Хайям – наш современник. Восточные мотивы

Не смешно ли весь век по копейке копить
Если вечную жизнь все равно не купить?

Эпикурейцы считали, что не надо ждать, когда счастье вам кто-то даст, надо самому себя сделать счастливым, а потом постараться сделать счастливыми окружающих. И если эту идею все будут претворять в жизнь, в конечном итоге это и приведет к всеобщему счастью. Наивно, но как красиво!

Такая «инициатива» снизу мне импонировала, ведь она была ничем не хуже всяческих инициатив сверху.

Ну представьте себе: выступает наш президент в программе «Время» и объявляет: «Завтра наступит всеобщее счастье!»

Все сразу – «ура!», все поголовно – «за!»

Только сильно сомневаюсь, что оно так вот и наступит, ведь уже к утру появится множество недовольных:

«Мне-то ладно, а соседу за что?»

Вникнув в учение Эпикура, пришел к выводу, что подход древних философов к вопросу внутреннего благоденствия мне оказался намного ближе, чем призывы к коллективному счастью.

Всегда предпочитал быть оптимистом-индивидуалистом и нашел у себя очень схожие мысли:

Со мною жизнь играла в поддавки,
То поприжмет, а то опять отпустит.
Все было: и подножки и плевки,
Но только не было тоски и грусти.

Тоску развею, сам себя же рассмешу,
А грусть друзья разгонят и подружки.
Живу я просто: зачесалось – почешу,
А пить хочу – возьму попью из кружки.

Пусть кто-то мучается тем, что он умрет,
А я об этом думать не желаю
Принципиально. Ну придет так и придет.
И сам себя за это уважаю.

К чему грустить о том, что не пришло
И тосковать о чем-то безвозвратном?
Пусть наша жизнь хоть и куда ни шло…
Пусть так, пусть и куда, а все ж приятно.

Когда Хайям со своими рубаи проник в Европу, то для многих его откровения стали шоком. Вольность, если даже не в поступках а в мыслях, для многих была неприемлемой.

Среди гурий прекрасных я пьян и влюблен
И вину отдаю благодарный поклон.
От оков бытия я сегодня свободен
И блажен, словно в высший чертог приглашен.

Моя жемчужина!
Успей, пока в цене,
Себя порадовать и стать отрадой мне.
Так быстро дни пройдут, придут такие ночи,
Когда не свидеться нам даже и во сне.

Кто урод, кто красавец – не ведает страсть.
В ад согласен безумец влюбленный попасть.
Безразлично влюбленным, во что одеваться,
Что на землю стелить, что под голову класть.

Потому, его строки всегда вдохновляли и поэтов и художников.

Прошлое не отпускает. Художник Хусейн Бехзад. Тегеран

Некоторые исследователи считают, что даже Александр Сергеевич Пушкин знал стихи Хайяма. Увлекся востоком и стал более резок в своих высказываниях о духовенстве. А в его знаменитой эпиграмме четкость, резкость и построение очень сходны со стилем Хайяма:

Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.

Однако вот целомудренно-порядочных или выдающих себя за таковых, его стихи будоражили и раздражали:

«Он вольнодумец, разрушитель веры; он безбожник и материалист; он насмешник над мистицизмом и пантеист; он правоверующий мусульманин, точный философ, острый наблюдатель, ученый; он – гуляка, развратник, ханжа и лицемер»

Так писал о поэте русский ориенталист профессор В. А. Жуковский в статье«Омар Хайям и странствующие четверостишия», изданной в 1897 году.

С последними определениями профессор немного погорячился. Омар Хайям почти не пил вина и в развратных действиях замечен не был.

Что же касается ханжи и лицемера – это уж явный перебор. Хайям гнал свою жизнь во весь опор, говорил всегда то, что думал, и не боялся наживать себе врагов.

Само творчество Хайяма свидетельствует, что он никогда не жалел о содеянном, воспринимая все невзгоды стойко и с философским юмором:

«Ловушки, ямы на моем пути —

их Бог расставил и велел идти…»

И эта позиция Хайяма мне оказалась близка – уже не раз задумывался что:

По гладкой дороге жизнь мчится быстрее,
Мелькают столбы легко прожитых лет.
Ухабы же делают жизнь подлиннее —
На этом пути все же больше побед.

Пред этой дорогой и этой судьбою,
Что жизнь подарила без всяких прикрас,
Склоняюсь за то, что не ведал покоя
И нос разбивал и коленки не раз.

Иначе бы не был таким никогда я,
Иначе не сделал того, что я смог.
И я философски свой нос вытираю,
А в принципе ведь и поплакаться мог.