Поэты местные – мессии. Стихотворения, поэмы

Порой задумываюсь (да и ты, я уверен, тоже), хорошо или плохо, что нам довелось жить в эпоху перемен. «Не дай вам Бог..» – утверждают древние. С одной стороны, действительно сломалась расписанная наперед жизнь, ненужным оказался прежний багаж знаний, опыт, заслуги… С другой – какая отменная встряска, вырвавшая из застойного, удушающего…

Многое не принимая из сегодняшнего бытия, я не сомневаюсь, что в той старой стране жилось бы мне менее интересно. Хотя одну из книг повествования «Провинциалы», книгу о девяностых годах прошлого века, я назвал «Неестественный отбор», понимая всю несправедливость свершившегося, когда во власти и при ней оказались не те, кто жил по Божьим заповедям, а хитрые и корыстолюбивые, не сильные духом, а дельцы с душевной червоточиной.

Каждому поколению выпадает свой урок, свое испытание. Так уж устроен мир. Дедам нашим таким испытанием стали революционные годы начала двадцатого века и искушение неверием. Отцам – мировая война и победа над фашизмом. Ну а нам, родившимся после войны, выпало испытание переменами и противостояние духовному распаду.

В одна тысяча девятьсот девяносто пятом году неожиданно получил от тебя письмо. Ты писал тогда: «Сижу без зарплаты, чего-то жду. Нас много таких, непредприимчивых, безденежных и инертных. Ни шатко ни валко колыхаются верблюды лет: не кончается российская пустыня. Вздрогну, как Вий, подниму иногда веки – жизнь бушует. И закрою веки. Стихи – моя отдушина».

И было в письме несколько стихотворений. Вот одно из них.

Куда пойти,
куда податься…
в эпоху смутных перемен?..
Задумываюсь принцем Датским,
я – бич. И бывший джентльмен,
уволенный по воле рока,
без рук, без ног, без головы;
одно достоинство – морока
писать стихи.
Да не новы не в конъюнктуре
способности судить отлично от других.
Судить де-юре,
Когда де-факто нет наличных.

Авось податься в петухи?..

Попробовать сойти с ума

и бред свой выплавить в стихи,

как лом цветной —

в колокола?..

И зазвенеть, закукарекать

за право вышвырнутых в мир —

бесплатно, льготно, как калеки —

ходить в общественный сортир?..

А может… может все-таки

Трудоустроиться законно

в дежурные снеговики?!..

И морковь грызть до заговенья?..

А может быть отдаться чувству,

как вспыльчивые господа —

служить великому искусству:

быть простофилей хоть куда?

Куда пойти?

Куда податься?

Я не был рядом, оттого не знаю, как и когда ты переживал творческие подъемы и спады. Мы не делились этим и позже, уже общаясь в Сети.

Я вижу то, что уже вызрело, родилось, явилось свету. И то, что вижу, пропускаю через себя, свою душу. И не стану скрывать: нравятся мне твои стихи… И, как положено, в том, что нравится, изъяны если и видишь, прощаешь…

Я открыл для себя нового, незнакомого мне поэта.

Поэта, поразительным образом вобравшего в себя философию большого и малого, духовного и материального миров…

Но это уже вывод, а к нему следует прийти…

Я догадываюсь, что ты не ценишь провинциальную скромность.

Но и не стыдишься провинциальности.

И в этом сборнике, может быть, в твоем главном труде, ты сделал самые важные свои открытия.

Поэт на площадь выходить обязан,

Как президент с торжественным указом,

Скупым и чрезвычайным, как молва.

А площадь… площадь – это ухо с глазом! —

Обязана запоминать слова.

Поэт обязан в общества являться

В мирском иль камер-юнкерском мундире…

Каких бы чувств поэты ни будили,

А общества – обязаны считаться!..

С поэтом – да! Признав его поэтом.

И возлюбив. И расстреляв при этом.