Скорлупа. Мои вступления и выступления

вторая же была просто дурнушка.

На её фоне первая становилась ещё краше.

Но они как-то странно дополняли друг друга.

Дружба их продолжалась и когда они стали мамами,

и когда стали бабушками. Наступил момент,

когда этих двух старушек, сидящих на

скамейке в сквере, все принимали

за родных сестёр.

И уже невозможно было определить, кто из них в молодости была красавицей а кто дурнушкой.

ВОТ ТАКОЙ НАЧАЛЬНИК

Начальник вызвал одного из своих заместителей и сказал
– Я тебя увольняю!

– За что? – изумился тот, – я же никогда

вам не перечил и выполнял все ваши поручения.

– Формулировку выбери сам: либо ты дурак и не замечаешь моих ошибок, либо подлый человек и ждешь, когда я прогорю,

чтобы занять мое место.

Умный был начальник…

– Про старушек ты сносно сопли размазал, а вот про начальника загнул. Где же ты видел таких начальников? Они при советской власти должны были всего на три извилины умнее подчиненных быть. Могут заподозрить западную ориентацию.

Так что пиши лучше стишки про медсестер – это не так опасно.

– Ну и про кухарок и печников – подумал я про себя.

Дальше Натанович рассказал, что ему аж два редактора литературных изданий посоветовали вступить в какую-нибудь писательскую организацию или прямо в Союз Писателей.

Теперь вот он размышлял, куда же направить свои стопы?

Союзов писателей в Питере оказалось целых два, как он сказал один буйный, другой степенный. А еще обнаружился десяток литературных объединений, которые выросли на озвученной в свое время свободе слова.

– А я бы ни в какой союз не вступал. Всеми этими союзами, партиями, объединениями, и прочим я давно уже сыт по горло.

– Вот так? – удивился Борис Натанович, – и почему же?

И тогда я поведал ему свои впечатления от поворотов моей не слишком удавшейся жизни.

– Здорово, – сказал он, – тут можно целый рассказ написать или даже повесть. Слушай, если я когда-нибудь надумаю, можно мне это за основу сюжета взять?

– Можно, – не задумываясь, ответил я, и мы пошли ужинать.

Получив предупреждение от врачей о том, что теперь меня в любой момент могут вызвать на очередные сборы, я был выписан. Довеском шло бодрящее душу заверение, что мое сердце мне прослужит до последнего дня.

Чуть позже я пожалел, что с такой легкостью дал Натановичу такое разрешение? И чего это я? Сам, что ли, не могу свою историю людям поведать? По литературе ведь у меня всегда было пять, а запятые мне любой корректор поставит. И я написал.

Вступления

Обозревая события недавнего прошлого, я пришел к мысли, что главную роль в них сыграли мои вступления и выступления.

Это еще раз вернуло меня к уже озвученным выше мыслям: вступая на жизненную дорогу без поводыря, всегда можно куда-то вляпаться и оказаться в дураках. Потом надо доказывать обратное и отмываться.

А если еще любишь выступать…

Выступления на заре моей жизни носили неосознанный характер. Лет с четырех, родители ставили на табуретку и заставляли читать стихи. Возможно, это было что-нибудь классическое из репертуара того времени:

Я на вишенку залез
Не могу накушаться,
Деда Ленин говорил
Надо маму слушаться.

Гости и родственники смеялись и аплодировали. Уже тогда я познал, что такое успех. Ну а на сцену я попал лет в шесть – изображал там элементы русских танцев – присядку, веревочку, ковырялочку. А в 7 лет я уже показался на местном телевидении, стал дворовой знаменитостью и на меня уже показывали пальцем. Да и вообще, по всем статьям я рос мальчиком, из которых обычно вырастают достойные люди, а потом получаются хорошие старички.

Однако в жизни все быстро меняется. Вскоре на меня кивали уже по совсем иной причине. Первым в нашем дворе был зарегистрирован в детской комнате милиции, где меня поставили на учет за попытку приобрести в магазине кондитерские изделия незаконным путем.

Помнится отец через одно место четко внушил – чужого не брать и чтить моральный и уголовный кодексы. Справедливо.

А с несправедливостью этого мира я столкнулся в школе на выпускных экзаменах. Учился я средне, многое по ходу учебы упустил. Родители, пытаясь огородить меня от дурного влияния подворотен, определили меня в танцевальный кружок и в музыкальную школу. Так что основными оценками у меня были троечки. Еще и вел я себя неподобающе. Сейчас уже не помню, по каким поводам мой дневник был исписан жалобами учителей. И это притом, что я ни с кем не дрался, не курил за углом школы, не обижал девочек. Видимо, задавал не те вопросы:

Я учился плохо, не скрываю,
чувствовал – учили не тому.
Троечки с натугою сшибая,
Лишь теперь я понял почему
так зубрежку раньше уважали
ставя во главу «от сих – до сих»…

А если вы вопросы задавали,
то придурок, ну а может псих!

Предки же каждый день капали мне на мозги: ты должен непременно попасть в институт.

Допекли!

Под их напором я поднапрягся и за три месяца полностью проштудировал программу десятилетки «от сих – до сих»,

На выпускных экзаменах отвечал лучше отличников, однако мне ставили все те же тройки. Помню, это меня страшно возмущало и хотелось протестовать.