Карты Люцифера

– А, это ты, – без особого восторга произнесла она. – Ну, уж заходи, коли пожаловал.

– Хозяйка дома?

– Где ж ей быть. А ты, Артюша, зря в дверь ножищами тарабанишь, народ булгачишь. Нетерпелив больно. И так бы отворили.

– Извиняй, старая. Боле не буду.

Артем неторопливо разулся, подхватил свою объемистую холщовую суму, больше похожую на котомку странника, и уверенно двинулся по огромному плохо освещенному коридору. Бывал он здесь не один раз и дорогу знал хорошо. Карлица семенила позади, громко кряхтя. Посещая эту квартиру, Артем всегда удивлялся ее особому аромату. Тут постоянно пахло не то экзотическими пряностями, не то восточными курениями.

– Ты чего, старая, бурчишь? Животом маешься? – насмешливо поинтересовался Артем.

– Ходят тут всякие, – пренебрежительно отозвалась старуха. – Раньше таких, как ты, не то что на порог – в парадное не пускали. Из-за вас, дуроплясов, все несчастья наши… Был бы жив Эраст Богданович, царствие ему небесное, он бы тебе хвоста накрутил.

– Иных уж нет, а те далече, – хмыкнул Артем. – Бывал я и у Эраста вашего. Или позабыла?

Но карлица не стала вдаваться в воспоминания. Она лишь что-то злобно буркнула себе под нос.

Они вошли в просторную, несмотря на обилие находящихся в ней вещей, комнату.

– Привела вот, – ворчливо сообщила карлица, обращаясь к женщине, сидящей на старинном диванчике, обтянутом золотистым в синюю полоску тиковым чехлом.

Женщина оторвала взгляд от книги, подняла его на Артема и слабо улыбнулась. Холодная отчужденная улыбка была лишь данью вежливости. Радости от появления гостя дама явно не испытывала.

Она была хороша собой той красотой увядающих блондинок бальзаковского возраста, которые иной раз выглядят в этой поре более выигрышно, чем в молодости. Пышные формы, длинные медового цвета волосы, лень и расслабленность в движениях производят неизгладимое впечатление на определенную категорию мужчин-живчиков восточного типа. Именно к подобной категории принадлежал Вартан, нынешний муж дамы. Сейчас он находился в камере предварительного заключения одной из правоохранительных структур столицы.

– Здравствуйте, Агния Сергеевна, – приветствовал даму Артем. – А где Вартан?

– Неужели не знаете? – Розовый ротик саркастически скривился. – Сидит.

– Беда-то какая, – притворно вздохнул Артем.

Он демонстративно обвел глазами обстановку комнаты, словно видел ее в первый раз. Тут было на что посмотреть. Мебель, в настоящий момент зачехленная, – павловский ампир. На стенах картины: небольшой набросок Шишкина, осенний пейзаж Поленова, две работы Лемоха: «Молодица за прялкой» и «Портрет крестьянского мальчика». Имелись и западноевропейские мастера, в частности «малые голландцы».

Обстановка и большинство картин принадлежали прежнему мужу хозяйки, тому самому профессору медицины, о котором повествовала дверная табличка. Лет двадцать назад, сразу после войны, немолодой уже ученый муж женился на своей студентке, в ту пору высокой, медлительной блондинке, на чьем лице обычно присутствовало несколько сонное выражение. После замужества и окончания института Агния сохранила и даже упрочила в своей натуре негу и истому. Словно золотая рыбка в аквариуме, она медленно и плавно передвигалась по просторной квартире, время от времени выходя со своим Эрастом Богдановичем (она звала мужа только по имени-отчеству и всегда на «вы») «в свет», обычно в Большой театр. Детей у профессорской четы не имелось. Хозяйство вела карлица Манефа, вывезенная из какой-то подмосковной деревни и с тех пор проживавшая в семействе Ладейниковых в качестве не то кухарки, не то экономки. В Агнии она души не чаяла, испытывая к ней прямо-таки материнские чувства.

По прошествии энного количества лет в семействе Ладейниковых случилась трагедия: в одночасье скончался Эраст Богданович. «Кондратий хватил», – выразилась безутешная Манефа.

Поскольку Агния ни часу в жизни не проработала, встал вопрос о пропитании.

Профессор медицины оставил после себя кое-какие сбережения, но главное, обширную коллекцию живописи и антиквариата, так что голод вдове не грозил. Реализация тоже не составляла проблемы. Манефа отнесла в комиссионку набросок к картине Иванова «Явление Христа народу» и получила взамен сумму, достаточную для безбедного проживания в течение полугода.

