Скорлупа. Мои вступления и выступления

Наш партийный секретарь, женщина лет тридцати пяти, стала обхаживать меня, открыто намекая на тот самый дверной принцип.

В те времена все это было отработанной системой, к которой все привыкли и мы даже представить не могли, чем ее можно заменить. К тому же все знали анекдот:

В тюремной камере знакомятся:

– Колян – 5 лет за изнасилование.
– Вован – 8 лет за убийство.

– Петро – 15 лет за язык. – Как так!?
– Да я сантехник, вызвали в горком отопление исправить –

я на чердак, воздух спустил – не фурычит,

в подвал, воду слил – не фурычит,

вот и ляпнул во всеуслышание – Да тут у вас всю систему надо менять! припаяли призыв к свержению власти…

Так что о каких-то переделках и перестройках мы не думали. Да и какие могут быть в молодые годы раздумья о последствиях: нам пофигу всем были тети, дяди – у нас рубахи были все в губной помаде. Короче, наша «дама-секретарь», по совместительству любовница моего приятеля меня уговорила.

Правда одна закавыка все же была – инженерная должность. Пробыв около года в кандидатах – обычный испытательный срок – и нарушив за это время трудовую дисциплину всего лишь раз, я был готов влиться в «ум честь и совесть» эпохи. Так сказать взвалить на себя груз ответственности за судьбу мирового коммунистического движения.

Если бы мы не знали что это все туфта, то от такой ответственности можно было запросто спиться.

Перед заседанием бюро наш секретарь попросила меня еще и чуть солгать. Мелочь, всего-то и надо было сказать, что я представитель рабочего класса.

Отступать уже было некуда, и потом даме, пусть даже секретарю, я отказать не мог. Как у нас в народе говорят: пообещал – должен жениться.

Так что мне пришлось выбирать между порядочностью и нечестностью. Я сделал над собой небольшое усилие и солгал. Члены бюро горкома, не делая никаких усилий, сделали вид, что поверили. Они с серьезными лицами поздравили меня и вручили партийный билет.

Пропуск в светлое будущее

Здесь, как ни странно, вступительного взноса не было. Билет представлял собой небольшую красную книжечку, основная часть которой состояла из страниц для отметок об уплате членских взносов с перспективой лет на тридцать.

Меня хватило почти на десять.

Поначалу, мне не было жалко тех двух-трех рублей, что я выплачивал ежемесячно, их я засчитывал как возврат долга за бесплатное образование. А вот работяг мне было жаль, им кроме финансовых потерь, высокое звание коммуниста ничего не давало. Все они при уплате взносов искренне переживали, переводя в уме уплывшие в партийную кассу деньги на стаканы водки и литры пива.

А в моей жизни это членство сыграло значимую роль, и я не собираюсь замалчивать, врать и изворачиваться.

Армия бесполезных

Буквально через пару месяцев, на исходе призывного возраста государство испросило с меня еще один должок за все хорошее, что в меня вложили.

После института тогда надо было отслужить два года. Но год на год не приходился и многие выпускники Вузов от этой обязанности втихаря уходили. Надо было очень тихо просидеть до 30 лет и все – на тебе ставят крест. Я не дотянул буквально полгода.

В призывной комиссии на мой намек, что можно было бы найти кого-нибудь и моложе, намекнули, что служба – это почетная обязанность каждого члена общества, тем более коммуниста.

Улыбающийся майорчик спросил:

– Возражения есть?

Возражений не было. Не приучены мы были возражать. Однако, чуть смягчившись, мне сообщили: единственное, что они могут сделать для молодого коммуниста, дать выбрать самому, по какой специальности я буду исполнять свою почетную обязанность.

Моя военная специальность – командир взвода артиллерии, гражданская – инженер-строитель.

Как мне и предсказывал секретарь партийной организации поблажки у меня действительно стали появляться.

Я быстро прикинул что лучше и выбрал последнюю. Ведь пушки, зимой, когда не стреляют холоднющие – жуть!.. А когда стреляют, – такие сволочи горячие!.. А в бытовках строителей хоть и пованивает…, но температура сносная.

Сборный пункт оказался рядом с Москвой. Здесь нас одели, обули и покормили. А потом погоняли строевым шагом. Обучали отдавать правильно честь, в смысле прикладывать руку к козырьку.

На сборах были две группы – техническая (прорабы и механики) и политическая (политработники). Принцип разделения был прост – в первой беспартийные а во второй члены. Имея на руках удостоверение идейно подкованного (партбилет с двумя отметками уплаты взносов), я по случайности оказался в первой группе, чем озадачил начальника курсов. Но на его предложение сменить профориентацию отказался.

Главным стимулом поддержания порядка избалованных гражданской жизнью призывников, было обещание за хорошую учебу и дисциплину отправить служить по месту жительства.

Я намеревался служить рядом с Питером и старался быть осторожным. За два месяца сходил в самоволку всего пару раз – до магазина и обратно. А чтобы закрепить положительное резюме, проявил инициативу, выпустив стенгазету, которая составила конкуренцию газете политработников.

Особенно начальнику курсов понравился призыв:

Достойно чтоб Родину нам защищать
Зачеты сдадим на четыре и пять!

Вот тут я, похоже, с этим выступлением переборщил, и не только в смысле армейского кича.

Перед окончательным распределением, индивидуально со мной провели конфиденциальную беседу. Двое в штатском поспрашивали о жизни и моих планах, после чего предложили остаться служить в Москве в системе КГБ.

Хотя я твердо отказался от предложения, в последний момент мое место службы поменяли. Этим смешали все планы не только мне, но и одному из воронежских призывников, вместо которого я остался в Москве. Мы тут же написали рапорта с просьбой вернуть все назад, но…

Мой объект, оказался засекреченным, хотя и значился профилакторием. С меня взяли подписку на двадцать лет о неразглашении.

Рисовал не я

Объект действительно оказался похожим на профилакторий, километрах в -надцати от Москвы, в стороне от трассы. Большую часть здания занимали небольшие двуспальные номера с отдельным санузлом и душевой кабиной. Кроме них были еще тир, фотолаборатория, химическая лаборатория и спортзал. На тему профиля объекта говорить было не принято. Только местные бабки иногда интересовались:

– И что же это вы милые строите?

– Профилакторий бабуль, профилакторий.

– Нашли же родимые где строить-то, – завздыхали они, – на самом болоте, что ни на есть.

Действительно, вся стройка утопала по колено в грязи, была середина октября, зарядили дожди.

На второй день моего пребывания на объекте, когда я только-только начал влезать в дела, появился бравый майор и начал всем линейным мозги вкручивать. Досталось и мне, хотя я не успел еще по большому счету и пальцем пошевелить.

На следующий день приехал уже подполковник и, построив нас в холле первого этажа, тоже дал жару.

– Кто?