Торговец миром

Мы оба искали тепла живого прикосновения, этого иллюзорного ощущения жизни, которое может подарить физический контакт.

Спустя некоторое время мы сидели на кухне, уже одетые, с чашками горячего кофе в руках. Пар, поднимающийся из наших кружек, был приятным контрастом с ледяной атмосферой за окнами. Виктория задумчиво смотрела на свою кружку, словно её размышления крутились вокруг вопроса, который она не решалась озвучить.

Её лицо казалось задумчивым, и я видел, что её что-то беспокоит. Она редко делилась своим прошлым, но сегодня, похоже, была готова.

– Ты когда-нибудь чувствовал, что застрял? – вдруг спросила она, её голос прозвучал тихо, почти неуверенно.

Я поднял голову от кружки.

– Ты о чём? – осторожно спросил я.

– Как будто жизнь идёт, но не вперёд, а по кругу. Всё повторяется снова и снова, и ты не знаешь, как это изменить, – она подняла глаза, и в них отразилась тень той боли, которую она так тщательно скрывала.

– Было пару раз, – честно ответил я. – Но это всегда временно. А у тебя?

Виктория сделала глубокий вдох и тихо рассмеялась – коротко, горько.

– У меня это было почти всю жизнь, – сказала она. – Особенно здесь, в Горнинске.

Она немного помолчала, будто собиралась с мыслями.

– Я всегда была той, кто делает всё правильно. Дома, в школе, на работе. Мои родители воспитали меня так, что любой успех нужно заслужить. Они много работали, старались дать мне и сестре лучшее, но это не оставляло времени на что-то большее, чем просто обязанности.

Я молчал, слушая её. Её голос становился мягче, словно она говорила не мне, а самой себе.

– Отец был инженером, мать – бухгалтером. Всё у нас было расписано: завтрак в семь утра, уроки, помощь по дому. Не было места ни для спонтанности, ни для разговоров по душам. Я их не виню, они делали, что могли. Но… – она задумалась, проводя пальцами по краю кружки. – Это сделало меня тем, кем я стала. Слишком серьёзной. Закрытой.

Я чуть приподнял бровь, но ничего не сказал. Она продолжила:

– В школе я была отличницей. Учителя меня любили, а вот одноклассники… не очень. Они думали, что я высокомерная, что считаю себя лучше других. Но это не так. Просто я всегда боялась сделать ошибку. Боялась, что меня осудят. И поэтому я никогда никого не подпускала близко.

Она взглянула на меня, её глаза на мгновение стали влажными, но она быстро отвела взгляд, сделав вид, что смотрит в окно.

– После школы я поступила в местный университет. Уехать не получилось. Родители рассчитывали на мою помощь. А потом началась работа. В Горнинске вариантов немного, поэтому я устроилась в коммерческий отдел. И знаешь что? – она горько усмехнулась. – Я думала, что теперь всё изменится, что это будет начало новой жизни. Но оказалось, что всё по-прежнему.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал мягко.

– Горнинск – это клетка, Иван. Люди здесь живут, будто завтра ничего не изменится. Они боятся выделяться, боятся мечтать. На работе – зависть, интриги, сплетни. Один раз мой руководитель подставил меня в отчёте, чтобы прикрыть свою ошибку. Тогда я поняла, что нельзя никому доверять.

Она сделала ещё один глубокий вдох, стараясь успокоиться.

– Ты знаешь, что я сделала тогда? – спросила она, но не дождалась ответа. – Я продолжила работать, как будто ничего не случилось. Я снова всё сделала правильно. Но внутри… внутри я была раздавлена.

– Это многое объясняет, – сказал я тихо, глядя на неё.

Она посмотрела на меня с лёгкой улыбкой.

– Да, наверное. Я привыкла контролировать всё. Свою жизнь, свою работу, свои эмоции. Это легче, чем снова доверять, снова рисковать. Но знаешь, что в этом самое ужасное?

– Что? – осторожно спросил я.

– Это одиночество, – сказала она, и её голос дрогнул. – Даже когда вокруг много людей, ты всё равно чувствуешь себя одной. Потому что не можешь довериться никому. Потому что боишься, что тебя снова предадут.

Я потянулся через стол и взял её за руку. Её пальцы были холодными, но она не убрала их.

– Ты многое пережила, – сказал я. – Но теперь ты не одна. И тебе больше не нужно всё держать в себе.

Её глаза встретились с моими, и я увидел в них искру надежды.

– Спасибо, Иван, – сказала она. Её голос звучал чуть теплее. – Спасибо, что слушаешь.

Мы замолчали, но в этой тишине было больше слов, чем в любом разговоре. Виктория впервые открылась мне, и я понял, что это начало чего-то большего. Она больше не была той холодной, отстранённой женщиной, которую я встретил в офисе. Она была настоящей, живой. И это было самым важным.

Через какое-то время Виктория подняла глаза и спросила:

– Что будем делать дальше?

Её голос был тихим, но в нём чувствовалась решимость. Мы оба понимали, что не можем вечно прятаться в этом доме, где стены могут сдержать холод, но не страх.

Я сделал глоток кофе и поставил кружку на стол. Жидкость плеснула и оставила тёмную полосу на поверхности. Этот момент на мгновение вернул нас в прежнюю реальность, напомнив, как раньше повседневные мелочи имели значение.

– Нам нужно выяснить, что случилось, – медленно проговорил я, обдумывая каждое слово. – Это ненормально. Мы не можем всё время оставаться здесь взаперти.

Мы понимали, что предстоящее было опасным, но необходимость двигаться дальше, искать ответы и, возможно, других выживших, пересиливала наш страх.

– Значит, мы пойдём в город? – переспросила Виктория, её голос дрожал, но она не отвела глаз.

– Да, думаю, нам нужно рискнуть. Попробуем найти край этого апокалипсиса, – решительно ответил я.

Мы начали собираться. Я достал свои зимние ботинки, натянул толстое пальто и завязал кашемировый шарф вокруг шеи. Виктория надела шапку, плотные варежки и шарф. Мы оба понимали, что это не прогулка, а путешествие в неизвестность, возможно, в ещё большую опасность.

Когда мы вышли наружу, морозный воздух моментально обжег наши лица, и снежные кристаллы, сверкавшие в первых лучах утреннего солнца, напоминали о хрупкости окружающего мира. Каждый наш шаг сопровождался громким хрустом снега, который зловеще эхом разносился по пустынным улицам.

Город казался ещё более мрачным в этом утреннем свете, словно природа, окутанная снегом и льдом, насмехалась над нашей храбростью. Пустые окна домов смотрели на нас безжизненными глазами, а уличные фонари замерли, как безмолвные стражи времени, которое теперь казалось остановленным.

Мы шли всё дальше и дальше, надеясь найти хоть кого-то, но вокруг была лишь ледяная пустота, поглотившая жизнь.

Глава 3

За одни сутки в город пришла зима.

Ошеломлённые тишиной, окутавшей ледяной город, мы с Викторией осторожно пробирались через сверкающие, припорошенные снегом улицы.

Окна, украшенные узорами инея, безмолвно следили за нами, пока замороженные и искажённые фигуры неподвижно стояли на тротуарах. Казалось, мир застыл во времени – тьма и вечный зимний холод охватили всё вокруг.

Немногие здания, в которые мы осмелились войти, были лишь пустыми оболочками. Проходя через зловещие, заброшенные помещения, мы ощущали тяжесть одиночества, давящую на нас.

Мы не могли позволить страху поглотить нашу надежду и стремление к человеческому контакту.