Стажерка, слывшая любимицей заведующего кафедрой криминалистики, изъявила желание проанализировать базы данных – по району, городу, области и, при необходимости, всей стране.
– Правильно! – одобрил начальник, – Хоть по планете! Приступайте.
И молодое рвение привело к результату быстрее самых смелых прогнозов. Надо сказать, успех больше всего порадовал самого стажированного участкового, поспорившего с соратниками на пиво: он поставил на «горячих кобылок» и выиграл. Разыскав адрес фигуранта, студентки отправились на квартиру, где им никто не открыл, потом по месту работы – там с ними не стали говорить, наконец, к матери… и вернулись, приведя с собой толстую, непрерывно стонущую тетку. Она, оказывается, «так и знала».
Таким образом, к рассмотрению была принята не маловразумительная писуля неизвестного пасквилянта, но вполне официальное заявление вполне реального лица. Мать, поначалу нимало не озаботившаяся четырехдневным молчанием сына – бывало, и по неделе ни словцом не обмолвится, в ходе разговора с полицейскими девушками внезапно «не на шутку встревожилась». Тревога побудила мадам «материнское сердце – вещун, ничего мне не говорите!..» «вам, молоденьким, не понять, как порой бывает невыносимо без сыночка – кровинушки…» превозмочь боли в артрозных суставах и на вызванной стажерками служебной машине добраться до сыновней квартиры. Там она, не слушая возражений сопровождающих без пяти минут юристов и не утруждаясь звонком, открыла дверь своим ключом.
– И что?! Что я вижу? – воззвала к дежурному по отделению женщина с костылями под мышкой, – Эта пьяная блядища лежит, задравши ноги свои немытые, на ней храпит какой-то вонючий…
– Ближе к делу, гражданка, – прервал поток возмущенного красноречия лейтенант, – Вы сказали, хотите заявить о возможном преступлении?
– Почему возможном?! Они же убили его!
– Кто убил? Кого убили? Кого конкретно вы подозреваете? Изложите, пожалуйста, максимально подробно, – толстуху заботливо усадили за стол, дали бумагу, ручку, – Постарайтесь избегать личных оценок, придерживайтесь фактов.
И она изложила, придерживаясь. Личные оценки, все-таки прорвавшиеся из материнской души и занявшие добрую треть текста, пришлось вычеркнуть, но общий смысл от этого не потерялся и сводился к двум основным тезисам: сына убили двое – его жена и ее брат. Она – вдохновитель и подстрекатель, он – исполнитель и палач. Оба в крови по локти и колени, обоих следует немедленно арестовать, судить и расстрелять. А внучку она воспитает сама, эти канальи и алкоголики только испортят ребенку детство, отрочество и юность.
Сыщиков, побуждаемых к активным карательным действиям, несколько смутил факт прихода обличительного письма днем раньше абсолютно несамостоятельного обращения горюющей женщины. Конечно, нельзя было исключить причастность к его написанию как самой матери невесть куда девавшегося Адама Чурова, так и кого-либо из подруг либо соседок, под ее диктовку.
Но тогда возникал закономерный вопрос: ей-то зачем писать, когда можно все решить, обратившись лично?.. А как раз с этим Чурова-старшая явно не торопилась, и не случись университетской стажировки, могла еще неделю, а то и месяц молча терпеть невыносимые муки. Тогда – кто писал, зачем и почему? После недолгих раздумий в полиции решили: кто бы ни писал – не суть важно, важны факты. Где Чуров?.. нет Чурова, а его мать – вот, тут как тут, рыдает и подтверждает эти самые упрямые факты – человек пропал, вероятно, убит… И подозреваемый есть… взять!.. а вину – докажем.
И вот результат: предполагаемый злодей взят под стражу, в присвоении имущества жертвы сознался, от кровопролития пока отрекается, но когда такая мелочь мешала привлечь, судить и наказать? В кутузку его!
Пропаже владельца процветающей компьютерной фирмы его сотрудники не удивились – он время от времени, никого не предупреждая, исчезал – когда на день-другой, когда на неделю, зато появлялся либо с новыми идеями, либо с готовыми проектами, неизменно приносящими хорошие деньги. Озаботился только «первый помощник», как хозяин именовал своего заместителя. С его слов, Адам Григорьевич в последние дни был одновременно суров и будто взвинчен, а на прощание огорошил:
– Когда меня не станет, Дмитрич, ты тут сильно не расслабляйся, рули потверже. Отчитываться будешь маме, а она бухгалтер, считать умеет…
Июнь 2020 Адам и Ева
Ева: (задумчиво-печально) – Тебе, наверно, придется умереть.
