Тёмных дел мастера. Книга первая

На втором этаже западного крыла школы было уже более просторно, и там можно было ходить свободно. Коридор этажа был длинный, стены его после недавнего ремонта были выкрашены в бежевый цвет, а на подоконниках стояли разноцветные, однако сухие цветы. Большинство людей в больших городах находили это последним писком моды и красоты, но, даже зная об этом, Альфред не разделял их вкусов и никогда не понимал, что красивого было в высохшем и давно мёртвом цветке. В пролётах между окнами висели картины, изображающие застывших в разных позах магусов, совершивших когда-то великие подвиги, или просто знаменитых, написанные не менее знаменитыми художниками. А в самом центре этажа покоился огромный портрет короля Сентуса.

Копошась в своих мыслях, парень уже подходил к выделенной ему на этот семестр комнате. Мимо него с шумом проносились студенты разных курсов, оживлённо беседуя друг с другом. Некоторые из них искоса поглядывали на Альфреда, когда тот, как всегда с опущенной головой, молчаливо продвигался вдоль самых стен, сторонясь остальных. Старые деревянные половицы немного потрескивали под его шагами. Подойдя к двери, юноша привычным движением полез в карман своих брюк за ключом, когда вдруг что-то еле заметно скользнуло по его спине.

–Эй, недотёпа! – Альфред узнал знакомый голос. Он вынул руку из кармана и медленно повернулся.

Напротив него стояли трое домагусов. Тот, что находился в центре, был выше Альфреда на целую голову. Этот громила имел надменный взгляд и немного помаранный вид. Мантия внизу лоснилась от потёртостей и была заметно измята, расстегнутая рубаха вылезала из-под коричневой жилетки, узконосые сапоги были натянуты поверх брюк. Пальцы рук выглядели толстыми и неуклюжими, всегда грозное скуластое лицо выдавало в нём жившего мелкими склоками человека, однако его чёрные волосы, по привычке, оставались зачёсаны на бок, что как-то не могло не выделяться из его внешнего вида.

Альфред знал этого бугая все два года. Кан всегда любил потешаться над всеми, кроме себя. Он не упускал случая нагрубить и профессору. Каким-то чудом Кан всё ещё держался в таком месте, как школа магии, хотя также не вписывался в толпу здешних студентов, как и Альфред. Правда, по другой причине.

– «Опа!» – Кан резко выхватил свою палочку откуда-то из-за спины и направил её на Альфреда. Практически тут же из его палочки вырвался продолговатый овал светло-пурпурного цвета и попал в лицо уже зажмурившегося юноши. Проходящие мимо домагусы к тому моменту даже приостановились в предвкушении чего-то смешного. Достаточно было бросить только зерно смеха в эту толпу, и всё пространство вокруг заполонил бы хохот… что Кан и сделал. Альфред открыл глаза от рокочущего смеха. Как обычно, громче всех смеялся сам Кан. Он прямо-таки изогнулся от наигранного гоготанья, когда парень в растерянности стал мотать головой, пытаясь найти на себе причину этой реакции, пока не посмотрел на свои упавшие брюки.

– Держи ещё, пень! «Синт!» – вырвалось другое самодельное заклинание изо рта согнутого от смеха Кана, когда тот ещё раз ловко направил палочку на Альфреда. На этот раз маленький синий шарик, ударивший в юношу, заставил его кожу посинеть до светло-лилового цвета. Альфред упал. Коридор взорвался новой волной смеха. Кан, весь покрасневший, уже держался за стену от хохота. Он тыкал в Альфреда пальцем, широко раскрыв рот. Глаза его ширились от собственного превосходства и вскоре Кан принлся наиграно подражать действиям паренька, когда Альфред, наконец, подобрал свои брюки и кое-как собрал в охапку упавшие перо и тетрадь. После чего быстро стал искать ключи от своей комнаты. В этот раз, хоть и не с первых секунд, но Альфред всё же начал действовать, а не застыл от беззащитности, как это обычно бывало при их встрече с Каном один на один. Сейчас он просто хотел скрыться от этого позора хоть куда-нибудь.

Альфред не заметил, как открыл дверь своей комнаты, и опомнился уже, когда стоял, упёршись в неё спиной с обратной стороны. К тому моменту синюшность его кожи начала понемногу спадать, но Альфреда всё ещё бил колотун. Он слышал оживление людей за дверью, слышал их обидные выкрики и обрывки фраз, однако не было похоже, что Кан всё ещё стоял там, иначе одним этим дело бы точно не кончилось. Утвердившись в подобных мыслях, юноша нервно вздохнул и, ещё раз проверив, надёжно ли заперта его дверь, медленно прошёлся по комнате, присел на свою кровать в углу и склонил голову набок.

