубокой концентрации. Словно женщина сливалась со мной не только физически, но и на уровне запахов, душ и звериной сути.

Медленно, плавно, в совершенно новом, незнакомом мне ритме, начался танец страсти. Её руки упирались мне в грудь, распластавшись по коже ладонями. Даже через это прикосновение я ощущал ровный, мощный стук её сердца. Я обхватил ладонями лохматые бёдра, ощущая под шелковистой поверхностью игру стальных мускулов, приводящих в движение умопомрачительную попку.

Это был не просто секс, а подтверждение новой реальности. Признание того факта, что мы прошли через смерть и вернулись. Изменившиеся, но не разорвавшие связи. Факт того, что Волчица и мой пробудившийся Зверь могут не только сражаться, но и танцевать.

Оргазм накатил на Люцию глубокой, нарастающей волной. Рычание волчицы достигло пика низким, вибрирующим урчанием, исходящим из потаённых глубин волчьей сущности. Женское тело затрепетало, внутренние мышцы сжали член в серии долгих, волнообразных, почти судорожных спазмов, выжимая из меня окончание. Я излил в неё всё своё напряжение, всю боль и всю надежду на будущее, выкрикивая имя волчицы, словно клятву верности.

Обессиленная, альфа рухнула на меня. Тяжёлая и мокрая от пота. Дыхание волчицы обжигало мне ухо. Мы лежали, не двигаясь, прислушиваясь к тому, как наши сердца успокаиваются, постепенно, возвращаясь к привычному ритму. Пушистый хвост, кончик которого слегка подрагивал, мягко шлёпал меня по ноге.

– Что теперь будем делать? – прошептал я в темноту, чувствуя приближение сна.

– Жить, – ответ альфы был простым и ясным. – И учиться. Ты, понимать свою силу и не бояться её. Я буду учиться… быть с тобой, не пытаясь сломать или подчинить.

Люция замолчала, и я почувствовал, как напрягается её тело.

– Агран прав в одном. Ты угроза. Не потому, что зол или добр, а потому что меняешь все правила. Игры кланов, интриги Лис, аппетиты Пантер… Морвана… теперь они будут видеть в тебе не только диковинного зверька, но и ключ. К власти. Или к уничтожению.

– Для меня, главное… – сонно пробормотал я, чувствуя, что веки почти сомкнулись. – Что будешь видеть именно ты?

Альфа приподняла голову и внимательно на меня посмотрела. В глазах самки отражался свет лун, и в этом отражении плясали тысячи древних звёзд.

– Я вижу… своего самца, – тихо произнесла Люция с той простой, неоспоримой прямотой, что была самой сутью её натуры. – Со всей его тьмой и со всем его светом. С тайнами, которые мне ещё предстоит разгадать. И это… мой сознательный выбор. Отныне и до конца моих дней.

Я заснул в мохнатых объятиях, недослушав последних слов. Впервые с того момента, как удивительное растение перенесло меня в этот мир, меня не мучили кошмары. Снились бескрайние долины, залитые лунным светом, где тянулись две цепочки следов. Одна – волчих, вторая похожа на отпечаток саблезубого тигра. Цепочки сливались в одну и терялись у горизонта.

Глава 10. Она не стерва! Её контузило… на личном фронте

Рассветы в Древограде были всегда явлениями шумными, наполненные жизнью. Утро оглашалось грубыми перекличками дозорных, глухим стуком деревянных лопаток о котлы с мясом к общей трапезе, ворчанием проснувшихся волков и звонким щебетом хорьков-служек, начинавших свой суетливый труд. Это утро было иным. Оно стартовало не проблесками первых солнечных лучиков, а тяжёлым, резким стуком в дверь казармы. Настолько настойчивым, что, казалось, кто-то забивал гвозди в её древесину.

