Безумие ли?

Это была удивительная картина. Прекрасная женщина, затянутая во все черное, и мраморное тело безобразного сатира.

Я понял все. Это козлоногое чудовище было той самой её постоянной привязанностью, к которой она возвращалась после каждого своего увлечения. Этот развенчанный бог, призванный к жизни властью художника, пришел и отнял ее у нас, простых смертных.

Я продолжал смотреть на эту необыкновенную картину. Мне казалось, что он хохотал во все горло, так что его выдавшиеся на боках ребра как бы двигались, то приподнимаясь, то опускаясь снова. Мне даже чудился этот смех, наглый и циничный, не признававший ничего святого и достигавший до самого неба.

Я больше был не в силах смотреть на это.

Злоба душила меня. В несколько прыжков я очутился возле неё. Я схватил ее за плечи, бросил на землю и высоко поднял свою тяжелую трость над головою хохотавшего урода.

Его голова со звоном и дребезгом упала к моим ногам. Я с бешенством продолжал свою работу, поднимая и опуская трость. Куски мрамора сыпались дождем и белыми искрами падали на тусклую поверхность сонного пруда и на черное платье Валентины Сергеевны.

Она глядела на меня глазами беспредельного ужаса. А я продолжал свое дело. Я разрушал мраморное чудовище, как нечто живое, как нечто имеющее душу. Да разве этот смех не был его душою?

Вскоре от всей статуи осталось несколько черепков. Валентина Сергеевна увидала это. Она вскрикнула, как над трупом любимого человека, и, закрыв лицо руками, поспешно побежала к себе на балкон, мелькая на ступенях металлическими пряжками своих башмачков. Она убегала от меня, как от убийцы.

Вот и вся эта история, полная тайны.

Чрез неделю Валентина Сергеевна продала свое имение за бесценок и уехала неизвестно куда.

Где она, кто она, – я не знаю.

Я говорил об этой женщине с медиками; они повторяли: Это безумие! Это несомненное безумие!

И в доказательство они приводили латинское название этого рода помешательства, точно латинское название может все объяснить.

Но, полно, безумие ли это? Разве эта женщина не была права, отдав предпочтение этому богу и отшвыривая нас прочь своею ногой. Что мы такое? Мелкие козявки, ничтожество, не способное ни на могучую страсть, ни на высокое самопожертвование, ни на гигантское злодейство, ни на что, что выше аршина от земли. А этот могучий смех, достигавший до неба, – разве он не мог поразить и фантазию, и мысль, и все чувства женщины и отнять ее у нас всю без остатка?

Так вот видишь ли, и уродство может пробудить любовь; нужно только, чтоб оно превышало наш маленький аршинчик.

Если хочешь, можешь напечатать этот рассказ, изменив фамилии и выправив стиль и орфографию. Я хоть и кандидат прав, но, как тебе известно, нахожусь в непримиримой вражде с буквой «c». Кстати я зову ее «в старости», так как прописью она напоминает эту букву, опирающуюся на трость.

    Твой N. N.