? Не знаю, спой, если в голосе!
Ровно в десять я выпихнул «ночную бабочку» за ворота. Улица, хвала небу, радовала пустотой. Завернув за угол, мы дошли до остановки, и подъехавшая маршрутка забрала прелюбодейку. Когда я вернулся обратно, посередине двора, никого не стесняясь, метала молнии прокурор.
Хозяйка как могла успокаивала буянку:
– Вот же он, а мне шепнула: – Повезло тебе!
Допросив меня где болтался, прокурор разомлела на еще теплом месте пэтэушницы и отдалась нахлынувшему чувству.
? Супер! Так страстно и долго! – похвалила бабенка и, всплакнув на прощание, добавила: – Как я теперь без тебя буду? Ума не прилажу…
«Просто кончить не мог», ? чуть не ляпнул я.
Через год прокурор сама подошла на пляже:
? Ты все там же? Вечером зайду!
? Боюсь, мой новый друг не поймет это!
? Какой друг? Ты гей? ? и, скептически оценив Веника, она ретировалась. Тот давился от смеха.
Попав на вечный «праздник жизни» я не мог сдержать эмоций:
Опять один и слава Богу!
И все приходит понемногу,
К той постоянной суете –
И летом жизнь летит ко мне!
Я не большой знаток прогнозов,
Но знаю то, что нужно мне:
Дай Бог, дожить бы до морозов
И жизнь в привычной колее.
И снова лыжи, солнце, горы,
Все то, что греет сердце мне,
А летом: ветер, волны, море,
И счастлив жизнью я вполне.
Зачем мне должности и злато,
Всегда быть сверху на коне,
Когда для жизни мало надо –
Гармонию найти в себе!
Ведь человек рожден для счастья,
А не расхлебывать ненастья,
Он приглашен на жизни пир –
Затем пришел я в этот мир!
Пройдет пятнадцать лет и, покидая «самый скверный городишко из всех приморских городов России», я напишу это:
«Прощай, убогая Ана…па!» –
Я с удовольствием пишу,
И, помахав на память шляпой
Поведать правду поспешу.
Прощайте чур…ки: греки, турки,
И с ними прочие хачи,
Одним теперь играть вам в жмурки,
Деля курортные харчи!
За деньги вы на все готовы:
Продать себя и всех купить,
Придет июнь, а значит снова,
Вы будете по волчьи жить!
Обманывать людей, друг друга,
Сдавая на сезон жилье,
Живя по замкнутому кругу,
Вы превращаетесь в жулье!
Культуры ноль, душа уныла,