Адам: (после паузы, со вздохом) – Наверно, придется.
Ева: – Не страшно?
Адам: – Страшно, а как же. Но придется… хотя примитивно умирать не хочется. Противно, неопрятно, и труп…
Ева: – А что ты предлагаешь?
Адам: – Да, в общем, то же самое… то есть я перестану существовать, но как бы не совсем.
Ева: – Как это – не совсем? Объясни.
Адам: – Пожалуйста. Меня не станет, и произойдет это таким образом, чтобы ни у кого не возникло сомнений: хотя тела покойника нет, но факт насильственной смерти очевиден. И хотелось бы нечто неординарное, к примеру, натуральное убийство, замаскированное под самоубийство, в конечном итоге недоказуемое… загадка, так сказать, без решения.
Ева: (возбужденно) – Но это же практически невозможно!
Адам: (подчеркнуто спокойно) – Еще как возможно. Только придется обзавестись сообщником.
Ева: (по-прежнему взволнованно) – Нет, ни за что! Об этом никто, понимаешь, никто не должен знать! Если кто-то будет помогать, то его или ее придется посвятить в суть дела, и, следовательно, полагаться на порядочность, верность тебе… много таких честных людей ты лично знаешь, тем более верных?
Адам: – Целиком и полностью согласен. Но в том-то и дело: нужен человек изначально нечестный, а такой у меня есть. И использовать его надо втемную.
Ева: – Уж не своего ли драгоценного родственничка ты имеешь в виду?
Адам: (с усмешкой) – А кого же еще? Мне кажется, это именно тот, кто нужен. Он ни за что не упустит случая поиметь халяву и мгновенно окажется главным подозреваемым со всеми вытекающими.
Ева: – И тебе его совсем не жалко? Ни капли?
Адам: – Не-а. Ни малюсенькой капельки! Так ему и надо, козлу. Ты же помнишь, надеюсь?..
Ева: – Да, ты прав, жалеть его не стоит. Помню, все помню.
Забыть такое было трудно при всем желании. Кривая ухмылка на пьяной роже, оскаленный щербатый рот…
– А может, ты у нас голубенький, а, братишка? Жопка у тебя вон какая гладенькая… ну, так и быть, давай, вопру разок… наступлю на горло собственной песне… чего не сделаешь для родного человечка!
– Да пошел ты, – не желая слишком обострять ситуацию, Адам встал из-за стола, – Проспись, дядя!
– А я и по-трезвому могу, не сумневайся… думаешь, все кругом слепые?
– Ты о чем?
– Уточняю: сестрица мне давно говорит, типа ты к ней в койку и не заглядывал, дочку сделал кое-как, и – прости-прощай, красотка… И по прочим бабам что-то не лазишь… Она вон трахается с кем попало, а тебе до фени…
– Ну и что? Это мое дело – до фени, не до фени…
– А то, братуха, то самое… Если мужик своим хозяйством по назначению не пользуется, стал-быть, он и не мужик вовсе… сечешь? Или ты и в самом деле по детишкам, с-сука?!
Теперь и шурин поднялся, приблизил лицо, неприятно дыша горячим водочным духом.
– Ты не сцы, я, в натуре, не обижу… вазелинчик имеется, резиночка… а хочешь крем, питательный, ха-ха… становись раком… как говорится, раз – не пидарас, два – не система, а третьего сам попросишь!
Побледневший Адам сжал кулаки и готовился врезать по ненавистной морде, отчетливо сознавая: шансов в драке у него никаких.
– Все, этим больше не наливать! – спасла ситуацию поднесшая свежую закуску свояченица, – Варька, иди сюда, еще по чуть-чуть, и нам пора.
Раскрасневшаяся от водки Варвара не возражала, все вернулись за стол, выпили мировую, еще по одной за здравие присутствующих, следом на посошок, стременную… Инцидент как будто забылся, но женкин брат при встречах время от времени подмигивал, намекая на некую одному ему известную тайну. Адам сохранял внешнее равнодушие, ничем не выказывая отвращения. Ничего-ничего, будет и на нашей улице праздник…
июль 2020 Ева и Адам
Ева: – (решительно) – По-моему, час настал.
Адам: – Согласен.
Ева: – Все еще боишься?
Адам: – Честно говоря, боюсь. Но, раз все готово, пора.