Поэтому осторожно подходили к каждой фигуре, напоминающей человека, но всякий раз нас встречала лишь неподвижность и мёртвый замороженный взгляд. Мы пересекли крышу торгового центра, с которой открывался панорамный вид на город, простирающийся на многие мили, где каждую улицу и здание погребали слои снега, льда и печали.
На этом городском леднике мы пытались связаться с внешним миром через единственную вышку сотовой связи, стоящую на крыше.
Вой ветра превратился в далёкую и зловещую симфонию, насмехаясь над нашими жалкими попытками.
Виктория положила свою руку в перчатке на телефон, пытаясь восстановить связь с остатками цивилизации. Её глаза скользили по светящемуся экрану, но тот лишь отражал наше отчаяние, возвращая бесчисленные сообщения «Сбой сети». Мы стояли вместе, беспомощные и одинокие, как последние крупицы надежды растворялись в надвигающейся зимней тьме.
Но тут, я заметил место в двух кварталах отсюда, светящееся неоновыми огнями. Там явно кто-то был – из открытой двери клубился пар.
Я указал на это место Виктории.
– Смотри, там, скорее всего, люди, – возбуждённо воскликнул я.
Я показал на светящееся неоновое табло вдалеке, единственный источник света в бесконечной полосе темноты.
Мерцающий свет манил нас, как убежище в этой ледяной пустоши. Моё сердце бешено колотилось, замирая от надежды. Но, несмотря на волнение, я был настороже. Если там были выжившие, они могли оказаться жестокими и опасными, готовыми на всё, чтобы защитить себя.
Через некоторое время мы осторожно пробирались по ледяным улицам, нарушая гнетущую тишину лишь скрипом наших шагов.
Мы подошли к двери, ведущей в неоново-освещённый бар, который стал для нас маяком среди морозной пустоты. Я взглянул на Викторию – в её глазах мелькала искра надежды, но также и значительная доля тревоги.
Робко мы толкнули дверь и вошли внутрь. Тёплый влажный воздух обволок нас, словно долго сдерживаемое дыхание.
Бар был тёплым и слабо освещённым, тусклое свечение старых неоновых вывесок отражалось от полированных деревянных поверхностей.
Постепенно мои глаза привыкли к темноте, и я заметил явные признаки того, что заведение работает как обычно.
Из приоткрытой двери в служебное помещение доносился голос человека, говорящего с кем-то.
По его тону было ясно, что мужчина о чём-то договаривался или отчитывался.
Я наклонился, чтобы уловить его слова, и до меня донеслось:
– …и буксир? Они получили свои номера? – спросил мужчина, его голос был хриплым и грубым.
Пауза, затем я почти услышал, как он прочищает горло перед ответом.
– Подтверждаю. Двенадцать сотрудников, как договорились.
Седовласый старик с обвисшим лицом вышел из служебной двери. Увидев нас, он широко улыбнулся:
– Мои первые посетители. Добро пожаловать в «Лавку Бенесфера!». Бенесфер – это я, торговец миром. Так что, молодые люди, хотите что-нибудь купить или продать? – спросил он.
Голос мужчины был глубоким и раскатистым, в нём чувствовалась непроизнесённая мудрость и сложная история.
«Лавка Бенесфера» была не похожа на любой другой магазин в этом мире.
Единственными источниками света были несколько мерцающих свечей, отбрасывающих на стены огромные тени и оставляющих на полу янтарные пятна. Тени безумно танцевали на стенах, словно отчаянно пытаясь вырваться из древней земной тюрьмы.
– Итак, – сказал Бенесфер, – я к вашим услугам.
В нём ощущалась некоторая загадочность, что одновременно вызывало у нас интерес и настороженность. Его улыбка была тёплой, но в ней таилось что-то расчётливое, а его проницательные глаза казались всепроникающими.
Виктория, едва слышно, спросила:
– Что вы здесь делаете?
Бенесфер снова широко улыбнулся.
– Я предлагаю надежду, моя дорогая. И, возможно, выход, – ответил он, его глаза блестели в тусклом свете свечей.
Я обменялся с Викторией озадаченным взглядом. Этот странный торговец, казалось, намекал на нечто большее, чем простая торговля.
– И в чем заключается эта надежда, Бенесфер? – осторожно спросил я, чувствуя, как моё любопытство растёт. Если этот человек действительно мог нам помочь, я был готов слушать.
Его спокойное поведение не дрогнуло, когда он ответил:
– Я торгую душами. В этом замороженном мире, где живые стали узниками холода, моя лавка предлагает шанс вырваться и вернуться к нормальной жизни.
Озноб пробежал по моему телу, от этих слов. Доверять ему было непросто, но наше отчаянное положение эхом отзывалось в этой тихой комнате.
– Как и зачем? – срывающимся голосом спросил я, нарушая тишину.
Его глаза сузились, задумчиво разглядывая нас, прежде чем он заговорил.
– Души – это всё, что остаётся от нас, когда мы умираем. Я обмениваю их на способность двигаться, дышать и снова жить. Я – Бенесфер, миротворец, и я стою в сердце этого замороженного города, предлагая вам то, что вы так отчаянно ищете.
Откровение Бенесфера поразило нас с Викторией.
– Я расскажу вам больше, но только если вы мне доверитесь. Подойдите ближе.
Бенесфер жестом указал на пустой стол, укрытый в тенях комнаты, и, обменявшись взглядом, мы осторожно подошли.
Деревянный пол заскрипел под нашими ногами, и тёплый янтарный свет свечей создал атмосферу интимной беседы.
– Садитесь, – скомандовал он.
Мы с Викторией подчинились и пристально смотрели на него, ожидая разъяснений.
– Вы, должно быть, заметили необычные обстоятельства вашего положения, – начал Бенесфер, его глаза, отягощённые невыраженной мудростью. – Замороженный город снаружи – это панорама тишины и неподвижности. Мир, законсервированный во времени, словно пойманный в моменте зимней сказки.
Его голос едва ли был громче шёпота, но он звучал глубоко и торжественно, словно объявлял мрачную истину.
Между мной и Викторией проскользнула искра беспокойства. Я наклонился вперёд, чувствуя, как жёсткая ткань кресла царапала мою кожу.
– Что вы имеете в виду под выражением "законсервирован во времени"? – спросил я, внезапно чувствуя пересохшее горло и ощущая, как сердце неровно стучит в груди. – Как это случилось и почему?
Мой вопрос повис в воздухе на мгновение, словно боясь нарушить хрупкую тишину нашего вновь обретённого убежища.