Тишина

Тишина
Алексей Сергеевич Банный

Порой достаточно одного случайного события, чтобы жизнь изменила свой привычный ход. Порой достаточно одного слова от совершенно незнакомого человека, чтобы вновь обрести, казалось, навсегда потерянный стимул жить. Порой достаточно просто открыть пятничным вечером дверь в бар со странным названием «Тишина». Порой для того, чтобы решиться на перемены в жизни, недостаточно одного желания. И нужен кто-то, кто подскажет правильный путь. Научит заново мечтать и ценить каждый день. Поможет оторвать свой взгляд от каждодневной рутины и посмотреть вперед.Сотрудник небольшой торговой фирмы и примерный семьянин Сергей никогда не позволял себе проводить досуг в барах. Но именно в эту пятницу он решил нарушить устоявшиеся правила своей жизни, и оказался в «Тишине». Наедине с чашкой кофе, тишиной и собственными мыслями.

Алексей Банный

Тишина

1

Этот бар совершенно не был похож на сотни своих собратьев. Восьмой час вечера, пятница, а кроме компании из трех молодых людей, по виду почти подростков, и откровенно тоскующего бармена в заведении не было ни души. Да и подростки вели себя на удивление тихо и расположились в самом дальнем углу окутанного полумраком зала. Он посмотрел на потолок, но больше для того, чтобы подтвердить свою догадку. Основное освещение, шесть больших светильников, выполненных в вычурном стиле, были выключены. Горело не больше пяти точечных диодных ламп, холодного света которых вполне хватало, чтобы не налететь на притаившийся в полумраке столик, и было более чем достаточно, чтобы чувствовать себя комфортно в собственном одиночестве.

Что занесло его в этот бар именно сейчас, вряд ли кто-то мог бы сказать. Он сам уж точно не знал правильного ответа на этот вопрос. Тяжелая неделя, вымотавшая все нервы до последнего нескончаемым потоком придирок самодура начальника, или очередной телефонный скандал с женой? Какая, впрочем, разница? Начальник действительно был самодуром, получавшим удовольствие от того, что заимел свою маленькую властишку над отделом продаж в небольшой фирме, и тыкавшим этой скромной в сущности властью в морду своим подчиненным. Зеленый карьерист, который еще год назад был всего лишь стажером. Оправдывать его еще удавалось, но терпеть придирки на ровном месте с каждым днем было все труднее.

Да и упреки от жены были большей частью оправданными. Зарплата в тридцать тысяч с копейками в двадцать третьем году двадцать первого века? Смех, да и только! Мужчина должен обеспечивать свою семью, а не думать о том, на что ездить на работу следующую неделю. Только если бы все зависело от него одного. А у дочери через восемь месяцев выпускной в школе, на который тоже нужны деньги…

Повинующаяся доводчику дверь подтолкнула в спину, ненавязчиво намекая, что стоять в проходе как минимум неприлично, и мужчина прошел к барной стойке, на ходу снимая сильно выцветший, но еще вполне годный драповый плащ, подаренный двадцать лет назад отцом, которого уже десять лет как нет, по случаю окончания института. Двадцать лет, за которые он даже не потолстел и не удосужился обновить гардероб: все как-то было некогда, и даже вроде незачем. Хотя, если уже быть до конца честным хотя бы с самим собой, то просто было не на что. Не хватало ему зарабатываемых денег на себя, и это раздражало и злило. Как можно ходить в пусть и опрятной, но старой одежде, и чувствовать себя полноценным мужчиной?

Повесив плащ на крючок, стилизованный под все тот же хай-тек, мужчина нашел глазами туалет и первым делом отправился мыть руки. Привычка, вбитая супругой за годы совместной жизни, и сейчас дала о себе знать. Он и собирался-то выпить чашку кофе, на большее все равно не хватало денег, но все равно совершил этот гигиенический ритуал и так же ритуально усмехнулся своему отражению в зеркале, из которого смотрел еще не старый, но изрядно потрепанный человек, принадлежавший когда-то к мужскому полу. На лице с явными следами небритости отчетливо выделялись редкие рыжеватые усы, отпущенные несколько лет назад, и потускневшие карие глаза, да еще застывшие морщины вечной грусти. Когда он последний раз искренне улыбался? Так давно, что даже лицо это забыло, не то что память.

Он вытер руки бумажным полотенцем, поправил съехавший на горле пуловер, такой же изрядно поношенный, как и вся остальная его одежда, и вернулся к барной стойке. За эти несколько минут в пустом заведении ровным счетом ничего не изменилось, молодежь все так же цедила пиво, переговариваясь вполголоса, а бармен продолжал неторопливо натирать бокал под бубнеж ди-джея популярной радиостанции.

– Можно мне один кофе, пожалуйста? – Он осторожно опустился на стул на самом дальнем конце барной стойки.

Бармен, довольно молодой парень в идеально отглаженной черной рубашке и классических джинсах, окинул посетителя безучастным взглядом, отставил в сторону бокал и достал из-под стойки ослепительно белую кофейню кружку.

– Сто тридцать пять рублей.