В первый же день он напоролся на Кана у входа. Без особой причины тот тогда сильно толкнул фермерского паренька, просто проходившего мимо, и с тех пор Кан никогда не отставал от него. Альфред приехал в это место, надеясь встретить доброту и отзывчивость, однако в первый же день получил лишь непонимание и насмешку. В то время он был ещё открытым для нового мальчуганом, хотел увидеть мир. Но впоследствии увидел мир таким, каким даже не мог его себе представить – он увидел его настоящим. Поначалу повергшее его в ужас открытие теперь казалось парню вполне закономерным и логичным: люди из так называемого «приличного общества» глупые и безразличные, их мечты низкие, а идеалы ложные. По какой-то причине в этой школе все оказались просто помешаны на чистоте и правилах и ни в коем виде не терпели реальности – того, что земля чёрная и грязная, а вода бывает и мутная. Для каждого из этих людей оставались важны лишь их бесполезный социальный престиж и связи, а каждый, непохожий на них, тотчас же становился отребьем, для которого нигде не было места.

Всё это ютилось у Альфреда где-то в уголке его сознания, давая иногда о себе знать вот в такие моменты. Однако легче от этого его собственная жизнь пареньку не казалась.

Альфред сделал ещё один вдох и откинулся на кровать.

Комната в общежитии, где он ютился, была маленькой и довольно светлой благодаря большому окну в стене. Юноша любил сравнивать её с решетчатой клеткой, из которой было всё видно, но выбраться откуда представлялось решительно невозможно. Небольшой прямоугольный стол, стул, подставка для заклинания «световой шар», кровать, чемодан – всё это еле умещалось в комнатке. В первые месяцы привыкший к простору полей Альфред чувствовал себя здесь крайне неуютно, но со временем он привык и даже полюбил свой маленький уголок. Каждая вещь здесь находилась под рукой, и ничего не мешало. Стол был весь засыпан его тетрадями, учебниками и свитками – парень не считал это беспорядком. Также в столе была полка, где помимо посуды Альфред хранил ещё и свёрток с письмами от отца. Временами он перечитывал их, и глаза его немного краснели от подступающих к ним слёз. В чемодане у двери лежало нижнее бельё на смену и его обычные домашние вещи. Последний раз в домашнее он одевался почти год назад, когда уезжал к отцу на лето – до родной фермы Альфреда было около семи дней пути на лошади, если ехать в карете или в телеге. На полу был постелен простенький половичок, а стены и потолок и вовсе были голые. На подоконнике лежало его «Завоевание диких земель». По вечерам Альфред любил вчитываться в строки этой исторической саги, которая захватывала его воображение целиком и уносила прочь от окружающей его бессмыслицы и суеты.

Из окна хорошо был виден внутренний двор школы. Хотя весна давно уже буйствовала на Хоккарианской возвышенности, погода была мерзостной в последнюю неделю. Небо было равномерно свинцовым и, казалось, могло упасть. Это почему-то вгоняло Альфреда в такой мрак, что даже его умение радоваться любой погоде тут как-то не очень срабатывало. Окно чётко захватывало ту часть школьного двора, где росли аккуратно подстриженные кустарники, и стоял фонтан в виде лебедя. Также, ко всему прочему, из него была видна часть идеально ровного газона и аллеи, огибающие всю школу по периметру. А ещё из его окна была видна высокая каменная стена вокруг школы. Стена была старой, поросшей мхом и травой. Вероятно, она стояла здесь с самой постройки этого замка, когда ни о какой магической школе и речи быть ещё не могло. Кроме того она не только защищала школу от всего остального мира, но ещё и производила довольно странное впечатление необычно мрачной, совсем уж неприступной постройки.

За исключением Альфреда в школе, пожалуй, никто больше не понимал, как она возвышалась в сознании каждого обитателя этого места. Казалось, что её нельзя было ни перелететь, ни сломать, ни даже дотронутся до неё. Определённо, защита школы от мира снаружи не была её единственной задачей: такая стена ещё и ограничивала мир внутри. А кроме того по совершенно необъяснимой для себя причине Альфред был уверен в том, что даже если школа разрушится, то стена ещё долго будет стоять на этом месте как немой свидетель давно ушедших времён и событий.

