– Это расстояние от земли до неба.
Летать мы начали на втором курсе на Ан-24. Летали в сторону Архангельска, или Риги с аэродрома Ржевка. Летали по шесть часов и были очень счастливы. Вставали в шесть утра. Завтрак, автобус через весь город. С собой давали дополнительный завтрак, в который входили кусочек сыру, сквозь который можно было вести визуальную ориентировку (выражение нашего курса), пара кусков колбасы, кефир и, может быть, ещё что-то. Короче, по приезде на аэродром ничего уже не было.
Автобус был в крошках, и это никак не соответствовало почетному званию советского летчика. Поэтому инструктора нас воспитывали, и в конечном итоге даже запретили нам есть в автобусе. Быстро ели перед самым вылетом в штурманской комнате.
Один раз я решил поесть на ходу в штурманскую. На виду у пассажиров, снующих неподалеку. Инструктор был разгневан, он отобрал от меня пакетик с кефиром и так грозно потрясал им, что пакетик не выдержал и обдал инструктора кефиром с ног до головы. Кефир было жаль.
На втором курсе большие начальники решили строить забор вокруг Академии. Нам, второкурсникам, конечно, это не доставляло удовольствия, но пришлось копать яму для фундамента под осенним моросящим дождём. Сплошная глина…
Были и праздники. В субботу мы делали генеральную уборку и отправлялись в увольнение.
Серега и Валера пошли на привод – у бани, расположенной рядом с ДК авиаработников. Там продавали пиво и вечером были танцы. Попив пиво, друзья отправились дальше, как вдруг увидели люк без крышки и рядом обрывок какой-то обшивки. Кто-то сообразил: пойдем вечером, не заметим и провалимся в этот открытый люк.
Сказано – сделано. Один берет эту обшивку спереди, а другой – сзади …Грохот и пыль, некипяченые выражения. Тот, кто был сзади, вообще пропал… Обшивкой был накрыт другой открытый люк…
Я уж и не помню, чего натворил за неделю, но послали меня драить самый грязный туалет…
И так грустно мне стало, не передать. ”Знала бы она, чем я тут занимаюсь”.
Время поджимает, а кроме умных советов старшины – ничего. Даже пемоксоли нет. Но ведь я был в редколлегии, а поэтому сообразил быстро – взял белую гуашь и покрасил ею грязный унитаз. Все были довольны, даже старшина некоторое время…
13 числа 13 человек на 13-м автобусе поехали кутить в ресторан “Мир”. Кому-то что-то не понравилось, началась драка, даже битва с вызовом милиции. Наши победили. С тех пор наш курс стал называться “Эскадрон гусар летучих.” …И если ты летчик, то ты справишься и с двумя-тремя, а по субботам и воскресеньям даже – с пятью.
У нас на курсе был такой Киса. Киса мог спать где угодно и когда угодно. И еще он мог опьянеть от запаха спиртного. Поэтому его никогда не брали в кабаки. Но наш донецкий шахтер Шура решил приобщить его к “культуре” и взял его с собой. Целый день наш Киса брился и мылся и даже не прилег поспать, готовился к выходу в свет, очень волновался. Наконец выход. Только Киса познакомился с девушками, только выпил с ними рюмку, как вдруг почувствовал такую накопившуюся усталость, что тут же и уснул. Напрасно суетился Шура, а девушки чуть было не исполнили танец живота, наш Киса всё равно крепко спал. Пришлось Шуре везти Кису домой. Было воскресенье. Я уже возвращался из дома. Тут-то я и увидел такси с Шурой и Кисой. Взяли мы сонного и полупьяного Кису и потащили его к забору, который и был нами же и построен. Но не тащить же нам его через центральный вход! Дотащили мы Кису до этого забора, а он оклемался и стал даже нами руководить, умные советы давать. Подсадили мы Кису на забор, перелезли сами. И вот мы уже в нашем отеле. Шура уже рассказывает о новых приключениях с Кисой, и все хотят того Кису увидеть и прикоснуться к нему. Глянь, а Кисы-то нет. В общежитии нет, на лестнице – нет, нигде нет. Мы даже разволновались и пошли на улицу его искать, хотя здравый смысл говорил, что там его быть не может, потому что там он не может быть никогда! От забора до общаги всего-то метров 50–70.