Посетитель едва заметно дернулся и вытащил из заднего кармана брюк немного помятую банковскую карту. Бармен лишь усмехнулся и молча поставил рядом с ним кофе и терминал с уже введенной суммой.

Когда он последний раз вот так пил кофе – не как дежурный напиток (это случалось регулярно, минимум по четыре кружки в день), а вот так, в каком-нибудь заведении с довольно уютной атмосферой и приглушенным светом, он не мог вспомнить. Десять, может, двенадцать лет назад, когда дочь была еще совсем ребенком, а жена сама была рада прогуляться с ними после работы и, иногда, куда-то зайти, выпить кофе, купить дочке сок и чизкейк. Когда все это прекратилось? Почему он этого не заметил? На каком этапе жизни работа и рутинный быт заполнили всю его жизнь, каждую минуту? Когда Анечка, его дочка, пошла в школу? Пожалуй, так. Именно тогда денег стало откровенно не хватать, он сменил работу, устроившись в эту фирму продавать запасные части к прокатным станкам, и стал позже приезжать, задерживаться. И упустил что-то безумно важное за ворохом никому в сущности не нужных накладных и договоров. Да, денег стало больше, но эффект от увеличения дохода был недолог, а жизнь оказалась такой же затертой и блеклой, как его банковская карта и старое пальто.

– Одинокий мужчина пьет в пятницу кофе? – Приятный, почти обволакивающий голос вырвал его из хоровода опостылевших вопросов. Голос неуловимо знакомый, словно уже где-то он его слышал. Может, по радио или, случайно, в автобусе, но точно слышал. Именно такой, негромкий, с чуть более низким тембром, чем обычно ожидают от девушек, но при этом чертовски приятный. Будто родной.

Мужчина повернулся к обладательнице этого чарующего голоса, собираясь отшутиться, но слова застряли в горле, так и не решившись вырваться наружу. Она была молода и прекрасна. Завораживала с первого взгляда идеальными чертами лица с едва заметным макияжем, разве что губы были подчеркнуты неброской темной помадой. В полумраке бара различить цвет помады он так и не смог. Девушка завораживала царственной грацией плавных движений и совершенным стройным телом в неожиданном для двадцать первого века черном коктейльном платье с открытыми плечами, дразнящим декольте и довольно свободной юбкой чуть выше колен. Почти ретро.

– Вечер пятницы не создан для кофе. – Девушка не дождалась ответа и жестом подозвала бармена. – Для кофе есть утро понедельника, а пятница создана для капризов. Вы согласны со мной?

Все, что смог сделать мужчина, это кивнуть в ответ, продолжая крутить в руках уже остывший кофе. Не говорить же первой попавшейся девушке в баре, что на карте осталось не больше трехсот рублей, на которые еще нужно добраться домой и прожить выходные. Вдруг нужно будет куда-то ехать? Ни одна девушка такой исповеди не поймет. а тем более такая прекрасная и манящая. Он ощутил прилив жгучего чувства стыда, и это, судя по всему, отразилось на его лице. Красавица улыбнулась.

– Мне «Лонг-Айленд», – обратилась она к подошедшему бармену. – А моему спутнику триста грамм хорошего коньяка для начала. И еще белый виноград и сырную тарелку.

– Я боюсь…

– Меня не нужно бояться. – Девушка решительно пресекла робкую попытку протеста, положив ему на руку свою точеную ладонь с аккуратным маникюром, правда, почти сразу ее убрала, оставив лишь ощущение нежной, шелковой кожи. – Сегодня я буду музой нашей пятницы. Но только сегодня. В следующий раз устраивать вечер будете вы. София.

– Сергей.

– Ты очень напряжен, Сергей. Давай выпьем. – Молодой бармен как раз поставил перед ними заказанные напитки и даже услужливо налил первую рюмку. – Предлагаю первый тост. За пожар в душе!

На этот раз Сергей не смог сдержать саркастическую ухмылку, но тост поддержал, позволив коньяку разлиться внутри приятным теплом. Пожар в душе… Уже и воспоминания о нем не согревают эту самую душу, замерзшую, уставшую, очерствевшую, желающую сейчас только покоя и тишины после очередной нервной и выматывающей недели. Того пожара, тех окрыляющих чувств, что были на последних курсах института, нет уже давно. Есть только запасные части к прокатным станкам, двадцатипятилетний выскочка начальник, и две довольно симпатичные, но не очень приятные в общении девушки, с которыми он работает в одном кабинете и иногда позволяет себе украдкой любоваться их подтянутыми формами, да и однообразные, большей частью проходящие в молчании ужины дома.

Сергей еще раз окинул взглядом сидящую напротив Софию. Длинные распущенные, слегка вьющиеся волосы цвета созревшей пшеницы, резко контрастирующие с черным коктейльным платьем; некоторые пряди непослушно выбивались, прикрыв часть лица собеседницы и ее откровенного декольте. София поймала этот взгляд, улыбнулась и неуловимым движением поправила выбившиеся пряди, открыв небольшие ушки, украшенные миниатюрными серьгами с крохотными сапфирами. Сергей был уверен, что у этой девушки в серьгах были именно сапфиры, а не их синтетическая имитация, которую стало модно выдавать за красоту. Она была настоящей, и все в ее образе и в том, что ее окружает, все тоже должно было быть настоящим, и никак иначе. Не может быть фальши рядом с совершенством. А София была именно совершенством, прекрасным и недосягаемым юным цветком, невесть как оказавшимся в этом странном баре пятничным вечером.

