Последний из Первых Миров – На Границе Эпох

– И чем все кончилось? – решил убедиться я.

– В Пяти Ястребах Ромиллий, от лица Волшеквии, бросил вызов своему старому другу, Аквину, и убил его. А в Мертвом Марше, когда Амелия и Ромиллий умерли, Аквин вернулся на место своей смерти, и впал в бешенство, и при поддержке Вестника Революции призвал себе на помощь мертвецов из своей армии, и с ними бросился на столицу Волшеквии. – почти «взахлеб» рассказывал Френтос.

Я удивился еще больше. Даже не тому, что Френтос вообще это читал, а уже, скорее, тому, что он еще так все запомнил.

– К слову, того ребенка Аквина звали Амиром. Это мой отец. Думаю, вы и о нем знаете. – добавила Кайла, как бы не удивленная знаниями Френтоса.

– Драконоборец?

– Он самый.

– Так он ведь убивал дракона с Рыцарем Коримом. Какой он тогда Драконоборец? – снова появился Френтос.

– Он не октолим. А вот, к примеру, Кирк Драконоборец, говорят, восставал из пепла. Значит, он был октолимом.

– Кирк, да? – невольно взглянул я на Таргота.

Но Таргот не реагировал уже ни на что. Он уже спал. Уснул тихо и незаметно, как всегда. Именно человек по имени Кирк, случайно попавшийся Тарготу на праздновании его семнадцатилетия, и подарил ему то ожерелье, которой он теперь всегда носит. То ожерелье, которое даже я просил Таргота не носить при нас, пусть и он нас явно не слушает. Оно выглядит, как меч на цепочке, маленький, но не нравилось оно нам по ясным причинам – у Графа Думы было такое же ожерелье. Собственно, у частенько посещавшего нас Дядьки Мерсера, тоже.

– А какую последнюю книгу прочел ты, Соккон? – вдруг спросила меня Кайла.

– Хммм…"Создания Хемирнира". – с трудом, и неохотно, вспомнил я.

– Ого…Дочитал до конца?

– К сожалению, да. – вздохнул я.

– Я дочитала до…В общем, там и вправду все заканчивается так плохо?

– Нет настолько плохого слова, чтобы это описать. Думаю, даже Френтос такого не знает.

– Вечно вы во мне сомневаетесь. – ухмыльнулся он.

– Я дочитала до сцены с будущим Вали, если бы ее победила Хнаки.

– Откуда люди берут такие имена… – снова влез Френтос.

– Это были не люди, а Хемиры, созданные, одна, с помощью Ритуала, другая, с помощью окто Хемирнира.

– Я дальше все равно читать не буду…

– Вот и правильно. – перебил Кайлу я. – Если бы книга закончилась на той сцене, у меня бы не было потом недели депрессии. Так что, дальше не читай. В реальности, говорят, на этом все и вправду закончилось, а остальное уже было описано по просьбе Золина, чтобы скрыть его дела.

– И что он сделал?

– Пришел, увидел, всех убил. У автора очень хорошо получилось передать чувства Вали, когда она захлебывалась в крови, лежа в том лесу, в лагере Золина, где она рассчитывала найти помощь. Его воины решили, что она из числа Хемир Хемирнира, и просто вздернули ее, потом порубив на части, чтобы из нее «ничего на них не напало».

Кайла вдруг испуганно дернула головой. Чего и следовало ожидать, она была в шоке.

– Вот представь себе мою реакцию, когда я это прочел. И хорошо еще, что я знаю теперь эту историю, какой она была на самом деле. Книги – зло, как бы сказал Френтос.

– О да. – поддакнул он.

– Вздернули? Да уж… То, что делали эти Хемиры с Вали, меня уже не так пугает… – покрутила головой Кайла.

– Отличная сказка на ночь.

– Только если для того, чтобы потом кошмары снились.

– Я тебя успокою, если скажу, что у Вали и Хнаки были дети, они жили в любви и согласии, вдалеке от Золина, тех Хемир, и им подобным?

– Ну…Что такое сотворил Золин, что просил потом дописать, что он и его воины всех убили?

– Это было сделано для того, чтобы автор не писал ничего о его приключениях в Лаборатории Хемирнира. Он там в чем?то облажался так, что весь мир его пожалел, попытавшись замять это. Автору же просто захотелось подавить на чувства.

– О да, подавил. Раздавил просто тем, что вообще взялся об этом писать. Я вот думаю – если это все и вправду происходило наяву, как же хорошо живем мы? Серьезно, это же просто ужас!

– Это еще нужно уметь описать. В "Созданиях" от каждой строчки тянуло извращением и кровавым месивом.

– Бе…Не будем больше об этом… – омерзленно задрожала Кайла.

Мне стало даже интересно, не был ли Хемирнир одним из тех самых Археев, то есть первых существ мира? Он оставил очень значимый след в истории, ведь как сделать из человека Хемира придумал именно он. Тем более, он однозначно сражался с ними на стороне имтердов, и слишком среди них всех выделялся. Как и, в принципе, Самум. Да и кто тогда мог знать, какова была настоящая история Золина, известная лишь Вали, и самому ему, теперь жившему под именем самого опасного в мире преступника Даллахана.

– К слову…Вы, кажется, говорили на горе, что Информаторов много. Мне казалось, что их всего четверо. – тихо прошла мимо Френтоса и села на кровать Кайла. Френтос убрал распластанные в стороны руки.

– Это говорил Таргот. А он уже…

– Спекся. – глянул на Таргота Френтос.

– А еще, он мне так и не рассказал, что с ним происходило в лагере «Тихие Луны».

Мы с Френтосом задумались и переглянулись.

– А вы знаете? – скрестила руки на груди она.

– Кажется, там готовили какой?то элитный отряд, и хотели туда записать его. Он даже нам толком ничего не рассказал. – рассказал, как есть, я.

– Эххх… – вздохнула она, наконец снимая капюшон. Теперь ее светлые, густые волосы и маленькие косички, завязанные зеленой нитью, огонь из камина освещал достаточно, чтобы я смог их разглядеть.

– Скучно стало? – глянул на нее Френтос. Кажется, теперь желание взглянуть на лицо Кайлы в нем перебило даже его наглость. Хотя и сомневаюсь, что дело тут было просто в интересе. Френтос на молодых девушек вообще был уж очень падок, а они его все недолюбливали. Не сомневайтесь, было за что. В его объятиях наверняка и кашалот бы задохнулся.

– Спать хочу… – зевнула Кайла.

– Как скажешь. Кровать твоя, а Соккону ты, вроде доверяешь. Я лягу в другой комнате… – тихо, и вдруг грустно, встал на ноги Френтос.

– Ты обиделся? – удивленно взглянула на него она.

– Нет, с чего бы вдруг. Я ведь понимаю – я сумасшедший, безумный, и тебе меня стоит избегать. – как ни странно, без какой?либо насмешки проговорил он, прикрывая за собой дверь. Но я слишком хорошо знал Френтоса, и это была не грусть, и тем более не обида. Он о чем?то думал, причем, крайне усердно, даже подозрительно для него. Хотя, мне, в последнее время, уже все казалось каким?то подозрительным. Его поведение тем более.