…Кису нашли мы на заборе. Он там спал, висев на нем.
Конец второго и весь третий курс
Конец второго и весь третий курс я жил с Женей и с двумя Вовами. Вова Вавилов летал на Як-40, Ту-134, Ил-76 и в настоящий момент он главный штурман Аэрофлота. Самым спокойным и, по-видимому, самым толковым был Вова Ольчев. Большую часть времени, он проводил в койке. Он спал. Когда до сессии оставалось всего ничего, наш самый ответственный Женя будил Вову Ольчева и напоминал ему о предстоящих экзаменах и заодно обо всех “хвостах”, которые накопились. Вова говорил: “ДА!” – и, повернувшись к стенке, засыпал до вечера. Вечером, если погода и настроение позволяли, мы шли с ним по делам… Женя Барбашов и Вова Вавилов учились очень хорошо и были неразлучны во всем. Женя познакомился с сестрой Вовы и влюбился в неё. Мы были очень рады. В тот момент сестра Вовы училась в классе 10-м или девятом и вдруг перестала встречаться с Женькой. Ей надо было экзамены сдавать, а не с Женей встречаться. Мы очень переживали. Женя тоже. Но потом она поняла, что Женя все же несравненно лучше, чем все её экзамены, вместе взятые, и даже вышла за Женю. Но это будет потом, а пока мы сдавали сессии и летали на Ил-18.
А летом мы Вовой Вавиловым отправились на Тотлебен.
Тотлебен – это форт, защищающий Кронштадт, который защищал Петербург – Ленинград от незваных гостей. Тотлебен, или форт Первомайский, был заложен в конце 19 и начале 20 века уже был построен.
Он расположен западнее Сестрорецка и виден отчётливо невооружённым глазом почти в любую погоду. Моя бабушка снимала дачу в Сестрорецке и брала меня с собой. Я лежал на берегу Финского залива, и меня посещали мысли побывать там. Добраться до острова можно было на лодке. Но плыть туда было нельзя, потому что остров находился уже вне зоны лодочной поездки. Но самое ужасное было то, что эту лодку без паспорта не давали. А паспорт давали по достижении 16-летнего возраста. Я прыгнул в 15 лет с парашютом, а лодку не давали!
Я уже учился на втором курсе, у меня уже был паспорт и мне было 18, а я так и не побывал на форте Первомайский.
Ко мне приехал Вова Вавилов, который увидел форт, и, естественно, тоже захотел побывать там.
Ерунда, всего километра два. Нас двое. Было пасмурно, тихо и вообще- то нам было начихать на границу, которую пересекать не рекомендовалось. Потому что мы были молодыми и самоуверенными.
До форта оказалось не два километра, а почти три мили. Недавно, от отца я узнал, что на яликах ходили милю. Мой папа, кстати, капитан второго ранга.
Мы попали под дождь, руки – сначала в волдырях мозолей, а потом – в крови.
Грести, оказалось, по одному лучше. Один направление указывает.
Пришли мы в форт очень усталые, но до цели дошли. Я там кирпич один подобрал. Крепкий оказался, не то что те, на даче.
А сейчас Вова главный штурман Аэрофлота. С курса на лётной должности осталось уже меньше 10 человек.
ЛЁТНАЯ ПРАКТИКА
Была у нас и летняя практика. Все уезжали в разные уголки СССР. Среди всех уголков я облюбовал Псков. 45 минут лету до Питера! Там я летал на Ан-24. За короткий промежуток времени я успел повидать все прелести лётной профессии.
Во-первых, я ходил на вылеты в белой рубашке и получал массу удовольствия от всех полётов.
Во-вторых, мне безумно нравились эти молодые, неотягощенные проблемами парни.