– Обычно первый тост за знакомство. – Пауза затянулась непростительно долго, и Сергей физически почувствовал необходимость что-то сказать, любую глупость, лишь бы снять это вязкое напряжение. Лишь бы она сейчас не разочаровалась и не ушла.

– Не терплю жизни по лекалам, особенно чужим. – Фраза прозвучала легко и беззлобно, но вполне искренне. – Все эти традиции, правила поведения, мораль… Это лишает красок нашу жизнь, не правда ли?

– Я не знаю. – честно ответил Сергей.

– Разве? – Ее смех звонким колокольчиком разорвал липкую тишину пустого бара. – Пятница, вечер, женатый мужчина сидит один в баре с чашкой кофе. Уж не от рутины своей жизни ты пытаешься сбежать, Сергей?

– Вы наблюдательны, София. – То, что она прочитала его, как открытую книгу, задело Сергея, но не обидело. Он только ещё больше убедился в том, что с этой девушкой никакая фальшь не будет уместной, и это вызвало легкий испуг. Сергей давно отвык быть настоящим даже с самим собой… а может, и был им всегда – вот таким потрепанным, невзрачным, тощим и не способным ни на что возражать. Но если настоящий он именно такой, каким видел себя в зеркале всего пятнадцать минут назад, то где затерялся тот хулиганистый мальчишка, способный пройти пешком через весь город просто потому, что ему так захотелось? Под каким пыльным мешком подсознания его теперь искать?

– Ты. Давай мы сразу перейдем на «ты», это раскрепощает.

– Договорились. – Сергей улыбнулся, на этот раз вполне искренне и открыто.

– Так я права? – София подалась чуть вперед, и довольно серьезно посмотрела собеседнику в глаза.

– Ты права: я попытался сбежать от рутины.

– Расскажи. Стой! Нет, давай сперва выпьем за перемены, которых никогда не бывает много.

И снова он не смог сдержать улыбку. Наполнил свою рюмку коньяком и поддержал непривычный, но показавшийся интересным тост. Напряжение, буквально висевшее над ними еще несколько минут назад, стремительно таяло. Но и о своём вопросе София не забыла, как было понадеялся Сергей, и испытующе посмотрела на него.

– Да нечего, в общем, рассказывать. Работа однообразная изо дня в день, вечера тоже. Я самый скучный тип на планете. Удивительно, что такая девушка, как ты, решила подсесть именно ко мне, а не к тем студентам.

– Я предпочитаю мужчин, а не мальчиков: с мужчинами интересней и приятней. А эти трое здесь завсегдатаи, но им, поверь, совершенно никто не нужен. Только они сами. – София бросила скучающий взгляд на продолжавшую свою тихую беседу компанию и тут же отвернулась. – А вот что нечего говорить, это ты зря. Всегда есть о чем поговорить. Вот кем ты работаешь?

– Менеджером по продажам. Здесь недалеко есть небольшая фирма, закупаем оптом запчасти к станкам и продаем их в розницу. В общем, крутимся.

– И давно ты вместе с ними крутишься?

– Восемь лет.

София искренне расхохоталась, но даже бармен не обратил на это ровным счетом никакого внимания, не говоря уже о студентах.

– Тебе же не нравится эта работа. И не обманывай меня, я же вижу. Достаточно посмотреть тебе в глаза, чтобы все понять.

– Так заметно? – Сергей почувствовал, что разговор начинает его тяготить. Ста выпитых граммов коньяка было слишком мало для того, чтобы исповедоваться перед едва знакомой девушкой. Да и вряд ли она захочет такое слышать.

– Заметно. – София резко сбавила обороты своего любопытства, словно почувствовав настроение собеседника, и сделала небольшой глоток коктейля. – Всегда заметно, когда человек теряет себя. Прости мою навязчивость, я не должна была лезть. Это все дурацкое любопытство.

Сергей налил еще одну рюмку и молча осушил ее, совершенно не чувствуя опьянения. Странный, по прежнему пустой бар, странная девушка, которая куда более органично смотрелась бы в каком-нибудь элитном ресторане. Да и вечер странный сам по себе.

– Тогда можно я тоже спрошу? – Он отщипнул от грозди пару ягод и отправил их себе в рот. – Что ты делаешь в этом баре?

– Понимаю, о чем ты подумал, но нет, я здесь не работаю. – София одарила собеседника еще одной искренней улыбкой, слегка обнажив идеально белые зубки. – Скорее, прихожу сюда отдыхать в тишине. Я работаю в крупной строительной компании, контролирую работу проектных бюро, потому шума и криков мне на работе хватает, а в этом баре почти всегда немноголюдно, мягко говоря.