Материальная сторона бытия тревог у Агнии не вызывала, но бытие зиждется не только на хлебе насущном. И тут возник Вартан. Этот знойный брюнет лет сорока попал в дом Ладейниковых, в общем-то, случайно, привлеченный рассказами о неслыханном наследстве, доставшемся вдове профессора. Вартан, кроме прочего, приторговывал и антиквариатом. Конечно, он явился не сам по себе, а с рекомендателем, тем же Артемом – Манефа за порог кого попало не пускала. Но не Шишкин и Поленов потрясли воображение огненноглазого восточного человека. Его наповал сразили пышные формы и ленивые повадки Агнии. Позже Артем пожалел, что ввел Вартана в дом Ладейниковых. Вартан родился в Бейруте в армянской семье, а после войны вместе с родителями и сотнями других армян приехал в СССР. Ереван молодому человеку показался слишком провинциальным, и в конце пятидесятых годов он подался в Москву. Вартан был неплохо образован, некоторое время учился в Бейрутском университете, кроме родного и русского, знал арабский и французский языки, но по натуре являлся авантюристом, стремящимся только к наживе и приключениям. Впрочем, Агнию он любил, называл исключительно «мон шер» и «мон ами», а коллекцию профессора медицины не только не разбазарил, а даже приумножил. В частности, среди скромных передвижников и сдержанных голландцев затесалась картина неизвестного немецкого мастера конца девятнадцатого века под названием «Купающаяся Сусанна». Роскошная красавица, выставив напоказ все свои прелести, плескалась в небольшом водоеме, скорее даже луже, а из-за кустов на нее похотливо глазели два уродливых старца. Дальнейшие намерения старцев были предельно ясны. Когда Манефе случалось пройти мимо соблазнительного полотна, карлица неизменно сплевывала.

Чем конкретно занимался Вартан, даже для Артема являлось полной загадкой. Скорее всего, по его предположениям, армяшка ворочал валютой. Сам Артем с подобными вещами принципиально не связывался, помня судьбу Рокотова, Файбышенко и Яковлева.[2 - Известные московские валютчики, расстрелянные в начале шестидесятых годов.] Любые, даже наивыгоднейшие сделки мгновенно переставали интересовать Артема, как только на горизонте начинала маячить расстрельная восемьдесят восьмая статья. Пару дней назад по Москве прошел слух, что Вартана «взяли». Ясно было, что разумный человек в квартиру, скорее всего, находящуюся под наблюдением, соваться не станет. Это как раз и устраивало Артема. Дело в том, что у Вартана имелась одна крайне интересная вещица, а именно византийские эмали. В надежде заполучить их Артем и пожаловал к Агнии.

– А когда его?.. – Артем замялся, не желая произносить роковое слово. В доме повешенного, как известно, не произносят слово «веревка».

– Вы зачем, собственно, пришли? – в свою очередь, поинтересовалась Агния, не отвечая на поставленный вопрос.

– Мы с ним, с Вартаном то есть, договаривались о продаже одной вещи…

– Какой конкретно?

– Да эмалей.

– Он мне ничего не говорил.

– Да как же тут скажешь. Не до этого. Обыск был?

– Естественно.

– Что же искали?

– Они, знаете ли, не сообщали, – усмехнулась Агния и встала, давая понять, что разговор окончен. Палевая в мелкий розовый цветочек шелковая пижама, видимо, была плохо застегнута, поскольку неожиданно разошлась, и на свет божий явилась большая вяловатая грудь с крупным коричневым соском. Нисколько не смущаясь Артема, Агния водворила грудь на место и застегнула перламутровую пуговицу. – Итак, молодой человек, разговор окончен. Без Вартана я ничего продавать не собираюсь.

Но Артем так просто сдаваться не привык. Он поднял на хозяйку свои нагловатые зеленые глаза и как бы между прочим сообщил:

– Тут недели две назад в «Правде» забавный фельетон напечатали.

– Я газет не читаю, – холодно отозвалась Агния.

– И зря. Иногда факты, изложенные в них, могут пригодиться. Вот вам пример… – Артем сделал многозначительную паузу.

– Продолжайте, – лениво вымолвила дама.

– Статейка называется «Створки шкафа открылись», и речь в ней идет…

– …о валютчиках, – закончила за него Агния.

– А говорите, газет не читаете, – нарочито упрекнул Артем.

– Вартан рассказывал. Он-то прессу штудировал от корки до корки.

– Тогда, наверное, он сообщил, что, помимо крупных сроков, этих ребят постигла полная конфискация имущества.

– Намекаете, и меня подобное ждет?

– Не исключено.

– Во-первых, до суда не имеют права, а во-вторых, большая часть имущества нажита моим покойным первым мужем.

В голосе Агнии Артему послышалось легкое беспокойство, и он решил усилить нажим:

– Оно, конечно, так, но коллекцию могут изъять как вещдоки. Тем более что эмали появились в вашем доме совсем недавно. И продал их Вартану лично я.

– А теперь, выходит, пожалели?

– В некоторой степени. Вернее, подумал, что Вартану они не скоро пригодятся. А если их изымут, то эмали, надо думать, безвозвратно пропадут, поскольку, скорее всего, их сочтут достоянием государства и передадут в какой-нибудь музей или в Гохран.