Торк, стоявший на посту всю минувшую ночь, нахмурился. Волчьи уши, подрагивая, прижались к голове. Он откинул засов, впуская молодого волка из гонцовской своры, и проводил его в нашу с Люцией комнату. Юнец, едва достигший права носить топор, тяжело дышал. От гонца несло неподдельным страхом, смешанным с нервным возбуждением. Шерсть на загривке была взъерошена.

– Вождь Агран требует… присутствия дочери и Пробудившегося! Немедленно! – выпалил волк, жёлтые глаза которого метались от моей фигуры к Люции. – В Круге Предков! К нам прибыла… Морвана.

Воздух в комнате, ещё секунду назад заполненный утренней истомой и сладковатым ароматом вчерашнего соития, мгновенно сгустился, став тяжёлым и колючим. Люция, вальяжно рисующая круги на моей спине, застыла. Мускулы самки напряглись, кончики пальцев непроизвольно впились мне в кожу, протыкая острыми как бритва когтями. В глубине её грудной клетки зародилось рычание, полное смертельной угрозы.

– Она осмелилась прийти к нам? В самое сердце Логова Стаи, после всего, что наделала? – голос Люции прогремел властным грохотом, от которого по спине побежали мурашки.

– Альфа клана Пантер явилась с малым эскортом. Под знаменем переговоров и чрезвычайного посольства. Всего с двумя телохранительницами, – поспешно дополнил доклад гонец, съёживаясь под взглядом альфы. – Но… её слова… Она требует вернуть «собственность». Называет Пробудившегося «похищенным имуществом», «нестабильным артефактом, угрожающим равновесию» и… – юный волк замолчал, вспоминая чужие слова, – …«ошибкой, требующей срочного исправления».

Слово «собственность» обожгло душу куда сильней, чем ожоги в лаборатории. Вот, оказывается, как она обо мне думает? Дни, проведённые в Саддо́ме. Ночи, когда тело пантеры извивалось подо мной в конвульсиях страсти. Часы у алхимического стола, где Морвана, казалось, искренне делилась знаниями… Всё это была лишь изощрённая манипуляция? Как она там сказала? «Ошибка»? Слово ударило в висок. Именно так она ко мне относилась? Самое противное – я же ей верил. Верил, что могу стать кем-то бо́льшим. А пантера просто видит во мне инструмент, который вышел из-под контроля.

Я медленно поднялся с ложа, ощущая, как по спине бегут ледяные мурашки. Теперь уже не страха. Нет. Ярости. Холодной, кристально чистой и осознанной ярости, закипающей в глубине моего существа. Она явилась сюда. В мой новоприобретённый дом. К моей женщине. Чтобы отнять всё, что я с таким трудом, кровью и болью обрёл? Моё право на выбор. Моё место. Мою… Люцию!

– Окей, – произнёс я тихо, едва сдерживая волну гнева. – Я готов поговорить с ней немедленно.

Люция резко схватила меня за запястье. Хватка волчицы казалась железной.

– Это не просто беседа, Саша! Это, по сути, охота. Её методами. Она не станет рычать и кидаться. Зато будет говорить. Много. Шептать ядовитые слова, впрыскивая в твой разум сомнения. Играть на самых тёмных струнах страха и предрассудков. Морвана мастер словесных игр, и любое дискуссионное поле – её территория, даже здесь.

– Знаю, – я уверенно встретился со взглядом Люции. – Но и я уже не тот испуганный щенок, которого ты подобрала в лесу. Я кое-чему научился в её же кузнице. Не только искусству смешивать запахи, но и чувствовать яд в самых сладких речах. К тому же теперь у меня есть то, чего раньше не было. То, что я готов защищать… Любой ценой.

Я быстро оделся и подошёл к своим нехитрым пожиткам. Походный рюкзак, что притащил от пантер накануне тот самый хорёк, предупредивший меня о Люции. Извлёк из него несколько флаконов с остатками ценных ингредиентов, уцелевших после рокового взрыва. У меня не было времени на сложную, многочасовую алхимию. Зато было нечто более ценное. Ясное, сфокусированное намерение вкупе с холодной яростью, что пульсировала в душе.