Вечер взаперти

И тут же громко сам себе ответил:

– Может!

И стукнул кулаком по прилавку с укропом.

Продавщица вскрикнула.

Скучавший мимо полицейский услышал и подошел.

– Что случилось?

– Ничего, – улыбнулся Фомин.

Продавщица укропа осторожно пожала плечами.

– Ваши документы, – попросил полицейский Фомина.

Фомин поставил пакеты с покупками на асфальт, пошарил в карманах. Ничего, кроме мелочи, там не было. Полицейский смотрел на Фомина, подозревая в нем потенциального рецидивиста.

– А ну дыхните-ка, – попросил он.

Фомин выдохнул с облегчением.

Полицейский разочаровался в Фомине и удалился.

А Фомин поднял пакеты и решительным шагом направился в сторону ближайшей церкви.

По дороге Фомин размышлял о том, прилично ли входить в храм с пакетами общекрестьянской пищи.

«Возьму-ка я пакеты в левую, а правой буду креститься», – придумал он альтернативу, уже подходя к воротам церкви.

Во дворе Фомин увидел фигуру.

– Скажите, – обратился он к бородатому мужчине в черной рясе, – есть ли смерть?

Бородатый мужчина – на самом деле это был дьякон – пробасил:

– Тело – тлен. Душа бессмертна.

– Но все-таки, люди умирают или не умирают? – упорствовал Фомин.

– В писании сказано, что на Страшном суде Господь всех призовет: и живых, и усопших.

– Вы понимаете, я вдруг уверился, что смерти нет. И не могу себя заставить вновь поверить в ее реальность! Вот откуда во мне эта уверенность?

– Неисповедимы пути Господни, – перекрестился дьякон и поклонился куполам.

– Да вы прямо скажите! Я ведь знаю: нет смерти, пугаете только.

– Ступай с Богом, – осенил дьякон Фомина крестным знамением и скрылся за дверьми какой-то подсобки.

«И это наша церковь, – расстроился Фомин, глядя ему вслед. – Бубнит так, что ни слова не поймешь. Туману напускает. Зря только сюда перся».

Чувство убежденности в собственной правоте не покидало Фомина. Ему позарез нужно было заставить кого-то тоже поверить в ошибочность смерти.

«В конце концов, – думал Фомин, – прозрение во все времена приходило внезапно и не зависело ни от собранных предками знаний, ни от багажа противоречивых фактов, ни от материальных факторов. Ньютон открыл гравитацию, Эйнштейн увидел искривляющуюся вселенную. Сначала – прозрение, лишь потом – доказательства…»

Фомин не сомневался, что у него прозрение.

Справедливо поставив себя в ряд сразу за Ньютоном и Эйнштейном, он чеканным шагом направился в ближайшую больницу.

Была суббота, поэтому больница работала в щадящем режиме: практически без врачей.

– Что у вас? – подняла глаза дежурная в регистратуре.

Вид заспанный, голос томный, взгляд недоенной коровы. Типичная скучала-зевала, отсиживающая смену в выходной день.

«У нее, что ли, попробовать узнать?.. – соображал Фомин. – Да нет, тут специалист нужен. Опытный».

– Мне к врачу, – сообщил он.

– Выходной сегодня. Что у вас?

– Что – «что»?

– По острой боли?

– Ага.

– Вот я и спрашиваю: что у вас?

Фомин задумался.

– Понимаете, мне надо поговорить с доктором.

– С каким?

– Опытным.

– Мужчина, вы мне голову не морочьте. Приходите в понедельник, будут все врачи.

– Скажите, – наклонился Фомин к окошечку регистратуры, – смерти ведь нет, правда?

Женщина посмотрела сурово:

– А?

– Смерти нет? – повторил Фомин тише.