Сама школа также представляла собой холодную каменную твердыню с возвышающимися башнями. Крыши у башен были выстроены конусом, выложенным красной черепицей. Замок имел пятиугольную форму с разнообразными пристройками к нему, конюшней, погребами и большой оранжереей с северной стороны. От ворот стены до парадного входа в школу пролегала широкая мощёная дорога с декоративным заборчиком по краям. В праздничные дни по ней проходило много именитых гостей.

Школа находилась на вершине обширного, но довольно низкого холма. Со всех сторон от неё плавно спускались обрабатываемые земли и упирались в густой лес на западе и пастбища местного городка Шиванс на юго-востоке. Закаты и рассветы здесь были воистину потрясающие. Иногда по вечерам от земли шёл туман, а по ночам в хорошую погоду можно было видеть всю необъятную громаду звёздного неба так ясно, что сердце замирало в груди. Для Альфреда такие моменты были чуть ли не единственным клочком радости в этом месте. Хотя, возможно, и сам Альфред был единственным, кто мог искренне восхищаться тем, на что другие просто не обращали внимания, считая это обычным делом.

Через главные школьные ворота ученикам дозволялось выходить каждый день, но только на час, в одно и то же время. Естественно, никто из них даже и не думал о побеге. В основном здесь учились те, кто провёл всю свою жизнь в городах и поэтому редко покидал замок без особых причин. Ибо каждый считал настоящим проявлением цивилизации здесь, в такой глуши – только их школу. Альфреду даже казалось, что поля и лес на горизонте как-то пугают их, как будто все ученики, слуги и даже профессора боялись настоящего мира, зажавшись в своём маленьком мирке и посматривая оттуда на всё свысока. Сама жизнь давала им возможность изучить что-то кроме каменных стен школы, но лишь некоторые выходили прогуляться по вечерним полям и то, когда погода позволяла. Конечно же, парень старался не упускать таких моментов. Временами ему казалось, что нужно было сделать только один шаг, и лес, его любимый лес спасёт измучившегося юношу от всего этого. Но потом он приходил в себя и понимал, что, скорее всего, не смог бы выжить там долгое время. Да и куда бы он затем подался? Ведь с помощью магии его бы обязательно нашли и вернули отцу… А затем, прямо на отцовских глазах, исключили бы из школы, что стало бы для Альфреда самым страшным позором во всей его жизни.

Поддавшись своим печальным размышлениям, юноша опять пропустил ужин. К счастью, Корин, прихвативший пару кусков хлеба, сыра и гроздей винограда со стола, очень скоро зашёл к своему товарищу узнать, почему тот уже в третий раз за последние полмесяца не приходит на ужин в обеденный зал. Альфред никогда не считал Корина приятной компанией, однако этот простоватый мальчуган из предместий городка Вант-Сартос очень любил поболтать с соседями по общежитию. А молчаливый Альфред как никто другой умел слушать и не перебивать. Отчего и не мог отделаться от навязчивости Корина.

– …Говорят, Персиваль хотела тебя видеть, – пробурчал Корин сразу после того, как успел обсудить с ним все свои проблемы.

– Опять? – уныло ответил ему Альфред.

– Это из-за Кана, наверно, – немного усмехнулся тот, покручивая в руках остатки сырного бутерброда.

– Она опять думает, что я виноват.

– Скорее всего.

– Почему она всегда выгораживает Кана?

– Может, они связаны как-то… Родственники?

– Да нет, Корин, не родственники…– недовольно ответил ему Альфред и отвернулся.

В душе он понимал, что проще всего было скинуть проблемы на фермерского безрукого студента, чей отец, в случае чего, не сможет заплатить за него, чем на богатенького Кана из Кальстерга. Хотя всё ещё надеялся, что это было не так, и он ошибался.

– Ладно, я зайду…– проговорил, наконец, Альфред и подошёл к окну.

Корину хватило мозгов понять, что парень был уже не в том настроении, чтобы болтать с ним, и решил пойти дальше по своим делам.

«Зайду завтра с утра! Может быть, с утра она будет добрее…» – подумал про себя Альфред, запирая за ним дверь. Ему не хотелось ничего объяснять сейчас.

Выглянувшее из-за тучи на некоторое время солнце пробилось в его комнату, и парень с неохотой заметил, что уже умудрился опоздать и на сегодняшний «свободный час». Не найдя ничего лучше, он решил снова закопаться в свою книжку.