В-третьих, мы летали и на Север, в Мурманск и на юг, в Симферополь, а по дороге с нами случались всякие милые приключения. Конечно, я старался, но больше походил на наблюдателя.
И последнее, я узнал об уровне заработной платы, которая меня обрадовала. Она была в 30–40 раз больше нашей стипендии!
Инструктором на Ан-24 в Академии был кандидат наук Пузаков В. Н. Даже если бы он и не разбился, я думаю, что плохо бы о нём никто не сказал.
– Ну, что, теоетики (он слегка картавил), давайте поиграем линеечкой (навигационная логарифмическая линейка – очень удобная штука для расчетов, чесания позвоночника и других не менее полезных вещей).
Из какой-то очень умной книги он приспособил формулу для очень точного расчёта угла выхода в заданную точку схемы захода на посадку. Это вытекало из теоремы Регио Монтана и ласкало всем нам слух. Другое дело, что в реальной обстановке времени для столь скрупулёзного расчета просто не было.
И вот прилетели мы со вторым пилотом Валерой в Ленинград, чтобы на следующий день лететь в Кировск, едем в метро. Я и спрашиваю будущего Командира Ту-154, мол, как он так быстро сообразил нужный курс взять и какова роль теоремы Регио Монтана в его решении…
Тот, кто уцелел на медкомиссиях, сдачах экзаменов по разным умным наукам и продержался до третьего курса, справедливо мог надеяться, что теперь уже точно не выгонят. Я тоже принадлежал к тем счастливчикам, которые уже догадывались, что такие люди “на дорогах не валяются”. Кроме того, оставалось учиться всего полтора года – и появится газета “Принимай, страна, подарок”. Уровень моего литературного образования был невысок, потому что много сил отдавалось разным умным наукам, строительству и шефской работе. Меня поставили в наряд по роте “Эскадрон гусар летучих“ напротив кабинета начальника оргстроевого отдела. В крайнем случае, книгу можно было прижать задницей к стене или положить на тумбочку рядом с телефоном. Начальнику оргстроевого отдела ведь в голову не придёт, что я занимаюсь зарубежной литературой.
Сессия была ещё не скоро, и я старался читать. В тот раз я читал “Джейн Эйр” Шарлотты Бронте. Острое зрение на левый глаз (на правый просто хорошее) и достаточная реакция позволяли мне заметить и среагировать на начальника оргстроевого отдела вовремя. Однако начальник оргстроевого отдела появился внезапно с той стороны коридора, где находился туалет, и я не мог ни прижать задницей книгу к стенке, ни положить её на тумбочку.
Начальник оргстроевого отдела, увидев, что кроме наблюдения за вверенной территорией я ещё и читаю, участливо спросил, мол, что я читаю. Я искренне и чётко ответил. “Джейн Эйр”. Шарлотта Бронте.
– Это что за лошадиная фамилия такая? – спросил он.
Четвертый, последний курс с преддипломной практикой и окончанием Академии ГА
Когда появился призыв выполнять пятилетку в четыре года, я думаю, что Академия живо откликнулась, и нас стали выпускать в четыре года.
Лежит Джон и спит. А ему посылка с гусем приходит, и в живот этому гусю напихали печёных яблок. Собрался голодный коллектив, и всем кушать хочется, а Джон продолжает спать и про коллектив во сне и не думает. Разбудили Джона и показали посылку.
А Джон того гуся с яблоками увидел и говорит: “Не слабо гусь проглотил яблоки, даже не жуя“.
Преддипломную практику мы с Женей договорились проходить вместе. Женя был москвичом. Мест для таких, как мы, ни в
Ленинграде, ни в Москве не было. Было решено, да и стране мы требовались в Тюмени. В Тюмени была вся техника, и нас это очень устраивало. Но в последний момент Жене разрешили проходить практику в Быково на Ан-26, и мы человек шесть поехали в Тюмень. Тюмень – столица деревень.
По приезде туда я был приглашён в управление ГА и между мной и главным штурманом состоялся разговор.
– Ан-2, посадки на лед?
– Мне бы Ан-24 или Ан-26.