Вечером Альфред попробовал попрактиковаться перед завтрашним уроком по творению заклинаний. Взяв с подоконника свою палочку, он как можно аккуратнее стал выводить ею в воздухе световые круги и создавать небольшие газовые облачка, произнося слова заклинания из учебника. Но как всегда у него это не очень-то получалось. Возможно, сон мог поправить ситуацию, – пришла к нему в голову последняя усталая мысль, и Альфред начал готовиться ко сну. Сняв с себя верхнюю одежду, он повесил её на вешалку и, оставшись в одном исподнем, быстро юркнул под одеяло, не забыв погасить магический «свет» на подставке, стоявшей в углу у стены. Однако в эту ночь он проспал ещё меньше, чем в предыдущую. Что-то неясное волновало его до самого рассвета… Что-то неясное… Возможно, это был завтрашний отчёт перед Перси.

Глава 2

…мечты сильных формируют действительность.

(Юзеф Бестер)

Центральный кабинет Персиваль Ульт находился на третьем этаже прямо над входом в здание школы. Также в её распоряжение входили кабинет на первом этаже и кабинет провидения в западной башне. Стук в обитую красным ситцем дверь оторвал полную женщину от размышлений:

– Да, домагус 178, входите.

Благодаря своим особым зачарованным печатям, она была не просто провидцем и могла видеть всю информацию о вещи или существе даже через стену. Поговаривали, что она могла изменять воспоминания человека и выискивать самые потаённые желания в его душе. И, естественно, именно она руководила группой домагусов третьего года, в которой учился Альфред. Парень знал, что с ней было просто невозможно лукавить, и поэтому всегда всё говорил начистоту. Из-за проблем с Каном он часто оказывался в этой, наверное, самой аккуратненькой комнатке в мире.

Ни в коей мере здесь не могло быть изъяна. Декоративный коврик перед входной дверью был лишь незаметной прелюдией к её кабинету. Внутри царили чистота и порядок. На стенах между картинами висели бесчисленные правила школы. Изрядное количество этих правил касалось гигиены и поведения в стенах здания. Конечно же, большинство из них являлись творением самой госпожи Ульт. Окна были обрамлены золотой тканью и бархатными занавесками, так любезно предоставленными ей самим директором. По кабинету витал запах благовоний. Вся мебель и вещи максимально сочетались с этим местом. Книги в шкафах были рассортированы не только по алфавиту, но ещё и по цвету, виду, толщине и языку. Даже под ножки резного стола из красного дуба были подложены маленькие лоскутки ткани, чтобы тот своим весом не оставлял вдавленных отпечатков на подстеленной под ним искусственной шкуре лося, по которой, казалось, никто никогда не ходил. Справа и слева от входа стояли напольные вазы с сухими цветами. Сбоку находились два роскошных кресла, в которых госпожа Ульт обычно пила чай из очень маленьких чашечек со своими подругами-профессорами, совершенно открыто предаваясь сплетням и судачествам о школе, позволяя себе тем самым до конца следовать своей женской натуре.

Альфреда, видевшего картину этого кабинета много раз, всё ещё воротило от неё. Как всегда он очень тщательно вытер ноги и вошёл. Перси сидела за столом и писала свои отчёты позолоченным пером. Альфред немного заробел и остался стоять у входа.

– Что, так и будете там стоять? – цинично окликнула его Персиваль.

Парень послушно подошёл и сел напротив неё.

Госпожа Ульт никогда не умела выбирать наряды. Она носила то красную мантию, обтягивающую её во всех местах, то зелёный нарядный кафтан, который никак не вписывался в её серьёзный облик с пухлыми запястьями. Лицо этой женщины никогда не видело ни настоящей улыбки, ни счастливого настроения, лишь аккуратность и сдержанность. Раздутый второй подбородок и губки бантиком делали её очень похожей на индюка, но никто, разумеется, не осмеливался даже подумать о подобном в присутствии этой дамы.

«Наверное, и Кан её боится…» – посчитал про себя Альфред, на что госпожа Ульт манерно сняла с носа свои серебряные очки на цепочке с тоненькими стёклышками, и юноша тут же осёкся своих мыслей.

– Домагус 178, расскажите мне, – делая небольшие паузы между словами, начала Перси, – почему вы вчера нарушили пункт третий правила 56 и правило 118?

Альфред немного дрогнул:

– Я-я, прос…

Перси не дала ему закончить:

– Одни из справедливейших правил этого прекрасного места, этого бастиона науки, которым мы все так гордимся и который так любим! Вам что, здесь не нравится?

– Н-нет, госпожа! Нравится! – парень постарался спрятать все свои дурные мысли ещё когда шёл сюда.